Гарон

— Срок действия пыльцы три цикла, — сказал Авилорн таким тоном, словно открыл всем известное.

— А прошло меньше?

— Больше.

— Не поняла? И до сих пор сохнешь?

— Эстарна Фея. Она не рассчитала силу, заложенную в ней с рождения. За то и расплачивается.

— Сдается мне, расплачиваешься как раз ты, а она пошла вверх по карьерной лестнице, у основания которой твой труп.

— Ей прочили сан Феи, но она могла отказаться… может.

— Не-а, если уже не отказалась, значит и не откажется, поверь моему опыту. Забудь, кинула тебя твоя возлюбленная как надоевшую игрушку. Не печалься, не ты первый лох, не ты последний, — Яна поерзала, усаживаясь удобнее, сложила ноги как йог и давай откровенничать. Авилорн же лежал, смотрел на нее и не мог понять, куда делась та озлобленная дикарка, что буквально час назад изводила его ворчанием, претензиями.

— Я в парикмахерской работаю, такого порой наслушаюсь, что уже ничему удивляться не могу. Эстарна твоя змея, конечно, еще та, но поверь и хуже бывает. У Полинки, сменщицы моей мужчина появился. Хороший мужик, хозяйственный добрый, уважительный. Не пьяница и не трепло. Пятьдесят ему правда, но и Полине, извини, не пятнадцать… Короче, такое про него рассказала, что твоя история — цветочки. Мужик всю жизнь на Севере деньги заколачивал. Отпашет и домой, жене любимой, сыночку. Квартиру им, машины, на бизнес, сыну на институт. А здоровье уже не то, подводит. В последний раз съездил. Деньги переслал. Домой вернулся, а его вон, транзитом. Чемодан на лестничную площадку и без слов и сожалений — на свалку. А что, жена на его деньги ухоженная, обеспеченная, при квартире машине, бизнесе, любовником молодым обзавелась. Сыну на папку тоже горизонтально. Так и остался мужик на старости лет ни с чем. Весело, да? Вот уж, действительно — не повезло. Но опять же — сам виноват. И ты тоже — сам виноват. Нечего доверять без оглядки. Поверил, доверил — жди подлости или подвоха.

— Что же тебя так искалечило? — тихо спросил Авилорн.

— Меня? Я о тебе говорю.

— Нет, ты себе, своему недоверию оправдание ищешь.

Яна плюхнулась на спину и заскучала: вот и поговорили. Делай добро людям, они не то, что не оценят — не поймут. Ведь по полочкам разложила, пример привела — нет, ничего не понял, а уже нафантазировал.

— Странные вы эльфы. Все такие?

— Я бы тоже самое о вас сказал и спросил. Но ты, это ты, а не все, кто относится к роду человеческому. Теперь понимаешь, в чем разница меж мной и тобой?

— Угу, — буркнула и принялась сапожки снимать. — Спать-то будем? Нас опять закроют?

— Не думаю.

— Чаще этим занимайся, полезно, — скинула брюки и под одеяло залезла, обиженно сопя. Повернулась спиной к парню. Авилорн покосился на нее и прикрыл глаза рукой.

Яна никогда не занималась разведкой, и лавры Штирлица ей не снились, но жить захочешь и не на то сподобишься. И Сурикова начала активно добывать сведения, изучать язык, традиции, жизнь эльфов. На помощь Авилорна рассчитывать не приходилось, хоть он постоянно был рядом. Но тем мешался под ногами. Он все больше молчал, косился на нее и выглядел издыхающим Ромео. Его унылый вид чрезвычайно раздражал Яну, взгляды побитой собаки возбуждали желания добить оную, а постоянные вздохи и ремарки невпопад, действовали на нервы как звук работающей бормашинки времен светлого социализма.

Но больше всего Янину злило три вещи, и какая из них больше, она определить не могла.

Первая: то, что они спали как брат с сестрой и за ту неделю, что они делили постель, ни одного поползновения сексуального характера не последовало.

Вторая: его оскорбительное равнодушие к ней.

Третья: его усиленное внимание к Умарис и косяки в сторону рощи.

Если разобраться, то ей не должно быть дела ни до первого, ни до второго, а третье тем более, должно пройти незамеченным. Но Авилорн, словно специально, противопоставлял Яне Умарис, на глазах первой очаровывая вторую. Умарис цвела, Яна мрачнела, все больше ненавидела эльфа, а с ним и весь Ведимор, что всем составом мило улыбался, чуть не кланялся в пояс, завидев ее. Что все такие добрые-то? Приветливые, терпеливые, доброжелательные!

Яна фыркнула, щуря глаза на Авилорна: забавно было наблюдать с балкона как он бродит по саду, выгуливая Умарис, и цветет, благоухает, песни ей поет. Казанова эльфийский! И что эльфийки в нем находят? Млеет ведь девушка, глаз с его физиономии не сводит, да и другие заглядываются, хоть в город не выходи. Вот дилемма? В город идти — ловить на себе любопытные взгляды и слушать, как в спину вздыхают, плетущемуся следом Авилорну, бросая слова приветствия сродные сочувствию. Дома сидеть — время попусту тратить: информации минимум, неприятностей максимум. Эйола то к подруге, то с Алирной по делам да гостям. Соулорн — молодец мальчик — с мечом, что кажется, изо льда кован, тренируется с товарищами, а еще стрелы пускает. Вот и Авилорну тем же заняться не мешало бы, а то, наверное, и как тетиву натянуть не знает. Нет никого дома, все заняты, а он на хозяйстве, сад сторожит, роман с Умарис крутит. Та, что ни утро — `здрасте'! Вот неймется девушке замуж!

И с грустью подумала, что они-то как раз пара: в одной среде выросли, имеют одни взгляды на жизнь, мнения. Он шикарный грациозный красавец, она изумительно мягкая, воспитанная девушка, и у обоих на лбу подпись элитной формулы ДНК. Благородство черт, величественная осанка, светские манеры. Эльфы.

Яна вспрыгнула на перила и нахмурилась: она сожалеет, что не эльф?! О, это очень плохой признак. Ревность можно объяснить происками мага, его дурным экспериментом. Но чем объяснить грусть-печаль о человеческой сущности? Только одним. Но Господи помилуй, только этого ей не хватало!

А может рано печалиться? Может, все проще? Увлечение. Да, всего на всего. Привязанность. И ревность в этом случае вполне вписывается, злость имеет мотивы, обиды веские аргументы: спит парень с Яной, а гуляет с Умарис. Как не досадовать: такое шикарное тело под боком и до обидного инертное! Ночью. С женой. А днем, с любовницей активно, полно обоняния и годно к употреблению.

Нет, это не эльфийская кровь бродит по организму Яны, это эльфийское проклятье дурманит голову, лишая ума!

Девушка тряхнула челкой и спрыгнула с перил на траву. Направилась к паре, что застыла под раскидистым ясенем, мило беседуя в унисон шумящей листвы. Желание было одно — испортить любовную идиллию.

Она прошагала мимо пары, плюхнулась на качель и позвала:

— Авилорн, покачай меня.

Парень медленно повернул к ней голову, долго смотрел и, наконец, очнулся, послушно поплелся к качелям. Застыл в метре от девушки и вперил в нее немигающий взгляд:

`Что ты хочешь'?

— Покачаться.

`Не правда', - качнул головой.

Яна покосилась на Умарис: `ты прав, я хочу, чтоб она ушла'.

Пару минут эльф, стиснув зубы, изучал траву лужайки и вдруг выдал твердое `нет'.

— Ты умеешь говорить нет? — искренне удивилась Сурикова, несколько растерявшись открытию. — Э-э, а почему нет?

Парень молча смотрел на нее. Расшифровать его взгляд было трудно, еще труднее отвести свой взгляд. Зрачки эльфа затягивали как воронка смерча, рождая неуместные желания и противоречивые чувства: стыд за то, что она им понукает и желание в отместку за тот стыд еще сильней проехать по больному, душевно наступив на `мозоль' эльфа.

Точно проклятье! Вот она магия на постоянной основе! — побледнела Яна и рванула прочь от соблазна, соблазнителя, и себя.

`Куда ты'?

— Меня зовут Яна! Пора бы запомнить имя женщины, с которой спишь! — рявкнула, не останавливаясь.

Городские жители не прибавили ей хорошего настроения:

— Как дела, девочка?

— Что-то ты бледна, не заболела ли?

— Как поживает уважаемая Яна Авилорн?

— Возьми гроздь винограда…

— Прошу к нам в гости, Вийлирн приготовила чудесную амброзию…

Яна, натянув улыбку, здоровалась, спешно раскланивалась, отнекивалась, старалась, как можно быстрей скрыться с глаз доброхотов. И заметила, что Авилорн следует за ней.