Гарпия. Одержимая местью

— Так речка в другой стороне, — дивились старухи.

Я, Хосе Игнасио и Лилия недоуменно переглянулись.

— Арабель! Моя девочка! — Вероника присела над неподвижной овчаркой и гладила её за ушами. — Твари! Чтоб у вас руки отсохли! — ругалась она.

— Во дела… Живая… Бедная Эмма… А Вероника то от Элфи небось такая расфуфыренная пришла, и коньком от нее разит как из бочки… Во дела… — завелись старухи.

— Мне кажется, Вероника родилась в счастливой рубашке, — пробормотала я вслух свои мысли, — она — цель убийцы, а Каллиста Зиновьевна и Ян Вислюков знали, кто задумал от неё избавиться.

На минуту все замолчали. Старухи обступили меня, собравшись в тесный круг. По их неприветливым лицам пробежались волны нескрываемого негодования.

— Я тебе больше скажу, деточка, — блеющая старуха стояла напротив и сверлила меня взглядом своих маленьких, но выпученных глаз. Её беззубый, как сморщенное яблоко, рот постоянно шевелился, будто бы она жевала жвачку. — Убийца вхож в дом Намистиных, как ты, например, или как Фаиночка наша. Софка бесхребетная! Она бы не додумалась до такого. Сейф вскрыть! Тут смекалки мало — надо код из циферок знать — у Намистиных то сейф не абы какой!

И всё эти старухи знают! Я о сейфе и не подумала, и Софию сгоряча приплела.

— И что вы хотите сказать, что кроме меня и Фаины у Намистиных в доме никто не бывал? — я закипела от злости. Почему меня пытаются обвинить в том, чего я не делала?! — Я даю уроки Кириллу и Филиппу, но это вовсе не значит, что я знала о сейфе!

— Не горячись, — Хосе Игнасио положил мне руки на плечи, останавливая, будто бы я собиралась бросаться с кулаками на старух. — Тебя никто не обвиняет. Вон идёт капитан Каратов — послушаем, что он скажет.

Я чувствовала тепло и поддержку Хосе Игнасио.

— Даша, ты надела халат шиворот-навыворот, — прошептал он еле слышно.

Переодеваться при всех я не стала и лишь поправила халат на груди, осознавая, что выгляжу крайне неприлично.

Все в ожидании капитана молчали. Лилия держалась невозмутимо, словно была выше склок и маразматических бурь. Капитан Каратов приближался в сопровождении двух полицейских; Вероника шла с ними; успела накинуть розовый махровый халат по щиколотку и туфли, на этот раз на низком каблуке.

Станислав Денисович — капитан Каратов, выглядел не лучшим образом: рыжеватые редеющие волосики торчали как парашютики на круглом одуванчике, наверно, не успел толком причесаться; весь какой-то помятый, растерянный, тер свои сжатые шершавые и облизанные сотни раз губы; глаза, как погасшие во дворе Намистиных фонари, не излучали света.

У меня руки заледенели, пока он дошел к машине — мне было страшно подумать, что же конкретно произошло с Эммой. Убить двадцатипятилетнюю женщину, еще молоденькую, незамужнюю, у которой вся жизнь была впереди — это жестокость, кощунство, грех, в конце концов, впрочем, такой же грех, как и убийство Каллисты Зиновьевны, но та хоть до глубокой старости дожила.

Капитан Каратов шел прямо на меня:

— Оливина Дарья Леонардовна, — сказал он мрачным подавленным голосом, — вы задержаны по подозрению в убийстве Зельевой Эммы Руслановны. Вы должны проследовать с нами в полицейский участок.

— Как? На каком основании? — возмутилась я.

— Это ваше? — он жестом попросил своих коллег показать мне улики, найденные в доме Намистиных.

В прозрачных пакетах я увидела свои вещи: украденные розовую губную помаду и атласный платок.

— Да, это моё, — ответила я, — но эти вещи у меня украли в ночь перед похоронами Каллисты Зиновьевны.

— Вот это дела… Убийца… Убийца… — зашипели старухи.

— Где вы были этой ночью? — спросил Каратов.

— Дома. Спала, — ответила я.

— Одна?

— Одна!

— Стало быть, — продолжал он, загадочно усмехаясь, — никто не может подтвердить, что вы на момент убийства находились дома? Значит, и вы могли отравить собак Намистиных, проникнуть в дом, вскрыть сейф, убить Эмму, возможно, восприняв её за Веронику, сжечь её лицо до неузнаваемости, написать на зеркале своей помадой на французском языке «L'affaire est dans le sac». (Дело в шляпе), а потом забыть замести за собой следы и еще и платок обронить, покидая дом через окно?

Я обомлела:

— Нет, конечно! Зачем мне это надо! Станислав Денисович, вы же опытный следователь, капитан полиции, неужели вы не видите, что кто-то подставляет меня?

Вероника блеснула зловещим взглядом:

— А если вы, мадам Оливина, сами нарочно себя выдали, чтобы потом вот так вот причитать, мол, меня подставили, не виновата я. И что за надпись вы написали, я не разобрала?

— Ничего я не писала!

Капитан Каратов устремил суровый взгляд на Веронику:

— Я сказал, что задерживаю Дарью Леонардовну по подозрению в убийстве, но это не значит, что я подозреваю ее, — громко и во всеуслышание заявил он. — Разбираться в этом запутанном деле будем в участке. Садитесь в машину, — потребовал он.

Старухи опять зашипели:

— Убийца… Сжечь на костре как ведьму… Бедная несчастная Эмма…

— Будь ты проклята, ведьма, — зашипела и Вероника как змея. — Я уверена, что это ты прокралась в мой дом, чтобы убить меня! Где мои украшения? Ты отдала их Хосе Игнасио? Вы сообщники, я знаю! Он ненавидит меня и Семёна за тот несчастный случай! Но я в том не виновата! А вы же мстительные, злобные двуличные людишки! Я вас ненавижу!

— Вероника Наумовна, сохраняйте самообладание, — капитан Каратов грозно посмотрел на неё.

Меня знобило от её слов, от шипения старух, от осознания, что Эмма мертва и меня обвиняют в том, чего я не делала.

— Убийца! — всё скандалили старухи.

— Стойте! Я знаю, кто настоящий убийца! — послышался голос еще одной старушки, неуклюже ковыляющей к нам. — Я всё видела! Видела и слышала!

Капитан Каратов заинтересовано пошел ей навстречу. Всё внимание было приковано к нему и к старушке с добродушным слегка глуповатым видом.

— Что вы видели и слышали? — спросил капитан.

— Элфи Дифирамбов в два часа ночи кормил овчарок Намистиных печеньем! У меня бессонница, и я выгуливала Барсика по двору, когда услышала лай этих собак. Я подошла к забору, ну и припала к нему, увидев, нашего мэра с большой яркой упаковкой печенья. Он скормил собакам всё печенье, а упаковку выбросил. Вон она валяется возле забора Игнатовых, — и указала рукой под куст сирени, где, действительно, лежала упаковка от печенья. — Разбрасывает тут мусор, понимаешь, а еще мэр называется!

Вероника закрыла лицо руками и вся поникла, обмякла, покраснела.