Гарри Поттер для взрослых или КАК ОНО БЫЛО

— Видимо, от Барина набралась. Раньше я что-то не слыхивал от нашей старушки таких пафосных речей, — шепнул Рон Гарри.

— Но! — их классный руководитель поднял вверх палец. — МОЁ предложение остаётся в силе! Правда, оно касаемо лишь „защиты от тёмных искусств“.

Понятно, что Будогорский решил на прощание „подсластить им пилюлю“. Ребята понуро кивнули и вышли.

— Слушай, о чём говорил твой любимый Ростислав Апполинарьевич? Какую ещё он открывает вакансию на получение отличной оценки?

— Да какая-то опять ерунда, — махнул рукой Гарри.

— И всё же? — настаивала Гермиона.

Гарри остановился, чтобы припомнить, в каком контексте прозвучал вопрос Будогорского: они готовились к встрече с чутью… Это точно… Но вот в связи с чем был задан этот вопрос?

— Просто Будогорский спросил, что случается с волшебниками, если их сжигают на костре?

— И ты ответил? — пытливо взглянула на него Гермиона.

— Ну, конечно! Сказал, что волшебников невозможно сжечь…

— И всё?

— И всё! — развёл руками Гарри.

— Ну, это же Барин! БА-РИН! Пообещать для него — не значит обмануть! — у Рона, как всегда, было всё легко и просто.

Может, просто забыть об очередной блажи Будогорского? Может, Рон на этот раз прав: Барин — он Барин и есть… Но это было не в характере Гермионы. Тем же вечером она отправилась к декану их факультета с ультиматумом: либо Ростислав Апполинарьевич знакомит со своей загадкой „с чувством, с толком, с расстановкой“ — либо… не пудрит им мозги! Постучав и не дождавшись ответа, она рискнула приоткрыть дверь. Ростислав Апполинарьевич стоял у окна, обхватив себя за плечи.

— Профессор? — окликнула его Гермиона — тот не откликнулся.

Она решила не заявлять о своём присутствии… пока. Гермионой овладела идея „проверки связи“ (так Будогорский называл окклюменцию без ведома респондента). Ещё ни разу, ни одному студенту (за исключением, может быть, Гарри) не удавалось проникнуть в сознание своего учителя. А сейчас, похоже, Ростислав Апполинарьевич не включил защиту. Было бы так заманчиво прогуляться по коридорам его сознания… Но! Барин стоял к ней спиной. Без зрительного контакта шансов на успех мало. Вернее, почти нет. Попробовать? В любом случае, что она теряет? Гермиона тряхнула головой, выбрасывая все отягощающие её мысли, и замерла. Даже не дышала. Юная женщина сидела в кресле. Просторный пеньюар не скрывал её „интересного“ положения. Лицо будто списано с лика Мадонны. Картина медленно таяла в розовой дымке. На смену ей из грязно-серого тумана стало вырисовываться лицо улыбающегося мужчины: тёмные густые волосы, большие чёрные глаза… Он был ей знаком. „My Got! — чуть не вырвалось у неё. — Да это же Северус Снегг!“

В ту же минуту обернулся Будогорский.

— Гермиона? — удивился он. — Я не слышал, как ты вошла.

Кое-как справивившись с эмоциями, Гермиона состряпала невинно-безмятежную мину и ляпнула первое, что пришло в голову:

— Мы согласны… согласны на ваше предложение, — „Боже что я говорю!“

По окончании кратковременного визита Гермионы Ростислав вновь подошёл к окну. Недавние воспоминания жгли душу. Снова обозначилась та картинка, которую нечаянно (нечаянно ЛИ?) подсмотрела Грейнджер. Юлия сидит в кресле и вышивает красных петухов на кухонных занавесках. Сам он систематизирует художественную литературу. Работает телевизор. Обстановка почти семейная. И вдруг — щёлк! — из ниотуда появляется Северус (как обычно в черном: ни дать, ни взять — гот!). Тут же петухи летят в сторону. Юля — будто и не на сносях! — вскакивает на кресло, а Снегг, не стесняясь нечаянного свидетеля, кружит свою беременную жену по комнате. Потом осторожно возвращает на место и гладит ей лицо, ловит и целует Юлины руки. Будогорского игнорируют до тех пор, пока он сам не заявляет о своём присутствии:

— Я выйду на лестницу, перекурю.

Юлька опускает руки и растерянно на него смотрит. Лицо Снегга деревенеет, но он заставляет себя ответить:

— Через минуту я к тебе присоединюсь.

Северус выходит на лестничную площадку, как и обещал. Он молча прикуривает от сигареты Ростислава.

— Я только что с Большого Совета. Он с треском провалился, — Снегг решил не тратить попусту слов. Вместо этого открыл коридоры своего сознания, чтобы Славка мог без труда прочесть эту информацию. — Как тебе картинка?

Он довольно хохотнул и тут же посерьёзнел:

— Теперь о Юлии… Как она?

Барин тоже постарался быть краток:

— Скоро ты станешь отцом. Ей не доходить всего срока.

— Пожелаешь мне? — произнёс вслух Северус, затушив сигарету.

— Ни пуха! — кисло улыбнулся Будогорский.

— К чёрту! — от души послал его Снегг и трансгрессировал.

„Нужно прекратить таскаться к Юльке… Хотя, конечно, это было бы форменной трусостью с моей стороны. Сейчас я единственное звено между ЕЁ миром и миром, в котором обретается Севка…“ Получается, ни до, ни после родов Юлии он просто права не имеет её оставлять… Или всё это предлог, чтобы видеться с ней?.. Самое мудрое в такой ситуации — пустить всё на самотёк. О чём действительно сейчас стоит подумать, так почему МакГонагалл сподобилась-таки отпустить знаменитую троицу туда, где их очень даже может быть ждёт лютая смерть? Что заставило Директора Хогвартса дать вольную Поттеру, Грейнджер и Уизли? Может, Минерве тоже явился во сне Дамблдор, с мнением которого (единственного!) она считалась? Стоп! Дамблдор во снах более не является… Что, если МакГонагалл видела его в другой ипостаси? Живого… или полуживого? Ведь она занимает его апартаменты, а это что-нибудь да значит! Там каждый пустяшный предмет хранит память о своём прежнем хозяине. Насколько знал Будогорский, нынешняя директриса Хогвартса ничего не меняла в жилище Дамблдора. Напротив, с педантизмом старой девы она холила и лелеяла вещи Альбуса, протирая их ежедневно с тщательностью, которая в конце концов могла бы нанести ущерб большим и малым дамблдоровским безделушкам, так как она рисковала затереть их до дыр. Упиваясь болью неразделённой любви (сказать кому — не поверят!), Ростислав как-то оставил за кадром то, что раньше бы не обошло его внимания: что предшествовало принятию МакГонагалл решения не чинить препятствий на пути Поттера? Широкими шагами Будогорский преодолел расстояние от своего кабинета до директорского и гаркнул перед входом:

— Десятка червей! — он вошёл в стену.

Лестница-эскалатор доставила его прямёхонько до порога. Он распахнул тяжелые дубовые двери и замер. За письменным столом сидел… Альбус Дамблдор.

— Прошу Вас, Ростислав Апполинарьевич, — услышал Будогорский плаксивый голос Директрисы, — ущипните меня!

Ей-богу, на привидение более походила Минерва: в одной ночной рубашке она была тоща, как жердь, и растрёпана наподобие огородного пугала.

— ОН меня преследует! — МакГонагалл указала дрожащим пальцем на Альбуса.

— Почему! Почему, Минерва, Вы не хотите примириться с тем, что я жив? Неужели эта мысль для Вас столь неприятна?

МакГонагалл всхлипнула. А Будогорский решительно шагнул к столу и протянул руку Дамблдору. Тот улыбнулся и встал во весь рост.

— Благодарю, Ростислав. Как видите, я вышел из подполья. Потому как дела ваши крайне запущены.

Барин удивленно приподнял брови. МакГонагалл всё ещё стояла, прижавшись к стене.

— Да, очень запущены, — повторил Дамблдор — строго и в то же время ласково — вполне в его духе.

Он вышел из-за стола и потянулся. Ростислав отметил, что рука учителя — мёртвая в последние месяцы ТОЙ жизни — вновь выглядела „как новенькая“.

— Готов предупредить некоторые ваши вопросы. Во-первых, отличное снадобье Вы когда-то приготовили, Ростислав Апполинарьевич… Не для слабонервных, да-с… но ведь и я не из таких?! — Дамблдор ухмыльнулся в бороду. — Во-вторых, Ваш рецепт имеет одну особенность… Интересно, Вы знаете о ней?

— То, что существует связь между Вашей силой и слабостью Волан-де-Морта? — вопросом на вопрос ответил Будогорский (в то время как МакГонагалл переводила взгляд, полный непонимания, с одного мужчины на другого).

— Значит, знаете, — Дамблдор разочарованно вздохнул. — Тогда, в-третьих: обо мне не должен знать НИКТО. И так посвященных больше, чем достаточно.

— Я не понимаю, — вмешалась Маконагалл. — Выходит, Поттеру привиделось, будто Вы убиты Снеггом?

— И да, и нет, Минерва. Видите ли, у нас была с Северусом договорённость, о которой ничего не знал Гарри. Вот и всё…

— Всё?! — взвизгнула почтенная дама. — А то, что честный человек оклеветан, Вам всё равно?

— Это ему епитимья. За грехи, — жестоко пошутил старец.