Гарри Поттер и… просто Гарри
Шрифт:
— Патрик, сколько раз я тебе говорила, не кури на голодный желудок! — строго воскликнула тётя Мэг, заглядывая на кухню, — ты заработаешь себе язву!
— Я же волшебник, — заявил Пат, уже затягиваясь, — а разве ты слышала, чтобы у волшебников была язва желудка?
Тётя Мэг окинула его гневным взглядом, но ничего не сказала и вышла из комнаты.
— Ну же, Поттер, не тяни кота за … хвост, рассказывай, о чём вы там болтали так долго?
Я вздохнул и стал рассказывать.
— Вчера, когда мы остались с Дамблдором наедине, он стал рассказывать, как один тёмный волшебник, по имени Лорд Волдеморт (но это имя боялись произносить вслух и поэтому все назвали его Сами-знаете-кто
Пат и Лу сидели напротив меня и молчали. На последних словах они дружно перевели взгляд на мой шрам.
— Но, это конечно, вкратце…
— Но почему? — это был первый вопрос, возникший у меня после истории Дамблдора.
— Что почему? — не понял тот.
— Почему я не умер?
В жизни бы не подумал, что придётся задавать подобный вопрос.
Старый волшебник ухмыльнулся себе в бороду.
— Не ты первый задаёшь этот вопрос, Гарри. Я не могу сказать тебе точно, почему это произошло, но у меня есть очень правдоподобное предположение.
— И какое же? — спросил я, возможно слишком резко. Но свалившаяся на меня куча информации, раскалывающаяся голова и странная манера речи профессора Дамблдора делали своё чёрное дело.
Профессор внимательно на меня посмотрел, прежде чем продолжить.
— Если есть на свете что-то, чего Волдеморт не в состоянии понять, это — любовь. Он не осознавал, что любовь такой силы, какую испытывала к тебе твоя мать, оставляет свой собственный след. Не шрам, не какой-нибудь видимый знак… но, когда кто-то любит тебя так сильно, он, даже после своей смерти, защищает тебя своей любовью. Эта любовь пропитала все твое существо. И именно любовь твоей матери стала тем щитом, что отразил смертельное заклятье.
От этих его слов моё раздражение улетучилось (жаль, не захватив с собой головную боль), и, наверное, только тогда я начал осознавать, что произошло. Произошло тогда, пятнадцать лет назад. То, что я не помню, но помнят очень, очень многие.
Я поднял глаза и обнаружил, что Дамблдор нашёл очень интересным хрустальную розу Люпина.
— Что за смертельное заклятье? — спросил я и сразу же почувствовал глупость вопроса. По названию, что ли, не понятно?
Профессор так, наверное, не считал и живо принялся мне объяснять.
— Это одно из трёх непростительных заклинаний, Гарри, за применение которых предусмотрен пожизненный срок в Азкабане. У него не существует контрзаклятия. Блокировать нельзя. За всю историю магии это заклятье пережил один-единственный человек, и он сидит сейчас прямо передо мной.
Кажется, я вздрогнул.
— Весело, — тоскливо протянул я, — а этот шрам, значит…
Дамблдор кивнул.
— Да. И это тоже ещё одно исключение из правил. Смертельное заклятие не оставляет следов. И поэтому ты такой уникальный, Гарри. Поэтому ты так известен. Не думаю, что это слишком польстит тебе, но тебя называют — «Мальчик Который Выжил».
— Да уж… — это всё, что я смог сказать. А я ещё считал этот шрам клёвым…
— Вот почему та девка на тебя так пялилась, — протянул Пат, — ты, что же, для колдунов — национальный герой?
— Угу, — я мрачно поглядел на Пата, — меня хлебом не корми, дай погеройствовать. Как Геракл, злодеев давил уже в люльке.
— И что он тебе ещё сказал? — спросила Лу.
— Стал объяснять,
почему отдал на воспитание Дурслям. Так как защиту дала мне мама, а тётя Петуния — какая-никакая, а её родная сестра, то до семнадцати лет под одной с ней крышей я в безопасности. Или что-то в таком духе.— Почему до семнадцати? — не понял Пат.
— Совершеннолетие. У волшебников совершеннолетие наступает в семнадцать. Он и не собирался мне ничего говорить до семнадцатилетия, чтобы…
— Чтобы ты не зазнавался! — язвительно вставил Пат.
— Рэндом, я сейчас в тебя чем-нибудь запулю!
— Не буду обманывать тебя, Гарри, что не предполагал, что твои тётя и дядя постараются скрыть сам факт, что ты и твои родители были волшебниками. Что они будут не самыми лучшими опекунами. Оставляя тебя на пороге дома твоих дяди и тёти, я заранее знал, что так будет. Но всё это я сделал лишь для твоей безопасности.
— Где-то я уже это слышал… — пробормотал я. И тут вспомнил, — а что мой крёстный?
Дамблдор заулыбался.
— Сириус. Конечно, он очень рвался забрать тебя от родственников, и мне едва удалось его убедить не делать этого… пока. Но уверен, что он не раз нарушал мой запрет и навещал тебя.
— Меня никто не навещал, — возразил я.
— О, не сомневайся, у твоего крёстного есть свои секреты. Не сомневаюсь, что вы скоро познакомитесь.
Мы сидели молча за столом.
— И что теперь? — спросил Пат.
— Я не знаю, — честно ответил я, — не знаю. Всё так … странно. Будто выбили почву из-под ног. Жил себе, жил, а потом — ба-бах — а ты волшебник! А ты победил страшного тёмного колдуна. Притом, во младенчестве. Мне кажется, до меня никак это не дойдёт. И, возможно, не дойдёт никогда.
— Ты всегда был тугодумом, Поттер, — съехидничал Пат.
Я не выдержал и кинул в него печеньем.
— И агрессивным! — заявил Пат, закрываясь от новой атаки.
— А ты что думал! — встала на мою сторону Лу, — нелегко быть национальным героем!
Утешила, нечего сказать…
Глава Пятая, в которой я очень похож на своего отца
Прошло относительно три спокойных дня. Спокойных — потому что ко мне не приходили современные волшебники и не раскрывали тайны моей же биографии. Но, в принципе, я сам попросил у Дамблдора время переварить такую информацию. А относительно — ну так с такими друзьями, как Пат и Лу, у меня каждый день как именины в дурдоме. Лу чуть ли не переселилась к Рэндомам и умудрилась разбить три чашки, одну тарелку и сломать фен. А Пат чёрт знает откуда притащил чёрную кошку (он всегда испытывал слабость к этим животным), которая успела всех нас покусать. Лу, по одной ей известным причинам, решила, что кошка ждёт котят. «Время покажет», — сказал ей на это Пат. И назвал кошку Манхэттен по причине, которая осталась для нас загадкой. Мы долго уговаривали дать кошке более кошачье имя, но бесполезно. Если уж Пату втемяшится что-то в голову…
Дурсли меня не трогали, со мной не разговаривали и почти не кормили. Ну, это не страшно, это даже меня устраивало, а покормиться можно и у Пата.
Не мне одному требовалось время на переваривание информации, поэтому о колдовстве мы почти не разговаривали. Я сам удивляюсь, почему — ведь мы всегда с интересом обсуждали всё новое, что происходило в наших жизнях. Одно идёт на ум — это было НАСТОЛЬКО новое, что об этом лучше было помолчать. Лишь изредка проскальзывала эта тема в разговорах, да и то чаще в шутках, типа: «Не нравится мне этот тип, — А давай его сглазим?».