Гарри Поттер и узник Азкабана

— Хотел я было выпустить Конькура… шугал его, шугал, кыш, мол, отсюда… да как ты объяснишь гиппогрифу, что ему надо скрыться? А ещё… боюсь я теперь… нарушать закон-то, — он поднял на ребят несчастные глаза, слёзы вновь струились по лицу, — не хочу больше в Азкабан.

Поход к Огриду, хоть его и нельзя было назвать развлечением, тем не менее оказал положительное воздействие, на которое так рассчитывали Рон с Гермионой. Гарри, хоть и не забывал о Блэке, уже не мог постоянно вынашивать планы мести — надо было думать, как помочь Огриду выиграть дело в комитете по уничтожению опасных созданий. На следующий же день они отправились в библиотеку и возвратились в пустынную общую гостиную, нагруженные разнообразной литературой, которая должна была помочь подготовить аргументы защиты в пользу Конькура. Все трое уселись перед полыхающим в камине огнём и принялись медленно листать страницы пыльных томов. Они выискивали все упоминания о знаменитых делах о хищных животных и время от времени, когда попадалось нечто подходящее, обменивались репликами.

— Вот кое-что… дело 1722 года… только тут гиппогриф был приговорён… бррр, посмотрите только, что с ним сделали, это отвратительно…

— Наверное, вот это может помочь, смотрите — в 1296 году мантикора растерзала кого-то, но её отпустили — ой! — нет, это произошло только потому, что никто не решился к ней приблизиться…

Тем временем, замок украшали к Рождеству, невзирая на то, что оценить великолепное убранство было практически некому — мало кто из учащихся остался в школе на каникулы. По коридорам и переходам были развешаны толстые гирлянды из омелы и остролиста, внутри рыцарских доспехов мерцали загадочные огоньки, в Большом зале установили двенадцать мерцающих золотыми звёздами рождественских ёлок. По всему замку разносился заманчивый запах вкуснейших блюд, достигший к сочельнику такой силы, что даже Струпик высунул нос из своего убежища в нагрудном кармане Рона и с надеждой понюхал воздух. Утром в Рождество Гарри проснулся от того, что Рон швырнул в него подушкой.

— Эй! Подарки! Гарри потянулся за очками, надел их и, щурясь со сна в полутьме спальни, разглядел в ногах кровати небольшую горку упакованных свёртков. Рон уже сорвал обёртку со своих подарков.

— Очередной свитер от мамы… опять бордовый… посмотри, а у тебя есть свитер? Свитер был. Миссис Уэсли прислала Гарри малиновый свитер с вывязанным на груди гриффиндорским львом, кроме того, в посылке было двенадцать домашних пирожков с мясом, рождественский пирог и коробка хрустящих орешков. Отодвинув всё это в сторону, Гарри заметил под свёртками длинную изящную коробку.

— Что там? — повернул голову Рон, державший в руках пару только что распакованных бордовых носков.

— Не знаю… Гарри сорвал упаковку и задохнулся — на покрывало выкатилась великолепная, сверкающая метла. Рон уронил носки и соскочил со своей кровати, чтобы получше рассмотреть её.

— Не может быть, — сказал он хрипло.

Это был «Всполох», близнец той самой метлы, о которой Гарри мечтал и которой любовался каждый день, пока жил на Диагон-аллее. Он взял метлу в руки, и рукоять заиграла огоньками. Гарри почувствовал, что метла легонько вибрирует в ладонях, и разжал пальцы. «Всполох» завис в воздухе безо всякой поддержки, как раз на нужной высоте, чтобы мальчику было сподручно сесть. Глаза Гарри пробежали по рукояти, от золотого регистрационного номера в верхней части до идеально гладких, ровных, берёзовых хвостовых хворостин.

— Кто тебе это прислал? — глухим от волнения голосом спросил Рон.

— Посмотри, там есть открытка или записка? Рон разорвал упаковку «Всполоха» пополам.

— Ничего нет! Разрази меня гром, кто потратил на тебя столько денег?

— Ну, — протянул ошарашенный Гарри, — одно могу сказать — не Дурслеи.

— Бьюсь об заклад, это Думбльдор, — сказал Рон, ходя кругами вокруг «Всполоха», вбирая глазами каждый восхитительный дюйм метлы, — Плащ-невидимку он тоже послал анонимно…

— Плащ был моего папы, — возразил Гарри, — Думбльдор всего-навсего передал его мне. Он не тратил на него сотни галлеонов. Не может же он за просто так раздавать ученикам подобные подарки…

— Поэтому он и не признался, что это от него! — воскликнул Рон. — Чтобы придурки типа Малфоя не говорили, что у него есть любимчики. Эй, Гарри! — Рон громко расхохотался. — Малфой! Представляешь, что будет, когда он это увидит! Он сдохнет от зависти! Ведь это же метла международного уровня!

— Не могу поверить, — бормотал Гарри, водя рукой по «Всполоху», пока Рон катался по Гарриной кровати, ухахатываясь над Малфоем. — Кто?…

— Я понял! — заорал Рон, успокоившись. — Я знаю, кто — Люпин!

— Чего? — тут уж Гарри сам расхохотался. — Люпин? Ты что! Если бы у Люпина было столько денег, уж он, наверное, не ходил бы таким оборванцем.

— Да, но ты же ему нравишься, — настаивал на своём Рон. — Его же не было, когда случилось несчастье с твоим «Нимбусом», он услышал об этом и решил съездить на Диагон-аллею и купить тебе…

— Ты хочешь сказать, он тогда был в отъезде? — удивился Гарри. — Он ведь в то время болел!

— По крайней мере, в больнице его не было, — сказал Рон. — А я был, я же мыл там горшки, помнишь, Злей наложил взыскание? Гарри нахмурился.

— И всё-таки Люпин не мог себе такого позволить.

— Над чем это вы смеётесь?

Вошла Гермиона в халате. На руках она держала Косолапсуса, с мишурой вокруг шеи, придававшей коту в высшей степени недружелюбный вид.

— Не вноси его сюда! — Рон поспешно выхватил Струпика из глубин своей постели и засунул в нагрудный карман пижамы. Но Гермиона не обратила на эти слова внимания. Она опустила Косолапсуса на застеленную кровать Симуса и с открытым ртом уставилась на «Всполох».

— О! Гарри! А это кто тебе прислал?

— Понятия не имею, — ответил Гарри. — Ни открытки, ничего.

К его глубокому изумлению, Гермиона не удивилась и не обрадовалась. Напротив, её лицо помрачнело, и она закусила губу.

— Ты чего? — спросил Рон.

— Не знаю, — медленно проговорила Гермиона, — только всё это как-то странно. Это ведь довольно хорошая метла? Рон обречённо вздохнул.

— Это самая лучшая на свете метла, Гермиона, — раздражённо бросил он.

— Она, видимо, очень дорогая…

— Стоит побольше, чем все слизеринские мётлы, вместе взятые, — со счастливым видом сообщил Рон.

— Вот именно… Кто мог прислать Гарри такую дорогую вещь и даже не признаться, что это сделал именно он? — продолжала задавать вопросы Гермиона.

— Какая разница? — нетерпеливо оборвал её Рон. — Слушай, Гарри, а можно, я прокачусь? Можно?

— Мне кажется, этой метлой пока не следует пользоваться! — пронзительно выкрикнула Гермиона. Гарри с Роном посмотрели на неё.

— А что, по-твоему, ею следует делать? Пол подметать? — возмутился Рон. Раньше, чем девочка успела ответить, Косолапсус бросился с постели Симуса прямо на грудь Рону.

— УБЕРИ — ЕГО — ОТСЮДА! — заорал Рон. Когти Косолапсуса разорвали пижаму, а ошалевший от страха Струпик попытался удрать по плечу хозяина. Рон поймал его за хвост и одновременно брыкнул ногой в воздухе.

Он целил в кота, но попал по сундуку, стоявшему в ногах Гарриной кровати. Сундук перевернулся, а Рон запрыгал, подвывая от боли. Вдруг шерсть Косолапсуса встала дыбом: комнату наполнил пронзительный, металлический свист. Карманный горескоп выпал из носка дяди Вернона и, сверкая, крутился на полу.