Гарриет
Шрифт:
Шатти захныкала.
— Не бойся, все будет хорошо, — дрожащим голосом успокаивала ее ГэррИет.
Потрещав немного, репродуктор произнес:
— Простите, я ошибся. Это оказалась не Пифия, а Ленивица Люси. Меня сбило, что обе кобылы вороные. Ну а Пифия продолжает сокращать разрыв.
У Гэрриет с плеч будто свалилась огромная тяжесть. На ее ресницах дрожали слезы.
Словно в полусне, она следила за напряженным силуэтом Кори, зависшим в полете над Пифией. Казалось, что он, всадник, мчал вороную кобылу вперед, и дистанция между ней и лидером медленно, но неуклонно сокращалась. Остался последний
— Давай, давай! — кричала Гэрриет.
Пифия наконец-то поравнялась со Славой. В какое-то мгновение казалось, что Слава идет чуть впереди, но у самой финишной черты Пифия все же опередила ее.
Гэрриет и Шатти обнимались как сумасшедшие.
— Я выиграла пятьдесят пенсов! — не могла успокоиться Шатти.
Толпа приветствовала победителя радостными криками. Кори, перешедший на шаг, ласково похлопывал разгоряченную кобылу по холке, его бесстрастное лицо наконец-то осветилось довольной улыбкой.
— Ой, папочка, какой ты молодец! — визжала Шатти.
Взгляды Кори и Гэрриет встретились.
— Видишь, — сказал он. — Все вышло как надо.
Он спешился, и тут — Гэрриет потом пыталась и не могла вспомнить, как это произошло, — из толпы вдруг появилась ослепительно золотая красавица в мехах и бросилась Кори на шею. Это была Ноэль.
— Милый мой! — вскричала она. — Я так горжусь тобой!
— Мама? — удивилась Шатти. — Ты тоже была здесь?
— Я решила не выходить за Ронни, — торжественно объявила Ноэль. — Я возвращаюсь — возвращаюсь к папе, и мы снова будем жить все вместе, одной дружной семьей.
Неожиданно оказалось, что кругом полно фоторепортеров.
— Это самый чудесный день в моей жизни, — говорила Ноэль, ослепительно улыбаясь в каждый объектив.
Лицо Кори совершенно ничего не выражало.
Гэрриет почему-то не могла оторвать взгляд от Шатти, которая тянула Ноэль за шубу.
— Мамочка, ты привезла мне подарок?
— Конечно, милая! И не только тебе. — Прекрасное лицо Ноэль Белфор обернулось к Гэрриет. — У меня есть кое-что даже для твоей няни.
Гэрриет подняла голову и чуть не вскрикнула. В двух шагах от нее, стройный и элегантный, как всегда, стоял Саймон. На нем была черная соболья шуба и темные очки.
— Привет, Гэрриет, — сказал он.
— Саймон? О Боже! — прошептала она. — Откуда ты здесь?
Она машинально коснулась рукой своей щеки.
И тут Шатти пронзительно взвизгнула:
— Смотрите, смотрите, у Гэрриет вся щека в крови!
Оглядев себя, Гэрриет поняла, что кровь течет у нее из руки. Потом чьи-то испуганные лица поплыли перед ней по кругу, и она потеряла сознание.
Было темно и душно, кровь пульсировала в Гэрриет толчками, в ушах гудели знакомые голоса.
Испуганный всхлип Шатти:
— Она не умирает? Нет? Нет?
Голос Ноэль с металлическими нотками раздражения:
— Господи, нет, конечно. Это просто обморок.
Голос Кори, громкий и резкий от волнения:
— Да расступитесь же наконец! Не видите, ей нечем дышать!
Еще один голос — бархатистый, медлительный. Неужели Саймон?
— Все, малышка. Теперь все будет хорошо, я же с тобой.
Потом черная туча снова заклубилась и поглотила ее, потом начала медленно
рассеиваться, и наконец, открыв глаза, она увидела склоненное над ней лицо, бледное в обрамлении собольего воротника, — лицо, которое являлось ей в снах и пропадало в кошмарах.— Саймон, — с трудом разлепив губы, пролепетала она. — Это правда ты?
— Привет, детка. Это я. Но не разговаривай, тебе сейчас нельзя.
— Ты не сон?
Он улыбался, но его глаза блестели, словно от слез.
— Я не сон. Вот, потрогай. — Он протянул руку и коснулся ее щеки. Она повернулась, чтобы поцеловать его руку, но он сказал:
— Лежи тихо, не дергайся.
— Где я?
— Во врачебном пункте. Какой-то старый педик — наверное, самый главный здешний врач — уже перебинтовал тебе руку. Ты порезала ее о стекло часов, которые были у тебя в кармане, — наверное, слишком сильно сжала их от неожиданности, когда увидела меня. Мне, честно говоря, приятно, что я до сих пор так на тебя действую.
Кажется, что-то тут было не так, но Гэрриет в своем полубессознательном состоянии не могла сообразить что.
— Где Кори? Где дети и вообще все?.
— Хватит волноваться обо всех, — прервал ее он.
— Саймон, какой ты красивый, — пробормотала она, и он тут же расплылся в довольной улыбке.
Намочив тонкий носовой платок в кружке с водой, он начал бережно вытирать кровь с ее щеки. От платка пахло лавандой.
— Когда ты немного придешь в себя, я отвезу тебя в больницу — там тебе наложат швы.
Гэрриет проследила за тем, как он закурил сигарету и вставил ее в синий мундштук.
— Саймон, это Ноэль заставила тебя сюда приехать?
На его лице появилось обиженное выражение.
— Думаешь, я такая скотина? Вскоре после того, как я видел тебя последний раз, мы с Борзой окончательно разошлись, с тех пор я пытался тебя разыскать. Никто ничего толком не мог сказать — ни Тео, ни твоя бывшая хозяйка, ни даже родители. Про ребенка я вообще узнал только сегодня утром, когда мне позвонила Ноэль. До сих пор не могу прийти в себя: то радуюсь, что ты наконец-то нашлась, то пытаюсь представить, сколько тебе пришлось за это время пережить, и сам прихожу в ужас. Он взял ее за обе руки.
— С сегодняшнего дня я принимаю все решения за нас обоих, и я уже решил, что никуда тебя не отпущу.
Тут дверь отворилась, и в комнату вошел Кори. Гэрриет вырвала у Саймона руки и тут же обругала себя за это.
Кори был в старенькой дубленке, наброшенной прямо на полосатую розовую с серым рубаху. На пороге ему пришлось пригнуться, чтобы не удариться о притолоку.
— Ну, как дела?
Как сдержанно и прохладно, особенно после щедрой нежности Саймона.
Она попыталась сесть.
— Все хорошо. Извини, что с часами так получилось.
— За часы можешь не беспокоиться, в них надо только заменить стекло.
— Я рада, что ты выиграл забег.
На его губах мелькнула улыбка.
— Да, мы с Пифией неплохо прошли. Отлежись немного, чуть попозже я отвезу тебя в больницу.
— Я сам отвезу ее в больницу, — медлительно, словно лениво проговорил Саймон и стряхнул пепел с сигареты на пол, к ногам Кори. В этом жесте сквозило что-то дерзкое и презрительное. — Ну а после хотелось бы заехать к вам домой. Я горю желанием увидеть своего сына.