Гассенди

Перед учением о двойственной истине неизбежно встает вопрос о том, где пролегает демаркационная линия между обоими родами истины, «делающая возможным, под видом фидеизма, сосуществование религиозной ортодоксии с материалистической наукой» (29, стр. 235). Ответ Гассенди на этот вопрос ясен и недвусмыслен: «Задача Священного писания не в том, чтобы сделать людей физиками или математиками, а в том, чтобы они стали набожными и религиозными… Оно говорит о вещах общедоступно, так, как они обычно представляются людьми, ибо для того, чтобы каждый мог достигнуть спасения, каждый должен их понять…» (4, т. I, стр. 629, 630). Это разграничение науки и религии тем более показательно, что оно приведено в главе «Что сторонники Коперника отвечают на возражения, извлеченные из Священного писания».

Учение Гассенди о двойственной истине — это проект соглашения о взаимном невмешательстве науки и религии во внутренние дела другой стороны, проект пакта о ненападении между философией и теологией на условиях сохранения свободы ученого и соблюдения покорности верующего.

Какой урок должны были извлечь из всего этого ученики Гассенди? «Изжив бога из храма разума в уголок, богадельню, asylum ignorantiae (убежище невежества) сердца… люди стали при свете дня, так сказать, в открытом деловом кругу рассудка, т. е. в голове, атеистами, а в сердце, во мраке ночи,частным образом, за спиной разума самыми суеверными христианами…» (25, т. 1, стр. 174, 175).

Бесспорно, сам Гассенди (в отличие от некоторых своих учеников [15] ) не был атеистом, как не были атеистами ни Бэкон, ни Гоббс. Если не по форме, то по существу своих религиозных воззрений он был близок скорее к деизму. Тот минимум религиозных догм, которые оставляет в неприкосновенности двойственная истина Гассенди, не противоречит пяти основным принципам осужденной Ватиканом «естественной религии» отца английского деизма Герберта Чербери.

Первая жертва, приносимая философией Гассенди на алтарь религии, — сотворение мира богом. Это верование находится в явном противоречии с основоположением всей физики Гассенди, согласно которому ничто не происходит из ничего. Он не скрывает, что вера и знание вступают здесь в неразрешимое противоречие. Познанию непостижимо, как могло быть что бы то ни было создано из ничего: без материала, без орудий, без причины. Да если для бога возможно и невозможное, остается неведомым, зачем он создал мир, что побудило его к этому? Но пути господни неисповедимы. Нашему познанию доступно лишь естественное, по отношению к которому принцип «ничто не может возникнуть из ничего» непреложен, но не сверхъестественное, непроницаемое для нашего познания. Аксиомы физики должны распространяться только на естественные силы, но не на всемогущество творца. В этом вопросе Гассенди, в соответствии с требованиями учения о двойственной истине, вынужден идти к отступлению от эпикуреизма.

15

«…Вы уже прибегаете к аргументу: так сказал бог; но прежде нужно доказать, что бог существует. Что касается меня, то я отрицаю это совершенно… — писал Сирано де Бержерак. — Скажите по чести… если бы вера в бога была для нас необходима… неужели сам бог не окружил бы нас светом, столь ярким, как свет солнца, который ни от кого не прячется. Ибо воображав, что он хотел играть с людьми в прятки… это значит создавать себе образ бога глупого или злого… Если бы… он дал мне ум, неспособный его понять, это была бы не моя вина, а его…» (22, стр. 268–270).

Однако от признания сотворения богом пространства и времени, не состоящих из атомов, Гассенди воздерживается. Поскольку первоэлементы материального мира сотворены богом как самодвижущиеся, для понимания их дальнейшего существования нет необходимости в боге. Все последующие изменения и преобразования — естественный результат их самодвижения и взаимодействия. «Нам, — по словам Гассенди, — не следует впредь искать других первичных, коренных причин того, что совершается, помимо тех же самых атомов, поскольку они одарены той энергией (vigor), благодаря которой они движутся или постоянно стремятся к движению» (5, т. 1, стр. 165). Первопричина уходит на покой, уступая место действующим причинам, доступным научному познанию. Отдав дань уважения творцу, Гассенди предоставляет миру возможность развиваться без его помощи и содействия. «…Бог является тою первопричиной, которая затем естествоиспытателя нисколько не касается» (17, т. 1, стр. 133). Никогда для объяснения каких бы то ни было процессов природы Гассенди не обращается к божьей помощи — не апеллирует к сверхъестественному. «Бог Гассенди, наделив материю движущей силой, может спокойно уйти со сцены» (50, стр. 191).

Автономия «вторичных причин» закрепляется решением вопроса о соотношении необходимости и случайности. Вначале «случайные» движения со временем приобретают систематичность, следуют одно за другим с определенной закономерностью, в результате чего «природа как бы стала постепенно проникаться наукой о необходимости» (5, т. 1, стр. 224). Отсюда следует, что незнание нами причин того или другого явления природы отнюдь не свидетельствует об их случайности, а обусловлено тем, что закономерность их нами еще не познана. Убеждение в естественной закономерности побуждает Гассенди (независимо от всяких религиозных соображений) отказаться от свободного «отклонения» (clinamen) атомов Эпикура, введенного им в отличие от атомизма Демокрита.

А как же быть с чудесами? На то они и чудеса, чтобы в них можно было бы только верить, но нельзя понять. Но, подобно случайностям, вовсе не исключено, что непостижимое, представляющееся чудотворным, может быть познано как естественное в дальнейшем развитии познания, и мы не вправе считать сверхъестественным все то, чего мы еще не можем объяснить. Невежественному человеку все, что ни совершается на свете, должно казаться непрерывным чудом. В письме к Люилье (от 16.11.1633) Гассенди замечает, что, чем более ложна та или иная религия, тем более она допускает чудес. «Люди — всегда люди, где бы то ни было и когда бы то ни было, и, мне кажется, суеверие для них столь естественно!..»

Так обстоит дело с первым отступлением Гассенди, вынужденным двойственной истиной. Атомы Гассенди — «абсолютные атеисты, или, по меньшей мере, свободомыслящие, которые так же мало заботятся о боге, как бог Эпикура о мире и атомах» (25, т. 1, стр. 173). Даже Рошо, приложивший столько усилий для «реабилитации» Гассенди, не удерживается от признания, что «откровенно говоря, атом — вот кто его единственный бог» (61, стр. 146).

Царство божье — конституционная монархия, где бог царствует, но не управляет. Но что думает Гассенди о доказательствахбытия бога, столь дорогих теологам и столь чуждых учению о двойственной истине, размежевывающих веру и знание?

В полемике с Декартом Гассенди уделяет много внимания опровержению воскрешенного Декартом «доказательства» Ансельма Кентерберийского, предвосхищая при этом будущее кантовское опровержение. «Онтологическое доказательство» основано на том, что идеябога, как совершенногосущества, гарантирует его бытие. Но, возражает Гассенди, далеко не все люди имели и не всегда имеют эту идею, стало быть, это «доказательство» имеет силу лишь для тех, кто ее уже имеет. А главное, никакаяидея «не обладает сама по себе реальностью, ибо она не есть вещь, а модус мышления». Следовательно, заключает Гассенди, согласно этому «доказательству», объективная реальность якобы зависит от одного мышления: для доказательства объективной реальности бога, укоряет Гассенди Декарта, «ты взял только идею, спрятанную в твоем уме, которая и самому тебе неясна и не может быть показана другим, как могут быть показаны светила и другие части Вселенной» (5, т. 2, стр. 623).

В полном соответствии со своей теорией познания Гассенди решительно отрицает врожденную идею бога. «Будем говорить серьезно и чистосердечно, — пишет он Декарту, — разве слова, которые ты произносишь о боге, у тебя не от тех людей, с которыми ты жил и общался?» Ведь это понятие «ты получил от вещей, от родителей, от учителей, от ученых, от общения с людьми, среди которых ты вращаешься» (5, т. 2, стр. 439). Разве может такой источник служить гарантией неопровержимости?

Опровергать «онтологическое доказательство» Гассенди мог совершенно безбоязненно, поскольку его не придерживались и томисты. Что же противопоставляет ему Гассенди? Из пяти томистских «доказательств» он умалчивает о четырех, сохраняя лишь так называемое «физико-телеологическое» [16] . Это вторая «концессия» знания вере в философии Гассенди. В мире царит порядок, гармония. А порядок предполагает упорядочивающее начало; гармония и целесообразность невозможны без разумной, целеполагающей причины. Такой причиной может быть только обладающее высшим совершенством существо — бог.

16

Как известно, согласно Канту, «единственно возможное доказательство бытия бога» — опровергнутое им онтологическое, на котором держится и с которым рушится и физико-телеологическое.

Бросается в глаза, что подобное признание правящего Вселенной провидения находится в явном противоречии с деистической тенденцией гассендистского толкования соотношения творца и творения, развивающегося в силу заложенной в самодвижении атомов внутренней закономерности. Допущение провидения аннулирует первостепенной важности принцип, оправдывающий автономию научного познания, «конституционный» строй Вселенной.

Физика (в широком, гассендистском смысле слова) имеет дело лишь с действующими причинами (causae efficientes) и не допускает целеполагающих (causae finales), конечных причин [17] . Эпикурейская натурфилософия объясняет кристаллы, драгоценные камни, смену времен года, солнечную систему, органические конституции, органы чувств естественным путем, не обращаясь к сверхъестественному провидению. «Двойственность» истины принимает парадоксальный, антиномический характер.

17

«Телеология выступает перед лицом науки как своего рода скандал» (41, стр. 97).

Гармония мироздания, согласно «истине веры», доказывает божественное совершенство — мудрость и всемогущество провидения. Но идея божественного совершенства, лежащая в основе онтологического доказательства, не является, вопреки мнению Декарта, врожденной идеей, она не может быть признана также идеей, основанной на опытных данных. Гассенди ссылается на многочисленные, основанные па опыте доводы, которые можно привести в доказательство несовершенства, негармоничности в реальной действительности. Аномалии, уродства, зло, неурядицы, несправедливость мы встречаем вокруг нас на каждом шагу. Не ставит ли несовершенство творения под сомнение совершенство творца? Гассенди оспаривает это, хотя приводимые им возражения заметно слабее опровергаемых им доводов. Его теодицея мало убедительна [18] . Самый «веский» его аргумент: не нам, существам столь несовершенным, судить дела божьи. Они для нас непознаваемы. Веря в бога, зная, что он есть, мы не в состоянии постичь, чтоон есть. Весь наш опыт, все, что мы знаем, — образцы того, что он неесть (4, т. I, стр. 296). Ведь все, что мы видим, — конечно, ограниченно, несовершенно. Наши суждения о боге — это лишь суждения по аналогии: «…все высокие совершенства, которые принято приписывать богу, приписываются ему по образцу тех [совершенств], которыми мы обычно восхищаемся в нас самих… по возможности преувеличивая эти качества… Вот почему нельзя говорить, будто мы имеем какую-то истинную идею бога, которая нам его представляет» (5, т. 2, стр. 431, 432). С первого взгляда это перевернутая формула «бог создал человека по своему образу и подобию». У Гассенди идею бога человек создает по своему (идеализированному) образу и подобию. Но томистский принцип «аналогии сущего» не вяжется с гассендистским учением о двойственной истине. Скорее мы имеем здесь дело не с подобием, а с… бесподобием, со своего рода антиантропоморфизмом: бог есть нечто противоположное всему тому, что есть, в том числе и человеку.

18

Лейбниц в письме к Ремону в июле 1714 г. упрекал Гассенди в шаткости его суждений о боге и душе.