Гастроли. «Записки музыканта»
Шрифт:
– Всё, всё, идитя-идитя, не мешайте тут. Оклема-ался уже ваш друг. Почти оклема-ался, – машет руками Арина Родионовна. – Ходют и ходют… Который уже ра-аз… Ви-идишь, заботются об тебе ваши артисты, пережива-ают, – одобрительно замечает няня. – Ну-кась, давай-ка, повернёмся. – Сняв с меня толстое одеяло, она освобождает мою грудь и от тех тяжёлых доспехов, и от той неимоверной тяжести. О-о! Это!.. Это горчичники! Вот, что так сильно пекло! Аааа-х! – облегчённо вздыхаю, как стало легко дышать. Оооо!.. Няня, меж тем, так же ловко, как пушинку, а я и есть пушинка – переворачивает меня на живот, и щедро лепит на спину новые, холодные… С ужасом понимаю, что сейчас со мной будет, но противиться сил нет. Нет сил!! Да и в сон, вдруг, потянуло. Глаза слипаются, и я вновь, теперь уже
Проснулся я сразу, причём, от жутко тревожного импульса – проспал автобус?! Ух, ты!.. В бригаде я отвечаю за своевременную и полную погрузку-выгрузку нашего концертного реквизита, инструментов, аппаратуры, всего личного состава – артистов, то есть – в любой транспорт: автобус, поезд, пароход, самолёт… что ещё там?.. гужевой транспорт. От ужаса я замер, весь превратившись в слух… Ни звука. В комнате и вокруг вообще тихо и абсолютно спокойно, никакой суеты и никакого шума. Почему? Уехали!! Ааа-а! – вдруг вспоминаю, я же заболел вчера… едва концерт, кажется, довёл. Теперь понятно где я – я в больнице. Второе состояние, которое я вдруг обнаружил в себе, и которое целиком владело мной – сильный и страшный голод. Я сейчас, казалось, мог съесть целого быка, хоть в жареном, хоть в варёном виде. Но, то-ль-ко-це-ли-ко-ом!
В комнате солнечно и пусто, – я один. А где же бабулька, моя лечительница-мучительница, Арина Родионовна, которая? Нету её нигде. Ушла, покинула, меня моя старушка… бросила. А который сейчас час? На моих – двенадцать дня. О! Да у меня же ничего не болит, замечаю, даже голова не кружится. Только слабость и сильный голод. Значит, срочно вставать… Сбрасываю одеяло. Я в какой-то чужой пижаме… Это когда ж я так стильно приоделся-то? Не помню. Это, видать, бабуля меня и переодела – молодец. И как это она смогла… большого и тяжёлого? Не успеваю встать, входит моя няня.
– А-а, просну-улся? Ну што-о, болезный, вы-ыздоровел? – говорит так же распевно, радуясь, улыбается моя спасительница-доктор. – Будешь вставать, али ещё полежишь, маненько, а, сынок? – беспокоится за меня бабуля.
– Нет-нет, уже здоров, спасибо. Нам же ехать нужно, – тороплюсь я, перебирая свою одежду.
Устало присев на свободный табурет, няня спокойно наблюдает за моими суетливыми приготовлениями. Маленькая, седенькая, сгорбленная…
– А наши все где?
– Да тута они все-е, за сте-енкой. Испережива-алися за тебя тут. Всю-ю ночь бегали, заглядывали, – осуждающе машет на них рукой няня.
Да, точно, я их видел – вспоминаю ночное видение, значит, не мираж это был. Быстро переодеваюсь, от смущения путаясь в штанинах брюк.
– Я, это… спасибо вам за всё, – мямлю, совершенно теряясь оттого, что не знаю, как в таких случаях нужно благодарить. По-моему, она всю ночь около меня сидела.
– Да ладно, ладно. Ерунда это… Штоб, здоровый вот был, и ладно, – чуть смущаясь, отмахивается няня.
– Спасибо вам! – на меня вдруг накатывает чувство любви, тепла, нежности к этой маленькой, сухонькой, сгорбленной незнакомой старушке. Которая смогла вот так вот, запросто, всю ночь, выхаживать меня, чужого, незнакомого, выгонять из меня мою больную хворь. Как её отблагодарить? Не знаю. Неожиданно для себя неловко обнимаю её, и тычусь губами в её мягкую и тёплую щёку. – Спасибо!
– Ну-ну, не болей боле, – пряча глаза, отмахивается няня и останавливает меня, – да иди уж, иди. Я сама тут приберу, – говорит она, видя, что я собираюсь кажется заправлять постель. – Та-ам ваши все уже, давно ждут.
Опять едем. Дремлем, раскачиваясь в такт движению машины. Автобус – всё тот же пазик-тазик – бодро и весело катит по ярко освещённой солнцем просёлочной дороге. Наши женщины сидят впереди, на капоте и на переднем боковом месте кондуктора, греются. Конечно, там мотор, там для них теплее. Затем, на первых рядах, разместились мы, мужчины, и дальше, всё остальное пространство автобуса битком забито ящиками с аппаратурой, инструментами, колонками в футлярах и чехлах, кофрами, чемоданами и разноразмерными сумками.
Всё строго на учёте, всё на своих привычных местах, всё в полном порядке. Мы немножко все отдохнули. Даже хорошо отдохнули, – особенно я. Расслабились. Один концерт для нас, это мелочь, это не работа. Сейчас сидим дремлем. Женщины о чём-то шепчутся между собой. Водитель, совершенно трезвый, видимо хорошо выспался, поглядывая на нас, чему-то улыбается. Мы, артисты, не понятный ему народ, одиннадцать человек, закутанные в огромные шубы, толстые дублёнки, неимоверных размеров серые подшитые валенки – Алексеич, наш администратор, где-то расстарался – шапки ушанки, и просто шляпы, мотаемся зачем-то по-читинской области, в такую-то холодрыгу, веселим народ. Чудные какие-то… На концерте он, конечно, был, всё видел и слышал. Хорошо поют, красивые все, конферансье весёлый, здорово пародирует… Нет, действительно, всё здорово, что там говорить… Пусть ещё приезжают, всё веселее с ними… Ещё бы танцы вот играли, совсем бы красота… Я, оглядываясь назад, светло вздыхаю, где-то там, в том посёлке, а это оказывается был санаторий, осталась моя спасительница, няня – Арина Родионовна. Моя волшебница – доктор. Старенькая и добрая няня – Арина Родионовна. Здоровья тебе и счастья.– Славик, а как зовут-то ту бабушку, твою спасительницу?
Все смотрят на меня с любопытством.
Как, как… а я и не знаю, я и не спросил её в спешке… не узнал. Вот балда!.. Действительно балда! Уши, чувствую, заалели, как на том воре шапка… сейчас запахнет дымом.
– Арина Родионовна, её зовут, – выкручиваюсь, пряча глаза.
– Серьёзно, Арина Родионовна? – недоверчиво переспрашивает Ляля.
– Это как у Пушкина, что ли? – вспоминает Тамара.
– Угу. – Продолжаю нагло врать.
– Ты смотри какое совпадение, – качает головой Гизо.
– Бывает, – солидно поддакивает Колпачок.
– А что, мало ли хороших людей у нас на Руси, а? – выпятив грудь, как Илья-Муромец, риторически спрашивает Ара, глядя на Томочку. – Чай, не перевелись ещё!..
– Ладно тебе, хвастать!.. – Томочка счастливо улыбается, вспоминая прошедшую сладостную ночь, и опускает головку ему на грудь. – Никита Селянинович, ты мой.
Всем сейчас весело, все улыбаются.
А мне грустно: я к ним, к хорошим людям, точно не отношусь. Это факт. Мне стыдно. Мне действительно стыдно. Я ведь даже имя её не спросил, доктора моего. Ох, как нехорошо получилось, не по-людски как-то. Стыдно мне. Как же быть, как же всё исправить? Ну не назад же возвращаться… Может, записку отправить?.. письмо?.. Может, телеграмму?.. Вот, точно, телеграмму, телеграмму. Надо послать ей срочную телеграмму! Пожелать здоровья, счастья, поблагодарить её, и всё такое прочее.
– А давайте мы ей, – внимательно глядя на меня, предлагает, вдруг, Олег Поляков, Олежек, наш конферансье, – Арине Родионовне этой, отправим приветственную телеграмму от всего нашего коллектива, а? Поблагодарим за помощь в выздоровлении нашего Славика, пожелаем ей всего самого наилучшего… а? Если б не она… – Олег разводит руками, – увы, кто знает! Ей, наверняка понравится! Хор-рошая мысль, а, Славик, как думаешь, правильная, нет?
Вот Олег, вот молодец, вот умница! Выручил. Прямо в точку попал. Или угадал, или догадался. Наверное, всё же догадался… А, неважно: угадал-догадался… Главное, быстрее извиниться перед старенькой нянечкой-доктором. И как можно быстрее… быстрее.
Я благодарно киваю головой, да, обязательно, конечно.
– Эх, ты, Александр Сергеевич… – Олег, укоризненно надвигает мне шапку на глаза.
Едем…
Яркий клубок нашего гастрольного маршрута продолжает сам собой неспешно раскручиваться. Исколесили уже весь, кажется, Дальний Восток. Причём, не только центральные города, их, там, раз-два и обчёлся, а главным образом всякие разные городки и городочки; рабочие посёлки и посёлочки; войсковые подразделения – большие и малые; просто маленькие поселения, малюсенькие: три деревни – шесть дворов, где и сцены-то нет, смех сказать, красные уголки только. Это наш администратор так старается, Мишаня. Мишель Гудков. Администратор. Молодец, мужик. Хотя, утомил уже.
Конец ознакомительного фрагмента.