Гать

Практический же выхлоп изо всех демонстраций был один — и без того переполненные застенки Его Высочества пришлось и вовсе до отказа утрамбовывать сарестованными суповарами — теперь ночами напролет из темных подвалов раздавалась штуденческая строевая песня, зачем-то переделанная ими на матерный манер. Ночной прохожий морщился и спешил быстрее миновать этот вертеп свободолюбия.

Его же Высочество в ответ на всякий случай высочайше разогнал едва со скрипом собранное на днях учредительное собрание и заодно сменил главу Промежвременного правительства.

Глобальному потоплению от всего этого не становилось ни холодно, ни жарко.

А вот и без того излишне участившиеся риоты сделались при этом и вовсе повсеместными. Дня не проходило, чтобы сестрицы-профурсетки и прочие ткачихи человечьих судеб, не выстраивались бы на парад-алле. Им вторили покуда оставленные на свободе штуденты, пьяные селюки и бунтующие актеры-почасовики. Публичный транспорт бастовал через день, трубным гласом ревели панцерцуги, не выходили на график трамвайные депо, так что высыпавший на велосипедные дорожки разночинный народец тут же вставал подле центральных переулков в плотные толпы, гудя друг на друга рассерженным матчишем. Застрявшие в велопробке тележки молочников и короба разносчиков довершали картину всеобщего хаоса, в который с каждым днем все глубже погружались болотные города.

Если же прибавить ко всему этому несчастью еще и вечный недород, неизбежно усугубляющийся с каждой новой неделей бесконечно пасмурной погоды, то становилось понятно, что беда грозит уже не столько центральным улицам и буйным головам, но всему роду человеческому.

Тут же, вторя голосам провидиц, отовсюду повылазили разномастные сектанты да чернокнижники. Дня не проходило, чтобы не занимались крики о восстании из могилы очередного древнего героя-богатыря, коего, истово крестясь повторяли всклокоченные побасенники, с огненным мечом наперевес буквально давеча видали пьяным на базарной площади деревни Н. Дошло до того, что начали поговаривать о явлении народу призраков самих всеблаженных Карлы и Марлы, мол, бродят те по болотам, провозглашая скорое наступление всеобщего равенства, братства и либертарианства.

И вот тут уже напряглись горние жители ленных маноров, обыкновенно не кажущие нос наружу и нуждами простого народа если не брезгующие, то во всяком случае ими не заинтересованные. Давали бы только оброк красной жидкостью, и весь сказ.

Но то ли и правда начался с волшебным рубиновым настоем какой перебой, то ли напротив, возникло в высших кругах некоторое осчусчение, что сегодня народу даровали учредительное собрание, назавтра — вольности с барского плеча Его Высочества, а послезавтра они нас же самих на вилы. Не порядок! В общем, слетелись графья и князья, кто помоложе и позубастее на слет, судить да рядить — достаточная ли стоит кругом ленных маноров оборона, не проник ли шпион Козлевич в закрома, и какова нонче средняя температура по больнице.

Спешно проведенные замеры никому не понравились. Случись какая осада, крепкие стены и радужный мост Триверст быстро будут порушены, а противопанцервагеновые канавы, вырытые далекими славным предками, ввиду окончательного заболачивания местности годны нынче разве что загребных с распашными тренировать. Что же касается настроений в народе, то спешный опрос населения с глубинными интервью в гешпанских сапогах показал столь скорбную степень недоверия долговечной знати, что леворуционные настроения в городах за ленточкой показались бы опрашиваемым великой эрой стабильности и благоденствия. В общем, так и так получалось нескладно. Народец, твой собственный народец явным образом собрался поставить тебя на ножи, кому это понравится.

Ввиду общей опасности положения, решили в кои-то веки прибегнуть не к своеобычным стращанию, пужанию и дуракавалянию, а действовать по науке. Позвали экспертов-политолухов из заокеанского источника мудрости «Мирумир корпорейшн», те высокородным и насоветовали: необходимо тотчас созвать со всех болотных земель асов птушкиных во главе с одноглазым суперасом Водяным, для чего глава стражи Его Высочества князь Хемуль должен трижды протрубить в специальный рог Изобилия, что в переводе с языка асов означает попросту «громкий рог» — очень уж он громкий. Ну, значит, асы на это изобилие и потянутся. Они же и станут вековечную знать подобру-поздорову от злокозненных людишек охранять, а быть может, и самого Козлевича своим внушительным видом от ленных маноров отвадят.

На том и порешили, расползаясь по своим уделам дальше девок портить и кровь людскую пить.

Но только звучало все это как хороший план лишь на бумаге. На деле же политолухи деньги хоть взяли и немалые, а в местном болотном политесе разбирались примерно как свинья в апельсинах. Асы птушкины хоть и разогнали с улиц сестриц со штудентами — еще бы, с такими-то рожами — но сами промеж того быстро задружились с селюками, точнее — с их знаменитой водовкой, из того самого навоза и выгнанной, так что получилось в итоге хужее некуда.

По градам и весям болотным отныне шатались толпы совсем уж неподконтрольной пьяни, настолько проспиртованной, что никто никому уже служить не собирался вовсе.

Анархия воцарилась на улицах, теперь не то чтобы после заката — в белый день не было никакой возможности простому разночинцу, да хоть бы и ленному князю выйти на двор до ветру, чтобы не огрести в итоге по сопатке от ражей гоп-компании асов, тусов и тут же подтянувшихся на шум болотных еманаротов.

Полисия, глядя на все это безобразие, вмешиваться тоже не спешила, потому что имела в бизнесе еманаротов долю малую, а потому в поимке оных отнюдь не была заинтересована. Да и куда их — застенки-то еще со времен посадки туда певунов-суповаров так и оставались переполнены.

В общем, пока судили да рядили, этих сажали, тех выпускали, объявляя то всеобщие выборы, то амнистию в честь очередного тезоименитства Его Высочества, воцарился на болотах окончательный бардак, вертеп и такие народные гуляния, что дня не проходило, кабы там или тут не вспыхивало очередное пожарище, отчего болота постепенно заволакивало столь плотным смогом, что не видать сквозь него было ни зги, ни стеги, никакого простого пути.

Ошую пойдешь — проблем огребешь. Одесную направишься — с проблемами поквитаешься.

Вот такой получился тупик гуманизма.

И не сказать, что никто не понимал масштабов проблемы, и не пытался хоть как-то ее решить. С высоких кафедр ежедневно произносились камлания с призывами к уму, чести и совести нашей эпохи. Очередного второпях по ошибке побитого перебежчика на скорую руку отмывали от вездесущего навоза и выставляли напоказ — рассказывать, заламывая руки, как он всей душой разделяет болотные ценности и вообще либертарианец в душе. Туше! Тех же штудентов-суповаров пусть и рисовали в воскресных фельетонах заблудшими овцами, однако не забывали уточнить, что да, дурное, но дитя! Дня не проходило, чтобы над очередным ленным манором не взмывал гордым болотным соколом кто-нибудь из долговременной знати, зачиная свой ночной дозор устрашения злокозненных и укрепления духа добронравных. Мол, авиасия Его Высочества на посту, бдит и зрит с небес. Граница на замке!

Ничего не помогало.

Повсеместным явлением стало рытье частных схронов и блиндажей. Количество паленого гладкоствола на руках у населения не поддавалось исчислению. В некоторых городках, сказывали, местная милисия из полурегулярных патрулей на глазах сколачивалась в натуральные банды, норовя начать возводить повсюду самопальные стены и рогатки в инстинктивной попытке отгородиться от опасности, в самой сути которой им было недосуг даже усомниться.

Провидиц уж никто и не слушал. Молчите, проклятые, заткнитесь, ну вас с вашими дурными предсказаниями. Провидицы, разумеется, все тут же заткнулись, а кто не все — того уж разыскивают в качестве пропавших без вести.