Gaudeamus. Как студенту стать мужчиной и другие академические хлопоты
Шрифт:
Впрочем, Ники ошибся. Костя не злился на него, хотя сам факт несмытия надолго запечатлелся в его памяти. Он молча встал и пошел умываться, предварительно понюхав воздух у двери в туалет.
Иначе повели себя Серж и Айвэн. Едва продрав глаза, они направились к Натали, чтобы узнать, как все было и почему Ники пришел такой неприветливый. Натали, узнав, зачем они пришли, возмутилась, справедливо полагая, что это их не касается. Но члены комиссии в составе председателя и члена-исполнителя, организовавшие мероприятие, были настойчивы; они объяснили доброй девушке, что несут ответственность за психическое и физическое здоровье своего товарища. Натали сдалась и рассказала все, вплоть до последних слов Ники.
Это был удар. Серж и Айвэн уже готовы были допустить, что их подопечный, ввиду неопытности, мог не справиться с задачей по физиологическим причинам, но, по свидетельству Натали, с этим у него все было нормально. Значит, пришли они к выводу, Ники,
В восемь часов утра в блоке № 709 открылось закрытое (только для жильцов блока) комсомольское собрание. Ники хотел было улизнуть на экзамен, но Серж его остановил:
– Сядь, гаденыш! Успеешь.
Слово взял Айвэн. Он очень волновался, и речь его была сбивчивой, хотя основные ее положения были понятны слушающим. Темой его выступления стала морально-этическая сторона поступка Ники. Айвэн обвинил его в предательстве идеалов и в беспринципности, в обжорстве и извращенности нравов; приплел он сюда и несмытие с унитаза. Все выше изложенное передает лишь суть выступления, переведенного на нормальный человеческий язык, так как большая его часть состояла из непечатных выражений. Закончил Айвэн торжественно и строго (тоже дается в переводе):
– Ты, Николай, подорвал наше доверие, и тебе придется отвечать за свой проступок.
Перешли к прениям. Костя Молотков был краток и не так красноречив, как Айвэн, он высказал только наболевшее:
– Как в сортире нагадить – так пожалуйста, а как с девкой разобраться – так ни хрена.
Витя Гренкин, несостоявшийся медик, наговорил много всяких слов о необходимости сексуальной разрядки и, опять-таки, о сперматозоидах в крови. Заключил он свою речь тем, что высказал сомнение в правильности сексуальной ориентации своего товарища. Ответом ему был полный ненависти взгляд Ники, и эту тему развивать не стали.
Серж любил Ники, как сына, и поэтому высказал желание выпороть его как следует (сынок напрягся, потому что Серж однажды уже проделал такое, когда Ники разбил его любимую чайную чашку), но потом как-то обмяк и с горечью сказал:
– Ники, Ники! Что с тобой дальше будет?
На этом прения прекратились, и решено было перейти к организационным выводам. Эта часть летучего комсомольского собрания не затянулась надолго, потому что выводы напрашивались сами. Было решено: а) поручить Ники стать мужчиной в срок до 7 апреля, дня его совершеннолетия (об исполнении доложить); б) специальных мероприятий по этому делу не организовывать (ввиду отрицательного опыта); в) запретить Ники вообще говорить с девушками о еде (дабы не вырабатывать губительного для секса навыка).
Ники верил в благожелательность своих товарищей по союзу молодежи, и такой благоприятный финал собрания его не удивил. Все стали собираться на экзамен, Ники был уже готов и пошел в институт один, не дожидаясь друзей. По пути он с внутренней усмешкой по привычке вообразил ситуацию с загсом и девушкой – сегодня в этой роли выступила Натали, однако, вместо ожидаемого тонизирующего Мендельсона, в голове Ники вдруг грянула не менее тонизирующая героическая песня "Вставай, страна огромная…"
Ники не любил играть в карты, но на экзамены ходил с удовольствием. Ему нравилось очень похожее на азарт, с легкой тенью страха состояние, которое он, войдя в экзаменационную аудиторию, испытывал до того момента, когда узнавал содержимое выбранного им билета. Он также не раз отмечал про себя поразительную схожесть экзамена и лотереи, только вот в лотерее, как он считал, все гораздо справедливее – никто не задает дополнительных вопросов и не рыскает в журнале посещаемости перед тем, как вручить выигрыш. Каждый раз, прочитав вопросы в билете, Ники приходил в ужас, и каждый раз, поразмыслив некоторое время, он успокаивался, потому что память, как правило, выдавала всю необходимую информацию. К тому же он знал, что к студентам его факультета у преподавателей института было особое отношение, поскольку это был не просто факультет, а факультет РКН.
Название РКН расшифровывалось следующим образом: русский как нерусский. Этот факультет открылся всего за полтора года до описываемых событий, и готовили на нем преподавателей русского языка для иностранных учащихся. Параллельно с русским будущие преподаватели РКН изучали по полной программе один из иностранных языков: французский, английский или испанский. Работа по окончании факультета РКН предполагалась ответственная – обучение братьев меньших из третьего мира, значительная часть которого была сильно подпорчена капиталистической пропагандой под видом самых разнообразных товаров очень хорошего качества, поэтому набор контингента по соответствующей разнарядке был поручен районным комитетам комсомола по всему краю, и поступить на РКН можно было только по рекомендации крайкома, которая выдавалась на основании направления из райкома.
В общем, это был нормальный бюрократический идиотизм начала восьмидесятых в самом материалистическом своем проявлении. Несмотря на всю сомнительную полезность своего существования, райкомы все же сообразили не отбирать кандидатов по макулатуре комсомольских собраний, а обратились к учителям и директорам школ. Поскольку факультет считался престижным, определенную часть студентов, конечно же, составляли дети партийных и советских деятелей районного и краевого масштаба. Поначалу они сами себя считали чем-то вроде элиты (отнюдь не интеллектуальной), однако через пару семестров почувствовали, что демократическая студенческая среда не приемлет какой бы то ни было сословности, да и умственные способности многих из них, как выяснилось, не дотягивают до уровня хорошего троечника.На других факультетах иняза считалось нормальным получить удовлетворительную оценку на экзамене; на РКН дело обстояло иначе: здесь нужно было учиться только на "хорошо" и "отлично", потому что получивший "удовлетворительно" становился не как все остальные на факультете, где просто принято не получать таких оценок, и традиции эти установили сами студенты. Польщенные преподаватели чувствовали такое отношение к учебе, и это зачастую помогало студентам в трудных ситуациях.
На экзамен Ники зашел с легким сердцем. Преподаватель, Виктор Константинович Голуба, встретил его как доброго знакомого:
– А, Хаятуллаев! Ну, берите билет.
Ники взял.
– Какой номер? Прочитайте вопросы. Может, будете сразу отвечать, без подготовки?
Ники назвал номер билета, прочитал вслух вопросы. Отвечать сразу он отказался. Хотя материал ему попался знакомый, он все же решил посидеть и подумать, потому что уже уяснил для себя, что языкознание – наука хитрая, и с налету можно наговорить бог знает чего. Ники уселся за последний стол и принялся соображать. За десять минут он исписал несколько страниц бумаги и был относительно готов к ответу. Относительно, поскольку, как и всякий нормальный студент, он не мог знать абсолютно всего материала, и нередко бывало, что он (опять-таки, как всякий нормальный студент) отвечал не то, что нужно по билету, а то, что помнил, пытаясь путем виртуозных логических комбинаций ввести в заблуждение экзаменатора. Подобные выкрутасы преподавателями расценивались по-разному: одни были снисходительны, другие делали вид, что не понимают причин подобных отклонений, и задавали непонятные вопросы, третьи сразу выносили вердикт. Голуба занимал позицию между первыми и вторыми, и студенты знали это.
Оставалось ждать, пока ответят еще трое, и Ники заскучал. От нечего делать он запустил руки в стол и наткнулся на учебник. Он еще ни разу в жизни не списывал (не умел этого делать незаметно), а тут вдруг решил посмотреть, что еще можно дополнить к своему ответу, и это было очень опрометчивое решение. Матерый доцент Голуба заметил возню Ники в столе и удивленно спросил:
– Хаятуллаев, вы списываете?
Неопытный в вопросах поведения при захвате с поличным, Ники всполошился и, выдернув руки из стола, уложил их прямо перед собой, как сфинкс. Преподаватель встал и медленно направился в сторону нарушителя. Ники, не решаясь действовать руками, попытался задвинуть торчащий из стола учебник нижней частью живота и сделал несколько судорожных движений тазом. Со стороны это выглядело очень сексуально – как будто темпераментный молодой человек насилует кого-то под столом, не подавая при этом виду. Голуба поначалу остолбенел, увидев конвульсии нарушителя, а потом продолжил путь. Он не считал достойным преподавателя рыться в столе у студента и поэтому просто прошел рядом с ним, однако рост его был таков, что этого было достаточно, чтобы обнаружить в столе книгу, даже не наклоняясь. Преподаватель ничего не сказал и вернулся к своему столу.
Ники инцидент с учебником не принял всерьез, тем более что и списать ему не удалось. У доцента Голубы сложилось иное мнение по этому поводу, поэтому Ники, после того как рассказал экзаменатору все, что знал, в ответ услышал нечто совсем для себя неожиданное:
– Три.
– Что, извините?
– Я вам ставлю три. Удовлетворительно.
Ники наконец поверил своим ушам. Пока он приходил в себя, Голуба успел вывести в ведомости "удовл." и взялся уже за зачетную книжку. "Трояк" в зачетке не устраивал Ники, и он сделал то, чего сам от себя не ожидал – выхватил свой главный документ из-под носа у преподавателя и убежал из аудитории. Теперь опешил доцент Голуба. Он сталкивался с разными причудами у студентов, но такое видел впервые. Преподаватель очень расстроился и по этой причине собрался ставить "удовлетворительно" и Сержу, бойко ответившему на хорошую четверку. Однако Серж оказался проворнее и по примеру своего друга молча и очень быстро удалился из аудитории со своей зачеткой. Виктор Константинович почувствовал себя обманутым и еще больше расстроился. Витя Гренкин и Костя Молотков, которым предстояло отвечать последними, видя настроение преподавателя, забеспокоились, но им повезло: доцент Голуба взял себя в руки и они отделались четверками.