Гавани Луны

Я видел реку уже совершенно отчетливо. Наступил день.

В это время у ворот тихо и кротко просигналил автомобиль.

Я пошел открывать Любе.

16

Люба зашла, не разуваясь.

Я знал, что в обуви она зайдет и в спальню. Меня всегда бесила ее неопрятность, но сегодня у меня были особенные причины прийти из-за этого в бешенство. Если где-то еще на полу осталась незамеченная кровь, она может попасть на подошвы. Нет, возможная экспертиза меня не пугала. Я просто боялся, что она увидит отпечатки, и тогда точно уверится, что я убил Рину. Почему-то мысль, что она может узнать, что убил я не Рину, меня не волновала. Как будто отсутствие имени у мертвой девушки напрочь лишало ее индивидуальности. Но для меня она и правда не была кем-то. Просто фигура, очень похожая, на восковую. Я представил, где она сейчас находится, и на минуту впал в оцепенение. Богом клянусь – и всеми его святыми, которые есть не что иное как сомны дезертировавших бесов, – что я почувствовал призыв, идущий от нее. Медленно колыхающиеся в жидкости волосы, застывшее навсегда лицо. Все это не имело значения, это ее внешнее спокойствие. Я знал, что и кораллы с виду камни. А на самом деле они живые, они дышат там, под этими камнями, и – да-да – чувствуют. Что чувствует эта девушка в погибшем теле, покрытом со всех сторон вином, думал я, глядя в спину осматривающейся Любе. Она, – девушка, – словно иголка в мертвом теле в мертвой безвоздушной капсуле, заполненной жидкостью. Интересно, нужен ли душам кислород, вдруг подумал я. Не задыхается ли она сейчас? И буквально услышал – это было похоже на шепот, струящийся по вашему позвонку, ползущий по вашему телу, как змея, ползущая по Клеопатре, – прерывистый тонкий свист.

Подойди ко мне и взгляни на меня, – говорила мне мертвая девушка.

Взгляни мне в глаза, – внушала она мне сейчас так же, как я внушал парой часов назад Любе пожар в ее мускулистой мохнатке.

Взгляни на меня, – велела она.

Я едва не сдался и не поплелся покорно в подвал, как вдруг понял, что последние слова произнесла Люба. Я позволил ей взять свое лицо в руки, и дать себя тщательно – как какой-то особенный вид герпеса или смертельного вируса, которым я сейчас и был, – рассмотреть. И лишь потом глянул на саму Любу. Она выглядела встревоженной. Под глазами у нее были легкие круги, что, впрочем, ее лишь красило. Если женщина пышет здоровьем, ей не помешает легкое физическое недомогание: месячные, там, или рак в какой-нибудь легкой стадии. Легкая безуминка и тревога во взгляде превращают пышную пастушку в зачарованную принцессу. Роль рака в данном случае играла моя проклятущая жена. Любу действительно беспокоило, куда та подевалась.

Где Рина? – сказала она.

Поговорим лучше о тебе, – сказал я, потянув ее за руку к стойке.

Только не спиртное, – сказала она.

Только спиртное, – сказал я.

Мы оба знали, что алкоголь делает ее неистовой жрицей то ли Приапа, то ли Вакха. Или, говоря без обиняков, шлюхой гребанной. И если я настаивал на том, чтобы она выпила, значит, я желал очутиться в эпицентре атомного взрыва. А я настаивал. Это встревожило ее еще больше. Она, не скрывая этого, постучала пальцами по нашей стойке, и оглянулась. Коснувшись бутылки, я вспомнил Рину. Это ее идея, сделать из двух комнат одну, выпилив в них огромный проем, который и стал нашей барной стойкой.

Позже, конечно, она упрекала меня в том, что это моя идея.

Но когда гости восторгались нашим домом – а она сделала его красивым, я признаю, она знала толк в интерьере и вила его вокруг вас и дома, словно лиана свои петли вокруг дерева – жертвы, – она, конечно же, решала, что все это исключительно ее затея. Она была словно неистовый генерал-штабист, вручавший себе награды – одну за другой – за все, что происходило на передовой. А происходил там ад. С другой стороны, именно генералы в штабах и организуют весь этот ад на передней линии, так что все честно.

Рина и тут оказалась безжалостно права.

Я невольно покачал головой и усмехнулся. Налил себе и Любе. Это был виски, который она так обожала. Глаза у нее блеснули. Я оглядел Любу придирчиво.

Ты выглядишь как шлюха, которая решила остепениться, но так и не сумела, – сказал я.

Я думала, что буду верной женой, – сказала она жалобно.

Никогда, пока есть я, – сказал я.

Никогда, пока есть ты, – согласилась она.

Мы выпили. Я рассматривал ее, как сутенер – новенькую. Придирчиво, тщательно и с пренебрежением. То, что она появилось здесь, уже капитуляция. И, как победитель, я мог позволить себе презирать ее. На ней были чулки – в качестве дани победителю, – которые я обожал. Чулки в крупную сетку. Блузка с глубоким вырезом, широкий ремень… Только туфли не на очень высоком каблуке, что несколько выбивалось. Такие туфли скорее подошли бы под деловой костюм.

Ты была в костюме, когда выехала из дома? – сказал я.

Да, мне пришлось соврать дома насчет деловой командировки, – сказала она.

Срочной деловой командировки, – сказал она с улыбкой, покатав во рту виски.

А переоделась я уже за городом, – сказала она.

Ах ты шлюшка, – рассмеялся я.

Но почему обувь?.. – сказал я.

Обувь в сумочку не сунешь, – сказала она.

А чулки, мини и блузка – вполне, – сказала она.

Теперь я понимаю суть истории про Данаю и Зевса, – сказал я.

Вы трахнетесь и с привидением, если захотите, – сказал я.

Интересно, почему в концентрационных лагерях были женщины? – сказал я.

Они ведь и оттуда на свидание бы убегали, – сказал я.

Не кощунствуй, мертвые мстят, – сказала она.

Выпьем, – сказала она.

Мы выпили еще. Странно, но я не торопился. Может, тому причиной знакомство Рины с Любой: моя жена неприятно удивится, увидев ее дома, но стерпит это. А может, моя твердая решимость вырваться из сомкнувшейся вокруг меня ловушки: пизды Рины, которой она так умело орудовала. Мне плевать, даже если она зайдет и увидит, что я трахаю Любу, подумал я. А я собирался это сделать. К тому же, мы оба знали, какой отличный секс нас ждет. Пизда Любы – как, впрочем, и многих других женщин, – была словно под меня шита. Я представил, как ангелицы, щебеча и смеясь, шьют розовую мохнаточку моей Любови на небесах, и распалился. Так сильно, что не удержался и потрогал себя внизу. Люба глядела с пониманием и уже облизнула губы. Следовало слегка притормозить.

Выпьем еще, – сказала Люба.

Уже после, – сказал я.

Ты что, хочешь здесь? – спросила она, не отставляя стакана в сторону.

А ты бы хотела, чтобы я повел тебя в супружескую постель? – спросил я, смеясь.

Боюсь, это плохо для меня кончится, – ответила она.

Мы оба поняли, что она имела в виду. Рина обладала телепатическим даром, и, как и все, кто вооружен им, могла причинить вам неприятности силой одной лишь мысли. Пойми она, что я трахал кого-то в нашей постели, этого «кто-то» ждали бы неприятности в виде отказавших тормозов, умершего родственника, а то и краха на бирже. Эта сумасшедшая умела проклинать. Как я попался на ее удочку?

Все никак не поймешь, почему ты на ней женился? – спросила Люба.

Да, – честно ответил я, и спросил, – а что, очень видно?

Ты уже говоришь это вслух, просто не замечаешь, – сказала она.

Какие вы, мужчины, недалекий народ, – сказала она.

Она просто всосала тебя в себя, и переваривает, – сказала она.

Это я и без тебя знаю, – сказал я.

Как я позволил себе попасться, – сказал я.

Вот в чем загвоздка, – сказал я.

Говорю же, мужчины – сказала она.

Это элементарно, Рина просто навела на тебя порчу, – сказал Люба.

Что ты имеешь в виду, – спросил я.

Она пожала плечами, и не удостоила меня ответом. Налила себе еще. Я свой предыдущий виски еще не допил. Мне вдруг стало понятно, что, если ты оказываешься мужем женщины, которая явно намерена сожрать тебя и ты видел это с самого начала, – без чар здесь не обошлось. Называйте это как угодно. Гипноз, колдовство, волшебство, нейролептические вещества… Ну, что же. Для меня не новость то, что Рина с успехом заменяет собой все женское население Иствика. Или как там звался тот апдайковский городок.

Никто не понимает, как ты связался с ней, – сказала Люба.

А я понимаю, – сказала она.

Рина навела на тебя чары, – сказала она.

С тех пор, как вы сошлись, у тебя вид человека, который пропустил удар в самом начале боя, – сказала она и я вспомнил, что ее последний муж комментировал боксерские поединки.

Вид обалделый, – кивнул я.

Вид человека, который не понимает, как он сюда попал, – сказала она.