Гайдзин

— Живете вы весьма неплохо, — заметил Малкольм, на которого подбор вин произвел большое впечатление.

Марлоу улыбнулся.

— Да нет, пожалуй, но сегодня особенный день, и, по правде говоря, я стянул «Шамбертен» — любимое вино моего старика. Что до «Монтраше», он подарил мне несколько ящиков, когда я стал офицером.

— Он тоже во флоте?

— О да. — То, как Марлоу произнес это, свидетельствовало о его недоумении, зачем вообще нужно было задавать подобный вопрос. — Главнокомандующий в Плимуте. — Он нерешительно помолчал, открыл было рот и не произнес ни слова.

— В чем дело? Нам приказано возвращаться?

— Нет. — Марлоу посмотрел на него. — Сегодня утром мне передали несколько запечатанных приказов вместе с письменным разрешением принять вас на борту и вернуться к заходу солнца, обязательно. Несколько минут назад адмирал приказал мне вскрыть один из них. Мне не было приказано уведомлять вас, но и запрещения я не получил. Возможно, вы сумеете все это объяснить. Инструкция гласила: «Если мистер Струан попросит вас о некой необычной услуге, вы можете, если пожелаете, оказать».

Мир остановился для Малкольма Струана. Он не знал, жив он или мертв, все поплыло у него перед глазами, и, не сиди он в кресле, он обязательно бы упал.

— Господь Всемогущий! — ахнул Марлоу. — Боцман, быстро чарку рома, сию секунду!

Боцман бросился бегом, а Малкольм сумел выдавить из себя:

— Нет-нет, я... в порядке... вообще-то ром... ром — это было бы здорово. — Он видел, как шевелились губы Марлоу, и понимал, что его трясут, но уши его не слышали ничего, кроме глухих ударов сердца, потом он ощутил холодный ветер на щеках, и звуки моря вернулись.

— Вот, сэр-р, — говорил боцман, держа бокал у его губ.

Ром пролился в горло. Через несколько секунд Струан почувствовал себя лучше. Он попытался подняться на ноги.

— Лучше бы вам не торопиться с этим, сэр-р, — встревоженно проговорил боцман. — Вид у вас такой, будто вы призрака увидали.

— Не призрака, боцман, но мне действительно было видение. Видение ангела, вашего капитана! — Марлоу недоуменно воззрился на него, услышав это. — Я не сошел с ума, — уверил его Малкольм, с трудом выговаривая слова. — Джон, прошу прощения, капитан Марлоу, нет ли здесь места, где мы могли бы поговорить наедине?

— Разумеется. Здесь. — Марлоу обеспокоенно сделал знак боцману, и тот покинул мостик. Оставались только сигнальщик и рулевой. — Сигнальщик, отправляйтесь на нос. Рулевой, закройте уши.

Струан сказал:

— Моя необычная просьба заключается в следующем: я хочу, чтобы вы ненадолго вышли в открытое море, где не видно берега, и обвенчали Анжелику и меня.

— Вы хотите, чтобы?.. — Теперь настала очередь Марлоу очумело трясти головой. Он слышал, как Малкольм повторил сказанное ещё раз. — Вы не в своём уме, — пробормотал он, запинаясь.

— Да нет, если разобраться, нет. — Малкольм уже полностью овладел собой, его будущее лежало на весах, слова адмирала «если пожелаете, вы можете оказать» врезались в его сознание. — Позвольте, я объясню.

Он начал. Через несколько минут к ним подошел стюард и тут же удалился, не желая мешать их разговору, немного спустя он приблизился снова со словами: «Кок шлет вам своё почтение, сэр, обед подан в вашу каюту», но Марлоу опять отослал его взмахом руки, внимательно слушая и не прерывая.

— ...Вот таковы причины, — закончил Малкольм, — ответы на все «почему», касающиеся адмирала, меня, вас, моей матери. А теперь, пожалуйста, вы окажете мне эту необычную услугу?

— Не могу. — Марлоу покачал головой. — Простите, старина, я никогда никого не женил и сомневаюсь, что устав допускает это.

— Адмирал дал вам разрешение сделать так, как я прошу.

— Чёрт подери, он так осторожно выразил это, старина: «оказать её , если я пожелаю». Бог мой, старина, это значит сунуть голову прямо в петлю на старушке нок-рее, — сказал Марлоу. Слова обгоняли его мысли, он уже предвидел всевозможные беды, которые обрушатся в будущем на его голову. — Вы не знаете Кеттерера, как его знаю я, боже, нет, любого старшего офицера, если уж на то пошло! Если я сейчас сделаю неправильный выбор, он меня подвесит за... и моя карьера полетит к чертям собачьим... — Он остановился, чтобы перевести дух, покачал головой и продолжал смущенно: — Я никак не могу этого сделать, никак не...

— Но почему же? Вы не одобряете нас?

— Конечно одобряю, господи, конечно, но ваша мать не одобряет, то есть я хочу сказать, она говорит вашему браку «нет», и у сэра Уильяма в этом пироге свой палец торчит, Церковь вас не венчает, другие капитаны тоже, и, чёрт меня подери, по закону вы оба несовершеннолетние, поэтому, если бы я обвенчал вас, это все равно было бы недействительно, а она... чёрт, вы младший член семьи, и она тоже... я просто не могу так рисковать... — Внезапная мысль, и он посмотрел в сторону берега. — Не раньше, чем я просигналю Кеттереру. Я попрошу разрешения.

— Если вы сделаете это, вы навсегда потеряете перед ним лицо. Если бы он хотел, чтобы вы так поступили, он бы так и сказал.

Марлоу впился в него испепеляющим взглядом. Он перечитал послание адмирала и простонал. Струан был прав. Его будущее тоже лежало на чаше весов. Господь Милосердный, и зачем только я пригласил их сюда! Первым, что он запомнил в своей жизни из напутствий отца, было: «На флоте ты управляешь кораблем по правилам, по уставу, до последней буквы, чёрт подери, если только ты не чертов Нельсон, а за всю историю он был один такой!»

— Извините, старина, нет.

— Вы наша последняя надежда. Теперь наша единственная надежда.

— Извините, нет.

Струан вздохнул и расправил плечи, решив пойти с козырного туза.

— Эйнджел! — крикнул он. Она услышала его со второго раза, вернулась вместе с Ллойдом и встала рядом с ним. — Эйнджел, как бы ты посмотрела на то, чтобы пожениться сегодня, прямо сейчас? — спросил он, глядя на неё с огромной любовью. — Джон Марлоу может провести церемонию, если захочет. Что скажешь?

Восторженное изумление охватило её , и она не слышала, как Марлоу начал говорить, что, к своему глубокому сожалению, он не может, но ему закрыла рот та страстность, с которой она обняла и поцеловала его, потом Струана, потом опять его.

— О да, о да... Джон, как чудесно, вы ведь согласитесь, не правда ли, о, спасибо вам, спасибо, как это замечательно, пожалуйста, пожалуйста, ну пожалуйста, — умоляла она, приникая к нему с доверчивостью, перед которой невозможно было устоять. И он услышал свой голос: