Гайдзин

Малкольм посмотрел на него, потом кивнул совершенно спокойно.

— От Норберта и всех Броков мы ожидаем предательства каждый день с утра. — Они сдвинули бокалы. — Здоровья... богатства... и счастья!

Оба ощущали теплоту атмосферы, Малкольм отметил в госте что-то любопытное, но никак не мог определить, что это было.

— Ваши планы на завтрашний день не изменились, вы передадите мне информацию, которая мне нужна?

— О да. — Горнт поднялся. — А мой контракт?

— Он готов. Моя подпись будет засвидетельствована завтра.

— Спасибо. До завтра, и ещё раз поздравляю.

Снова Малкольм скорее почувствовал, нежели увидел в его глазах непонятную усмешку.

— Вы ждете его с таким же нетерпением, как и я. Горнт словно отвлекся от каких-то своих мыслей.

— Да. Это будет ещё один великий день, день последний и день первый.

— Как приятно видеть вас, Райко-тян, — с улыбкой сказала Мэйкин, сидя на коленях напротив неё. — Мы так давно не беседовали. — Она была мамой-сан дома Глицинии и хозяйкой Койко. Обе женщины находились в самом дальнем и надежном убежище Райко.

— Да, благодарю вас, для меня это большая честь, — ответила Райко, в восторге от того, что видит свою старую подругу, хотя и немало удивленная той готовностью, с которой Мэйкин откликнулась на её приглашение прийти поговорить о делах. — Пожалуйста, угощайтесь, угорь особенно вкусный. Саке или бренди гайдзинов?

— Сначала саке, пожалуйста. — Мэйкин приняла чашечку от внимательной прислужницы. Дела, должно быть, идут хорошо, подумала она, отметив дорогое убранство этого уединенного, тихого домика в саду Трех Карпов.

— Хотя времена теперь тяжелые, гайдзины, какими бы отвратительными они ни были, по счастью, плохо представляют себе ценность денег, сборы высоки, а стоимость горячей воды, чистых полотенец и духов незначительна. — Они рассмеялись, наблюдая и выжидая.

Мэйкин попробовала суши — восхитительно — и принялась за еду с аппетитом, невероятным для такой миниатюрной женщины. Её дорожное кимоно было нарочито посредственным. Любой, увидев её , принял бы за жену какого-нибудь мелкого купца, а не за одну из самых богатых мама-сан Эдо, владелицу самого дорогого дома удовольствий в величайшей Ёсиваре в стране — недавно заново отстроенного и отделанного после прошлогоднего пожара, — маму-сан десяти самых одаренных гейш, двадцати прелестнейших куртизанок, а также владелицу контракта Койко Лилии. Она оглядывала самое сокровенное убежище Райко, использовавшееся только в особых случаях, восхищалась неподражаемыми шелками, подушками и татами, болтая о том о сем за едой и гадая, что заставило Райко просить о встрече.

Когда ужин был съеден и девушки отпущены, Райко налила две чашечки своего самого лучшего бренди.

— Здоровья и денег!

— Денег и здоровья! — Качество напитка превосходило все, что имела у себя Мэйкин. — У гайдзинов есть и хорошие стороны.

К их смеху примешался звук шагов. В сёдзи легко постучали.

— Госпожа?

— Да, Цуки-тян?

Майко чуть-чуть сдвинула сёдзи в сторону и, сидя на коленях, посмотрела на них в щелку с невинной улыбкой.

— Прошу прощения, но сёя Рёси, старейшина деревни, умоляет о разрешении повидать вас и вашу гостью.

Брови Райко выгнулись дугой.

— Мою гостью?

— Да, госпожа. Мэйкин нахмурилась.

— Он всегда приветствует гостей?

— Только наиболее важных, а вы, без сомнения, самая важная гостья, ваше присутствие — большая честь для всех нас. Разумеется, его предупредили о вашем приезде. Сеть его осведомителей раскинута широко. Мэйкин-тян, ему можно доверять безоговорочно... и он также является главой Гъёкоямы в Иокогаме. Мы примем его?

— Да, но только ненадолго. Я притворюсь, что у меня болит голова, тогда мы сможем продолжить нашу беседу, пока не подадут ужин.

— Маленькая, — распорядилась Райко, — приведи сёю сюда, но сначала скажи прислужницам, чтобы принесли свежий чай и горячее саке... и пусть уберут эти чашки и спрячут мое бренди. Мэйкин-тян, если бы он узнал, что у меня водится такое вино, его визиты стали бы каждодневным проклятием для нас!

Её приказания были быстро исполнены, со столика всё убрали и привели его в безукоризненный вид, обе дамы прополоскали рот настоем из ароматических трав и только после этого сёю с поклоном пропустили в комнату.

— Прошу вас извинить меня, дамы, — сказал он с непонятным для них беспокойством, сев на колени, кланяясь и принимая поклоны. — Пожалуйста, извините мои дурные манеры, я пришел незваным и без предупреждения, но я хотел поклониться столь высокой особе и поприветствовать её в моей деревне.

Обе женщины были удивлены тем, что он оказался столь невоспитанным, ибо этот повод нельзя было счесть уважительным. Мэйкин никогда раньше не встречалась с ним, но её собственный чиновник Гъёкоямы упоминал о нем как о человеке достойном, поэтому её ответ был вежливым и полным восторженных впечатлений, как приличествовало важной персоне из самого большого города в мире: она похвалила то, как выглядит его Ёсивара и та небольшая часть деревни, которую она видела по дороге сюда.

— Вы человек большой репутации, сёя.

— Благодарю вас, благодарю вас.

— Чай или саке? — спросила Райко.

Он нерешительно замолчал, начал говорить, умолк. Настроение в комнате переменилось. Райко произнесла среди наступившего молчания:

— Пожалуйста, извините меня, сёя, но что случилось?

— Прошу прощения... Он повернулся к Мэйкин. — Прошу прощения, госпожа, вы самый высокочтимый клиент нашей компании. Я... я... — Трясущимися руками он достал из рукава и протянул ей маленький кусочек бумаги. Она посмотрела на него, прищурившись.

— Что это? О чем тут говорится? Я не могу прочесть, почерк такой мелкий.

— Это за... записка, присланная с почтовым голубем. — Сёя попытался заговорить снова, не смог и тупо потыкал пальцем в послание.

Потрясенная, Райко взяла его и передвинулась ближе к свету. Её глаза пробежали ряды крошечных иероглифов. Она побледнела, покачнулась, едва не потеряв сознание, и осела на коленях.

— Здесь говорится: «Попытка покушения на князя Ёси на рассвете в деревне Хамамацу провалилась. Сиси-одиночка убит его рукой. Госпожа Койко также погибла в этой схватке. Передайте дому Глицинии нашу глубокую печаль. Подробности сразу же, как только возможно». Каму Амида Буцу...

Лицо Мэйкин стало болезненно желтым. Её губы задвигались:

— Койко мертва?

— Это, должно быть, ошибка! — воскликнула Райко в горе. — Должно быть! Койко умерла? Когда это случилось? Тут нет никакой даты! Сёя, как вы... Это должна быть ложь, должна быть ложь от начала...

— Мне очень жаль, дата в этих знаках наверху послания, — пробормотал он. — Это произошло вчера перед рассветом. Придорожная станция на Токайдо, Хамамацу. Ошибки нет, госпожа, о нет, очень жаль.

— Наму Амида Буцу! Койко? Койко мертва?