Гайдзин

Он не отрываясь смотрел на дверь, изнывая от желания. Потом его чуткое ухо уловило перемену в колокольном звоне: тот стал более настойчивым. Это напомнило ему: месса!

Сердце его сжалось. «Я и не подумал об этом, — о том, что она католичка. Мама не признает иной церкви, кроме англиканской: дважды по воскресеньям — под руку с отцом, и мы следом, друг за дружкой, — вместе со всеми добропорядочными семьями Гонконга.

Католичка?

Ну и пусть, я... мне все равно. Она должна быть моей», — сказал он себе; здоровая, жадная, пульсирующая боль в низу живота прогоняла острую резь из внутренностей.

— Я не могу иначе.

Этим днём четыре покрытых потом японских носильщика опустили окованный железом сундук на пол. За ними наблюдали три чиновника бакуфу, все очень низкого ранга, сэр Уильям, переводчики, офицер из армейского казначейства, меняла британской миссии, китаец по национальности, и Варгаш, который был приглашен присматривать за ним.

Все они находились в большом зале для приемов британской миссии, окна были открыты, и сэр Уильям с трудом удерживался от широкой улыбки. Очень церемонно один из чиновников извлек из складок кимоно причудливой формы ключ и отпер сундук. Внутри оказались мексиканские серебряные доллары, несколько тэйлов золота в брусках — весом около унции с третью — и несколько тэйлов серебра.

— Спросите, почему вся компенсация не выплачивается в золоте, как было условлено.

— Чиновник говорит, что они не успели собрать столько золота за такое короткое время, но это все чистые мексиканские доллары, законная валюта, и он просит вас дать ему расписку. — Слово «чистые» означало, что эти монеты не были подпилены или обкусаны кусачками — весьма распространенная практика, — чтобы сбыть их потом любому, кто недостаточно осторожен.

— Начинайте подсчет.

Лучась от счастья, меняла высыпал содержимое сундука на ковер. Его наметанный глаз тут же углядел обрезанную монету, Варгаш заметил ещё одну, и ещё. Их откладывали в сторону. Все глаза не отрываясь смотрели на ковер, на аккуратные, быстро растущие столбики монет. Пять тысяч фунтов были огромной суммой в те времена, когда оклад штатного переводчика составлял четыреста фунтов в год, из которых он ещё платил за жилье. Меняла получал сотню (правда, изрядный процент всего, что проходило через его руки, тем или иным образом прилипал к ним), слуга в Лондоне — двадцать фунтов в год, и не было ни одного свободного места, солдат — пять пенсов в день, матрос — шесть, адмирал — шестьсот фунтов в год.

Подсчет был быстро закончен. Оба менялы дважды проверили вес каждого маленького слитка золота, затем — вес каждого столбика обрезанных монет, потом, быстро щелкая костяшками счет, определили общую сумму согласно текущему курсу.

Варгаш подвел итог:

— Получается следующее, сэр Уильям: четыре тысячи восемьдесят четыре фунта, шесть шиллингов и семь пенсов с фартингом чистой монетой, пятьсот двадцать фунтов ровно золотом, девяносто два фунта шестнадцать шиллингов подрубленными монетами — итого четыре тысячи шестьсот девяносто семь фунтов, два шиллинга и семь пенсов с фартингом.

— Простите, восемь пенсов, масса. — Китаец поклонился и покивал головой, отчего затряслась его косичка, длинная и толстая. Эту маленькую, сохраняющую лицо поправку он сделал по предварительному соглашению с Варгашем, решив, что сумма, которую его португальский коллега вычел в качестве их гонорара — два с половиной процента или сто семнадцать фунтов, восемь шиллингов и шесть пенсов на двоих, — была меньше, чем та, которую выкроил бы он, но все же приемлема за получасовой труд.

— Уберите все назад в сундук, Варгаш, — распорядился сэр Уильям, — и выдайте им расписку. Сделайте в ней помету, что недоплата будет начислена к последнёму платежу. Иоганн, поблагодарите их и скажите, что мы ожидаем получения полной суммы, золотом, через девятнадцать дней.

Иоганн подчинился. Японский переводчик тут же начал переводить длинное заявление.

— Они просят об отсрочке, сэр, и...

— Никакой отсрочки. — Сэр Уильям вздохнул, отпустил остальных и приготовился скучать ещё час. Он закрыл уши и задумался о своём, но вдруг с удивлением услышал, как Иоганн сказал:

— Они неожиданно перешли сразу к делу, сэр, речь идет о встрече в Эдо, сэр. Они просят, чтобы встречу отложили ещё на тридцать дней, то есть всего получается на пятьдесят дней, считая от сегодняшнего... дословно это звучит так: сёгун к тому времени уже вернется из Киото, и он поручил Совету старейшин передать всем иностранным посланникам, что даст им аудиенцию в этот день.

Чтобы выиграть время и обдумать услышанное, сэр Уильям крикнул: — Лун!

Китаец появился в тот же момент.

— Чай!

Подносы прибыли через несколько секунд. А также сигары, нюхательный и курительный табак. Скоро комната наполнилась дымом, все начали кашлять, а сэр Уильям тем временем продумывал варианты.

Во-первых и в-главных, я, вероятнее всего, имею дело с какой-нибудь мелкой сошкой, поэтому все, о чем мы договоримся, будет подлежать дальнейшему согласованию. Далее, в любом случае пятьдесят дней, без сомнения, растянутся на два месяца, даже три, но если мы добьемся аудиенции у высшей власти — разумеется, Британия возглавит делегацию посланников, — это будет серьезным, очень серьезным шагом вперед. Если разобраться, я готов ждать и три, даже четыре месяца. К тому времени я получу разрешение лорда Рассела на открытие военных действий, подкрепления с Гонконга и из Индии будут на пути сюда, адмирал получит свои чертовы полномочия и в нашем распоряжении окажутся достаточные силы, чтобы в случае необходимости занять, удержать и укрепить Эдо.

Я мог бы сказать, давайте встретимся, как планировали, а потом будет аудиенция с сёгуном. Это был бы наилучший вариант, но я чувствую, они не пойдут против воли этого их таинственного сёгуна и будут так или иначе тянуть, вилять и опять все запутают.

— Их представитель говорит, — перевел Иоганн, — поскольку мы пришли к согласию, мы прощаемся с вами.

— Я не давал никакого согласия. Отсрочка на тридцать дней невозможна по многим причинам. Мы уже договорились о встрече с Советом старейшин, которая состоится в назначенный день, а затем, десятью днями позже, мы с удовольствием встретимся с сёгуном.

После часа шумного всасывания воздуха, возмущенных молчаний, англосаксонской прямолинейности сэр Уильям дал уговорить себя, и стороны сошлись на компромиссном варианте: встреча с Советом старейшин состоится, как назначено, а встреча с сёгуном произойдет двадцатью днями позже.

Оставшись наедине с сэром Уильямом, Иоганн произнес:

— Они не станут этого придерживаться.

— Да, я знаю. Это не страшно.

— Сэр Уильям, срок моего контракта истекает через пару месяцев. Я не стану его возобновлять.

— Я не смогу обойтись без ваших услуг по крайней мере полгода, — резко заметил ему сэр Уильям.

— Пора мне отправляться домой. Скоро это место станет кровавой баней, и мне вовсе не хочется, чтобы моя голова торчала на пике.

— Я увеличу ваше жалованье на пятьдесят фунтов в год.

— Дело не в деньгах, сэр Уильям. Я устал. На девяносто восемь процентов все эти переговоры — sheiss [17] . У меня больше нет терпения, чтобы копаться в бочке навоза, отыскивая зернышко пшеницы!

17

Дерьмо (голл.).

— Вы нужны мне на эти две встречи.

— Они никогда не состоятся. Два месяца с небольшим, и я снимаюсь с якоря, в тот самый день, что стоит в контракте. Извините, сэр Уильям, но это окончательно, а теперь я пойду напьюсь. — Он ушел.

Сэр Уильям прошел через холл в свой кабинет, подошел к окну и окинул взглядом горизонт. Солнце клонилось к закату. Никаких признаков возвращающегося флота. Дай бог, чтобы все корабли уцелели. Иоганна так или иначе необходимо удержать. Тайрер будет готов не раньше чем через год, и это в лучшем случае. Кого мне найти на это время из тех, кому можно доверять? Чёрт бы все побрал!