Газета День Литературы # 131 (2007 7)
Шрифт:
Я опечатки в ней с досадой нахожу.
За них, увы, мне не на кого злиться,
Я сам их сделал, честно доложу.
Такие опечатки не исправишь,
И жизни книгу не переиздашь,
И строки все висячие не втянешь,
побаловав музу и "дарами Востока", в коих вещая мудрость Омара Хайяма кажется переведённой неунывающим Хармсом:
Всего лишь три у жизни цели:
Зачать потомство
от любви в постели,
Дать счастье тем,
кто млад и стар,
И накопить в душе страданий дар.
преобразив и "лоскутную" эстетику М.Шагала в слово:
Жизнь, как лоскутное одеяло,
Сшита из разных кусков…
Беспечности время сначала,
Юности пестрый улов…
......
То лоскут счастливого взлета
Сошьётся с горя куском,
То страсти обрывок потом
Урежет шальная работа…
…поэт вновь и вновь окунается в российские просторы, где "мой Суздаль поет псалтирь", где "Святые воды Селигера / Прохладой резкой обожгут", где "Свой духовный свершает дозор / Над Россией Нилова пустынь", а оттуда недалече ему и до иных мировых православных святых мест – до "Золотого Иерусалима" (сей "от времени освобожденный сектор" выписан просто с придыханием), до Синая, Эфеса, Сакре-Кёр…
На мой взгляд, очень хорошо, что поэт не стесняется своей счастливой возможности странствовать с немалой пользой для души и музы. Не стеснялся же этого Пушкин, в конце-то концов, перед своими крепостными. Напротив – будучи "невыездным" – Александр Сергеевич болезненно остро ценил малейшую возможность путешествия в границах Российской империи – "срывался" то в Молдавию, то на Кавказ, то на Урал… "По прихоти своей скитаться здесь и там, / Дивясь божественным природы красотам / … / – Вот счастье! вот права…"
И ещё: уверен, что немалое значение при долгожданном воскрешении русской поэзии, при обретении заново ею публичного, широковещательного статуса, будет иметь то условие, чтобы поэты наши представали впредь перед своим народом не раздавленными комплексами, невостребованностью и нищетой, а победительными, успешными и гордыми. Только такие "художники
слова" смогут вновь стать "властителями дум", а может быть и стяжать ещё неслыханную прежде роль (уверен, именно в России она всё же возможна) спасителей и вождей нации.
– III – Порою эта "простота без пестроты" Сергея Дмитриева загадочна и головокружительна, как чистая полоска горизонта при взгляде с горного хребта.
Все начиналось так:
Она была нага, и он был наг.
А жить им выпало в раю,
В древнейшем мире, на краю.
Порой подозрительна – а так ли уж все это просто? Но таков творческий метод поэта. А как заповедал нам тот же Александр Сергеевич: "судить поэта следует лишь по законам, им самим над собою признанным"!
Жизнь понятна и проста
От зачатья до креста…
......
Дальше жизнь в ином пространстве
И иная суета.
Жизнь в любом вселенском царстве
И понятна, и проста!
Вот так вот. Не убавить, ни прибавить. И не получится прибавить, коль скоро речь идёт здесь не о лукаво-интеллектуальном, избыточно-научном познании, но о духовном. И ведь заглянувшему поглубже в эти строки и впрямь верится, что – при достижении некой духовной высоты – действительно "в любом вселенском царстве" будет для тебя все просто!
А этих строк даже строжайший Юрий Поликарпович не "выплеснул бы с водой" из своего семинара ВЛК, уловив нечто очень родное:
Я русский поэт, потому и печален
Стою на дороге один
Над видами русских развалин,
Над бездною русских глубин…
Вообще, поэт на редкость уверенно повествует нам о запредельном, и эта уверенность его и завораживает, и весело поддерживает нашу несовершенную, оступающуюся то и дело веру:
Душе под силу уберечь
Напевы колдовской метели,
Любимой трепетную речь,
Сыновий голос в колыбели…
......