Газета День Литературы # 132 (2007 8)

И мысли и слова пустые

И музыка и ритм стиха –

Всё канет в солнечной пустыне,

На донце моего зрачка.

Пропали годы жизни бренной,

И значит, смерти больше нет –

Один лишь свет во всей вселенной,

Один лишь бесконечный свет.

Летит, ликуя и звеня,

И вижу я: в нём нет меня.

***

Упругая, точёная, литая

Плоть жизни, наслаждения и смерти.

Парчовая, пурпурно-золотая

Петля любовной гиблой круговерти.

Я рвался сам в её тугие смерчи,

В исход, исток ли, удержу не зная.

И вижу, отчуждён, ослабнув, смеркши:

Она кровяно-потно-земляная.

Другие рвутся в тесные объятья

И безоглядно рвут сердца и жилы

В смертельном

наслаждении зачатья...

А я природы замысел исполнил.

А жизнь для смерти,

или смерть для жизни.

И что есть что –

увы, так и не понял.

***

...И в отчуждённом свете,

У жизни на краю

Приготовляюсь к смерти,

К исчезновению.

Хоть ничего не вижу

Сквозь яви решето,

Но чувствую: всё ближе

Безликое н и ч т о.

Такая бездна света

И вечности вода,

Что не понять, как это –

Нигде и никогда.

А в прахе ли, в могиле –

Там буду уж не я –

Подверженная гнили

Пустая плоть моя.

Так что гадать напрасно

О том, что – ничего.

Когда предельно ясно:

Я стану – вещество.

А дух, душа и разум,

Любовь и боль всех лет –

Всё это канет разом

В пространство,

воздух, свет.

Которые – повсюду.

Не былка, не звезда –

А я – невидим – буду

Во всём, везде, всегда.

Борис Сиротин ДОРОГА НА ВАЛААМ

МАКАРЬЕВ МОНАСТЫРЬ

– I –

Серебряной воды литая ширь –

Нет цвета и скромней и благородней…

И вдруг возник Макарьев монастырь,

Стоит как на ладони на Господней.

Под цвет воды седые купола,

И словно из ракушечника стены…

Не Волга ли обитель создала

Из самой чистой, драгоценной пены?

Итак: взметнулись волны, высоки,

Из глубины реки, и на пределе,

По мановенью легкому Руки,

Приобретая форму, затвердели…

– II –

Но это – сказка, быль куда мрачней…

Мрачней ли?

Невдали от волжской глади,

Среди лесов дремучих и камней

Макарий поселился Бога ради.

Сперва в норе ютился, яко зверь,

Вельми оброс, но плотию и духом

Окреп – и перед ним открылась Дверь

И твердь проник он зрением и слухом.

Шёл гул в небесной тверди и земной,

Но многие он голоса расслышал,

И среди них нездешний, но родной,

Отчетливый и властный голос –

свыше.

"О Господи! – Макарий возгласил

И ниц упал, – о Господи, помилуй!"

А с высоты: "Тебе отныне сил

Прибавится, владей небесной силой!"

И так вот день за днем, за годом год

Рос монастырь, и нет нужды, пожалуй,

Описывать, как братии невзгод

И радостей пришлось вкусить немало.

Размашисто сверкали топоры

И пели пилы то взахлеб, то строем.

Оправдывались Божии дары –

Храм вырастал, широкоплеч и строен.

И расступился вековечный лес,

И блеск крестов стал виден издалёка,

За этот-то святой и тонкий блеск

И зацепилось вражеское око.

А далее – в тесовые врата