Газета День Литературы # 145 (2008 9)
Шрифт:
– Так я, вроде того, что на подходе! – продолжал я радоваться, как выяснилось, совершенно некстати.
– Видишь ли, Витя, боюсь, сегодня не успею… Вы уж там как-нибудь без меня.
– А ты где?
– Как тебе сказать… В некотором смысле в Ирландии… Город такой… Дублин…
– Где, блин?!
– Буду через неделю… Загляни, если коньяк сохранится…
– Ха! Размечтался! – сказал я, и в следующую среду, как обычно к четырём часам, был в редакции. Опять же с "Таврией". Да-да, пять звёздочек. В соседней "Массандре" взял.
Всё было, как обычно – Володя весел и оживлён, во всем его облике неуловимо чувствовалась Европа, ответственный секретарь Валя улыбчива и радушна, Личутин поздравляет меня с удач- ным раскрытием преступления в очередном детективе, знаю я эти его поздравления, а что делать – терплю, классик всё-таки, не каждый день и не каждому с классиком чокнуться удаётся.
Но всё это к делу не относится, перейду сразу к главному. Когда мы с Володей уже шли к метро "Парк Культуры", я обратил внимание на кепочку, в которой он красовался. Вроде, ничего в ней особенного не было, но всю недолгую дорогу к метро она притягивала мой завистливой взор. Сшили её из лоскутов разного материала, все лоскуты были серого цвета, но с еле уловимыми оттенками – зеленоватым, коричневым, синеватым… И только сбоку, над Володиным правым ухом полыхал алый лоскут.
– Откудова кепочка? – спросил я, стараясь, чтобы по голосу он не догадался о зависти, которая уже пожирала меня изнутри.
– Ирландия, Витя, всё та же Ирландия, – беззаботно ответил Володя, ещё не зная, не чувствуя, не догадываясь, что скоро, совсем скоро придётся ему с этой кепочкой расстаться.
– Хорошая кепочка, – сказал я тусклым голосом, но на этот раз Володя что-то всё-таки уловил и бросил на меня искоса взгляд скорее недоумённый, чем опасливый.
– Да, мне она тоже нравится, – беззаботно ответил он и предложил выпить кофе в забегаловке у самого метро. И пока заказывал кофе и распла- чивался у кассы, я не удержался и кепочку его, оставленную на спинке стула, примерил. И быстренько, даже как-то воровато, глянул на себя в оконное стекло. Ничего я там не увидел, но красный лоскут не просто отразился в стекле, он там, в соседнем пространстве, полыхнул на секунду обжигающе алым цветом, будто кто-то сатанинским взглядом мне подмигнул этак заговорщицки. Ничего, дескать, разберёмся.
Володя принёс кофе, я привычно разлил в чашки стограммовую бутылочку коньячка, напиток получился на удивление удачным и мы немного посплетничали, но невинно, можно даже сказать беззлобно. Скорее одобрительно посплетничали, поскольку ни у него, ни у меня не было ни малейшего повода завидовать кому бы то ни было.
Вот написал эти слова и тут же спохватился – был всё-таки повод для зависти, у меня появился этот повод именно в этот день – да, ребята, кепочка. Была уже осень, по большому витринному стеклу струились потоки воды, и мы не торопились, пережидая дождь. А когда уже собрались выходить и начали одеваться, я, признаюсь, малодушно и корыстолюбиво сделал вид, что перепутал наши головные уборы и как бы невзначай снова надел кепочку с красным лоскутом. И в ту же секунду почувствовал, что меня обдало жаром, как если бы вас неожиданно обняла красавица, по которой вы подыхаете каждый божий день. Вам знаком этот жар, который вдруг возникает где-то в глубинах вашего потрясённого организма, знаком? Значит, вы счастливый человек. Этот исходящий от вас жар не может не ощутить и женщина, она тоже не в силах уже ему противиться.
Кепочку пришлось вернуть, мы вышли на улицу, Володя, не задерживаясь, направился к входу в метро, я поплёлся следом, и было у меня такое чувство, будто уводят от меня, навсегда, по взаимному согласию уводят… Да, ребята, да, ту самую женщину, которая одним прикосновением локотка ли, коленки вызывает в вас тот самый внутренний жар, от которого сама же и вспыхивает…
Ладно, отвлёкся, немного…
В следующую среду, едва войдя в кабинет к Володе, я сразу бросил взгляд на вешалку – кепочка была на месте. И я, сам того не замечая, облегчённо перевёл дух.
– Прижилась кепочка, – сказал я фальшивым голосом, вешая куртку на крючок.
– А что с ней сделается, – ответил Володя, не прекращая разговора по телефону.
– Этот красный лоскут прямо-таки светится в твоём кабинете!
– Красный потому что, вот и светится… – легко ответил Володя, не чувствуя ещё никакого подвоха в моих словах.
– Примерьте, Виктор Алексеевич! – великодушно сказала Валя, выглянув из-за компьютера. – Она вам пойдёт.
– Вы думаете… – затравленно проговорил я – и к вешалке, надел кепочку, подошёл к зеркалу, не без опаски посмотрел себе в глаза. Первое ощущение – ужас. В зеркале был не я, на меня из тусклого стекла смотрел чужой, незнакомый мне человек. Постепенно я начал узнавать его, я вспомнил свою фотографию двадцатилетней давности, на которой я выглядел примерно вот так же...
Все свои снимки я делю на две категории – те, на которых я могу себя терпеть и те, на которых терпеть себя не могу. Так вот, на этом снимке я себе даже нравился. Я смотрел на себя откуда-то из прошлого века, и понимал, теперь только начал понимать ту женщину, которая тогда, в начале девяностых, иногда позванивала мне по телефону. А я был лёгок, беззаботен и глуп. Не думаю, что я так уж поумнел за эти годы, но что протрезвел, это точно.
Обречённо сняв кепочку, я прощально взглянул на свою мгновенно постаревшую, хорошо мне знакомую физиономию сегодняшнего дня и, с трудом добредя до вешалки, повесил её на тот же крючок, с которого снял минуту назад.
А когда по дороге к метро я снова заговорил о кепочке, Володя резко остановился, сорвал кепочку с головы и, сжав её в кулаке, протянул мне.
– На! Дарю! Только давай уже, наконец, поговорим о чём-нибудь другом!
– Спасибо, – смиренно ответил я и, не решившись надеть кепочку тут же, немедленно, сунул её в сумку и задёрнул молнию. Кофе в нашей забегаловке мы взяли молча, не говоря ни слова, я разлил из мерзавчика коньяк по чашкам, и хотя напиток был ничуть не хуже, чем обычно, разговор не получался. В метро мы разошлись по своим направлениям и попрощались, лишь сдержанно кивнув друг другу. Не холодно, нет, но осталось ощущение, будто мы стали свидетелями чего-то важного, нами не понятого, но при этом оба сознавали – будет продолжение.
И началось.
Как и всё в этом мире, началось всё с совершенно невинного и незначащего моего наблюдения – мне перестали уступать место в метро. То ли действительно поизносился, то ли выглядел гораздо хуже, чем себя чувствовал, но только с какого-то момента я обратил внимание, что вежливых, воспитанных юношей и девушек в общественном транспорте резко прибавилось. И даже зрелые мужчины, в силе и соку, тоже уступали место, ещё горячее от их пылающего зада, уступали, дружески похлопывая меня по плечу – не переживай, дескать, все там будем.
Однажды случился конфуз – в метро я засмотрелся на красавицу, вполне по-мужски засмотрелся. И женщина, не выдержав моего, как мне казалось, восторженно-бесстыдного взгляда, поднялась и лёгким движением руки предложила сесть на её место…
Этот случай меня отрезвил, и постепенно я стал привыкать к вежливости наших граждан, тем более, что из динамиков постоянно грохотали призывы уступать место старцам, больным и беременным. Поразмыслив, я решил, что попадаю всё-таки в первую категорию. К старцам. Поскольку еду в метро самостоятельно, то, видимо, на больного не тяну, а уж к беременным, по понятным причинам, тоже отнести себя не имею права.