Газета День Литературы # 145 (2008 9)

– Принесу рассказ, – вяло протянул я. – Про кепочку…

– Да хоть про тапочки! – и Володя положил трубку.

А я, направляясь в свой закуток, бросил опасливый взгляд в прихожую…

Вы видели, как полыхают в начале лета маленькие крымские маки вдоль железнодорожного насыпи, а то и между шпал, по дороге из Джанкоя в Феодосию? Видели? Вот таким же ясным маковым цветом опять полыхнуло на меня из полутёмной прихожей. И в этой краткой вспышке была улыбка, был смысл, были слова…

Такие примерно… "Держись, Витя… Жизнь продолжается, и будет продолжаться ещё некоторое время. Держись".

Леонид СЛОВИН ТРИ РАССКАЗА

КАЗЫ

Домашняя колбаса казы готовится из качественного конского мяса и считается деликатесом. Её добавляют в плов и просто нарезают ломтиками в виде закуски. В Костроме казы пользовалась особым спросом в слободе, население которой принадлежало к потомкам служилых татар, зачисленных в 18 веке в сословие казённых крестьян. Я узнал об этом, когда мне как наименее опытному поручили "организацию борьбы с кражами крупного рогатого скота". Это была второстепенная или даже пятистепенная по важности линия обслуживания, но всё равно я ею гордился. Вопреки упоминанию о рогатом скоте, речь шла всего лишь о кражах лошадей. Их похищали цыгане-конокрады и сбывали в Татарской слободе. После того, как украденная лошадь переступала границу слободы, обнаружить её практически было уже невозможно. Разве что в виде казы.

К делу я отнёсся необыкновенно серьёзно, со всем рвением новообращённого. В плане мероприятий я предусмотрел активную разработку как конокрадов, так и любителей высококалорийного продукта. На выполнение намеченных мною мер могли уйти годы, но в итоге с конокрадством в Костромской области, как мне казалось, должно было быть покончено навсегда. Среди предложенных мною революционных новшеств особое значение предавалось овладению основами цыганского языка. В то время это было достаточно сложным, поскольку до 20-х годов подобных учебников в СССР не существовало, а в последующие на цыганском были изданы в основном переводы речей И.В. Сталина и советских публицистов. Тем не менее через Библиотеку имени В.И. Ленина мне удалось заказать дореволюционное учебное пособие и по вечерам, в милицейском общежитии, я зубрил цыганские глаголы. Мне понадобились также закрытые диссертации соискателей Академии МВД СССР по преступлениям, совершаемым этническими группировками. Что же касается любителей казы, то я предполагал использовать мои весьма поверхностные знания другого языка тюркской группы – полученные в начальной школе в Ташкенте…

Все закончилось внезапно, как это обычно происходит в милиции. В один день, когда во время общегородского праздника было совершено дерзкое убийство, и весь личный состав розыска был брошен на его раскрытие. После этого была кража сейфа из поликлиники, расположенной по соседству с обкомом КПСС… К проблемам краж крупного рогатого скота я так больше никогда и не вернулся.

Тем не менее что-то из той поры, связанной с казы, откликнулось через несколько лет. Я уже работал в Москве на Павелецком вокзале, который цыганки-мошенницы облюбовали для жульничества, известного профессионалам как ломка денег. Мошенница просила выбранного ею в качестве жертвы пассажира разменять крупную денежную купюру, но как только тот выполнял её просьбу, воровка тут же под каким-нибудь благовидным предлогом – например, потому что ей нужны "более мелкие"! – забирала назад свою купюру. Всё происходило быстро, на глазах пассажира, и он обычно не пересчитывал возвращаемые ему "бабки". Лишь потом, когда преступницы и след простывал, выяснялось, что мошенница присвоила большую часть возвращаемой суммы. Случалось, что воровку удавалось задержать, и тогда с десяток её сообщниц устремлялись к дежурной части и устраивали там форменную обструкцию. У мошенницы на руках немедленно оказывался чей-то грудной младенец, иногда его просто перебрасывали через голову стоявшего в дверях сержанта. Младенец начинал кричать, у "матери" не было молока, появлялись какие-то цыганки с бутылочками... Через короткое время с десяток женщин под разными предлогами уже пробирались в помещение, громко кричали, ругались; короче: делали всё, чтобы дежурный не вытерпел и прогнал всех. Бывало, что на пике скандала дежурный вспоминал о моих познаниях в цыганском языке и просил помочь. Я приходил и первые несколько минут лишь безмолвно присутствовал. Я был в штатском. Никто из цыганок не обращал на меня внимания. Подождав, я выбирал одну из женщин, которая кричала громче других, и спрашивал её по-цыгански: "Сыр тут кхарна про лав?" ("Как тебя зовут?") Надо было видеть, что происходило в тот момент в дежурке. На несколько секунд воцарялась мёртвая тишина! Оказывается, когда они откровенно обо всём болтали, кричали всё, что не попадя, и сговаривались, рядом с ними, вот он, находился сотрудник милиции – цыган, который всё слышал! Оглушающая тишина! Однако уже в следующую секунду цыганки бросались ко мне за помощью, искали заступничества, как у своего, у рома! Я не понимал ни слова и поэтому произносил вторую и последнюю фразу из моего небогатого языкового багажа: "Дедума гаджиканес!" Я предлагал обращаться ко мне на ихнем! На русском! "Мало ли что могут подумать мои русские коллеги, продолжи мы общение на своём?!" Цыганки мгновенно понимали двусмысленность моего положения и с этой минуты ко мне апеллировали только на русском и преувеличенно вежливо. В дежурке воцарялся порядок…

Пара фраз на цыганском, правда, другого рода, у меня осталась. Дать их перевод здесь я не рискую. Как-то я адресовал их нескольким гадалкам, громко кричавшим гадости нам вслед. Несколько предложений на их родном языке возымели удивительное действо. И это буквально через минуту после того, как они обкладывали нас отборным российским матом! Это были теперь оскорблённые невинности! "Как нехорошо, начальник!" Увы! Ругательства на чужом языке, даже, если он "великий и могучий", не более, чем сотрясение воздуха. Далеко за примером ходить не приходится: название тель-авивского кафе "Кбенимат". Но это другая тема.

АДВОКАТ

Уголовное дело о крупных хищениях в леспромхозе Генеральная прокуратура мурыжила около двух лет. За это время прошла амнистия, а два десятка арестованных – всё сидели и сидели. И вот день, которого они так ждали, настал. Дело принял к производству Верховный суд РСФСР, назначивший выездную сессию в Костроме.

Суду потребовалось полтора десятка адвокатов, которые могли бы на месяц засесть в процесс. Между тем в области было всего несколько не занятых адвокатов, среди них был и я, потому в Кострому по разнарядке срочно прибыли коллеги из соседних областей. Один из прибывших – известный столичный адвокат, который готов был на всё, лишь бы не участвовать в процессе. Эму это удалось. Он подбил меня и ещё одного коллегу взять на себя защиту двух из трёх выделенных ему подсудимых. Третьего – пожилого бухгалтера – он уговорил напрочь отказаться от защитника.

– Вы – бухгалтер, специалист… Разбираетесь в деле лучше любого адвоката. За вами как обвиняемым сохраняется право отрицать очевидные факты, у адвоката такого права нет. Защитник может запросто превратиться в вашего обвинителя. Теперь подумайте, нужен ли вам на суде ещё один прокурор?!

Бухгалтер согласился и в день открытия суда заявил ходатайство о желании защищаться самостоятельно. Ходатайство было удовлетворено и московский коллега, не мешкая, покинул зал бывшего дворянского собрания, в котором проходил процесс.

Первый же день суда показал, что для подсудимых два года, проведённые за решеткой, не прошли зря. Все они тут же отказались от показаний, данных на следствии, принялись хитроумно выкручиваться, чудовищно врать и отрицать очевидные факты. Виновным себя не признал никто.

Между тем собранные доказательства свидетельствовали об изощрённых способах хищения государственных средств в крупных размерах. В деле фигурировали и многочисленные поставки строевого леса под видом подтоварника и липовые ведомости на выдачу денег за якобы произведённые работы, и даже фиктивные документы о прокладке никогда не существовавшей в действительности многокилометровой узкоколейной железной дороги для вывоза леса с верхнего склада.

Материалы следствия были подшиты в нескольких десятках трехсотстраничных томов уголовного дела, которые плохо знал как выступающий прокурор, так и сам председательствующий – член Верховного суда – спокойный, не первой молодости человек с окладистой бородой, за которую сразу же получил прозвище "Борода".

Благодаря ему слушание двинулось, не задерживаясь на мелочах, без особого вникания в подробности – применение амнистии могло с лихвой покрыть возможные огрехи процесса и примирить с приговором, который он готовил.

Недели сменяли недели. В дни, когда рассматривались эпизоды, не связанные с их подзащитными, адвокаты не приходили на заседания, их коллеги читали газеты. Выпускался даже рукописный журнал "Гипертоник" с карикатурами на членов суда, адвокатов и их подзащитных.

Помню одну. Подсудимый из Слободзеи после изъятия у него липовых документов на отгрузку леса послал соучастникам телеграмму – "забрали бумажки возьмите бумажки". Художник изобразил известный тип горбоносого мужчины с удивленно поднятыми плечами. Подпись гласила: "Какие бумашки-шмашки?!"

Бухгалтер, согласившийся защищать себя самостоятельно, не жалел об этом, полностью вжился в роль адвоката и в новом качестве задавал вопросы другим подсудимым.

В свой черёд начались прения сторон – адвокаты произнесли свои защитительные речи. Почти каждый просил вину его подзащитного квалифицировать как должностное преступление и применить акт амнистии.

Примерно то же сказал в своей защитительной речи и бухгалтер.

По окончанию последних слов подсудимых суд удалился в совещательную комнату, которой на этот раз стал номер "люкс" в гостинице "Кострома". У двери в номер был выставлен милицейский пост. Еду судьям доставляли из ресторана гостиницы.