Газета День Литературы # 182 (2011 10)

Раньше карманный божок никогда не помогал маме: сколько бы она ему ни жаловалась, а в тот раз взял и помог! Это уж всегда так: люди кидают да кидают мешки с мусором в бак, – дна всё не видать, но, в конце концов, он переполняется – и содержимое начинает вываливаться на дорогу. Одним словом, папа, как все люди, взял кредит и купил машину.

Это был первый день каникул: и Большой Брат отсыпался, а мы с бабушкой, проводив родителей, сидели перед Телевизором. Пророк-телекомментатор показал нам с бабушкой разбившийся вчера самолет с сотней погибших пассажиров, я вскарабкалась бабушке на плечо и попыталась закрыть ей глаза тыльной частью моего вытянутого копчика – но бабушка неделикатно сбросила меня на пол. Потом была автокатастрофа с участием двенадцати машин (я уже опять сидела у бабушки на коленях), затем заговорили о правах человека… Всякий раз, когда заговаривают об этих правах, я начинаю смотреть, не отводя глаз, прямо в желудок бабушкиного бога: а вдруг его пророки заговорят о правах Маленьких Сестричек… Показали очень удобную тюремную камеру (бабушка сказала, что нам в такой не сидеть!), в которой отбывал срок, а после умер человек с магнетической фамилией и лицом пройдохи. Я перевела взгляд с бога – на окно: в очередной раз подумав, что если уж бабушкин бог не говорит о правах бомжей, несколько смертей которых подле стенок помойных баков мне довелось видеть собственными глазами, то уж, конечно, о правах Маленьких Сестричек он говорить не станет. Я начала клевать носом, но тут проснулся Большой Брат – и мы с бабушкой пошли его кормить.

И тут совершенно неожиданно – не в срок, вернулся с Работы папа; на резонный бабушкин вопрос, почему так рано, папа сделал таинственное лицо и стал тыкать пальцем в окно. Большой Брат с бабушкой подошли к окну (я заскочила на подоконник): как ни старались, мы ничего не увидели, только пара ворон пролетела мимо, но папа до сих пор не проявлял охотничьих инстинктов, поэтому этих птиц можно было проигнорировать. Следом за папой примчалась мама, она ворвалась в квартиру и тут же бросилась целовать папу, а после сообщила нам, что папа взял кредит и купил ситроен, в точности, как у Одноклассника!..

И вот настал тот примечательный день, когда наша семья отправилась на Дачу (про которую я обещала рассказать в самом начале). Дача – это такое место… Нет, прежде о поводке… Мне, Маленькой Сестричке, точно собаке, обманным путём надели ошейник, к которому оказался прицеплен поводок. Я была стра-ш-шно возму-щ-щена, но, в конце концов, смирилась, поняв, что родители хотят мне добра. Нагруженные рюкзаками и мной (я сидела на руках у Большого Брата, и он поигрывал поводком), родные приготовились к выходу. Мама закрыла дверь квартиры на ключ – я сунула голову под мышку Брату и поглядела на нашу оцифрованную дверь в последний раз. Большой кнопкой (у всего в этом мире есть кнопка) мама вызвала ездовой Бак – он прибыл точно по расписанию: и вот мы, всей семьей, оказались внутри. Двери Бака медленно задвинулись, я принюхалась – и удостоверилась: пах он в точности так, как положено всякому помойному баку, пусть и очищенному от мусора. Бак совершил мягкую посадку, двери разошлись – мы покинули его, а после и наш благополучный Дом.

Меня сунули в аккредитованную возле нашего Дома машину – пожалуй, в ней могло бы поместиться с десяток Маленьких Сестричек с выводком ещё меньших. Но всё же: и стены, и крыша, и пол – всё оказалось куда ближе к вашему сердцу, чем вы рассчитывали. Я легла на возвышении, у заднего охранного стекла. Машина тронулась – и мир сошёл с ума: он резко опрокинулся назад и стал предъявлять всё новые и новые подробности, столь многочисленные, что их невозможно было осмыслить. В конце концов, я уснула на руках у Большого Брата, а проснулась, когда мир пришёл в себя: перестав гнаться за собственным хвостом.

Мы прибыли на Дачу и… и здесь пахло мышами! И не только мышами – пахло ящерицами, землеройками, ужами, лягушками, кротом пахло и пахло ежом. И ещё пахло мышами (однако я, кажется, повторяюсь). Но так оно и было.

С меня сняли ошейник и сунули в корзину с рукавом от папиной детской шубки, в котором я должна была спать. Но я не спала! Нет, я не спала. Когда моя семья легла почивать, я выскочила в открытое окошко – до земли было хвостом подать, – в прохладу, в шорох, в траву такой высоты, что она скрывает вас с головой. Я отправилась на настоящее сафари. Всю божью ночь я посвятила этому. А Луна мне помогала, как могла. Без ложной скромности скажу: охота увенчалось успехом. Когда мама утром вышла на крылечко, она громким воинственным кличем приветствовала мою серую добычу. И весь день, пока мои родные забавлялись тем, что разлучали ягоды со стеблями, я, знай себе, охотилась: то на синицу, то на мотылька, то на живущую в грядке медведку. К сожалению, синица с мотыльком оказались проворнее, а вот медведку я преподнесла бабушке.

И вот, в изнеможении от охоты, я опрокинулась спиной на тропинку, всю в пятнах тени и света, точно шкура прекрасного принца, которого… я увидела на заборе. Да, он там сидел и сверху вниз смотрел на меня. Настоящий сиамский принц, принц крови: это было ясно! Я принялась изо всех сил тереться о тропинку спиной, делая вид, что не замечаю его изумлённого взгляда. А он позвал меня по имени – я удивилась, никто никогда не звал меня по имени, даже мои родные… Он позвал меня: Маленькая Сестричка… И я тотчас откликнулась… Но увы, мой избранник оказался не по душе моим родным: бабушка кинула камень, который, к счастью, не попал в принца, а ударился гораздо ниже, в глухой забор, но бабушка на этом не остановилась и повторила попытку: и принц принужден был унести ноги. Уж не знаю, чем им не угодил сиамец, может быть, они хотят сосватать мне британца?!

Когда мы загрузились в ситроен, – мне опять надели ошейник, – сиамский принц вновь оседлал забор: он проводил меня таким душераздирающим криком, что заглушил шум машины. Я заняла свое караульное место у дороги, которая принялась разматываться, точно мы находились не в машине, а в клубке. Папа сидел за рулём, мама с ним рядом, а бабушка с Большим Братом – позади. Мне наскучило моё место: и я перебралась вначале на плечо Большого Брата, оттуда прыгнула на спинку кресла – и оказалась на руках у мамы. Затем я заскочила к стеклянному охраннику, не пускавшему к нам ветер (впрочем, ветер врывался в машину сбоку, в раскрытое окошко).

Вдруг раздался голос папиного карманного божка, папа достал его – и, как обычно, приложил к уху. И тут с перекрёстной дороги вывернула машина, куда больше ситроена, она мчалась прямо на нас, точно овчарка на мопса, мне показалось, что надо бы уступить ей дорогу… Большой Брат успел крикнуть: "Камаз!" – наверное, это была кличка большого автомобиля (зачем только Брат позвал его!), папа, продолжавший говорить со своим божком, одной рукой повернул руль – но неудачно: Камаз налетел на нас, ударил в бок, раздался треск, скрежет, грохот, и мир завертелся у меня перед глазами. Меня выкинуло в открытое окошко – и я повисла на ветке ближайшего дерева.

На миг очутившись на Луне, по соседству с лунной мышью, я тотчас вернулась на землю: наш ситроен стоял под осиной кверху колесами, которые продолжали вращаться – так же подёргиваются лапы у спящего пса, которому снится недавний бег. Цепляясь за ствол, я спустилась с дерева и вернулась в машину тем же путём, что и вышла, вернее, вылетела: через окошко. Мои родные были живы: хоть и оказались в странных, совсем не свойственных им позах, я обнюхала папу, маму, бабушку, Большого Брата – да, да, они были живы. Как их достать из этого капкана? Я поспешила наружу. Камаза, – которого так некстати позвал Большой Брат, – поблизости не было. Я выбралась из кювета и осторожно вышла на край дороги, по которой в оба направления, – если ориентироваться по кончикам моих усов, – с шипом проносились машины. Никто не заметил нападения Камаза и исчезновения с дороги одной из машин! Я подала голос – его не услышали, я закричала почти так же страшно, как сиамский принц – но опять никто не откликнулся. Не знаю, сколько времени просидела я на краю переполненной железной жизнью дороги – никто не останавливался, а в кювете кверху колесами лежал наш ситроен с моими родными, чьи тела были так непоправимо изменены. Я зажмурилась – и сделала несколько шагов к летящим машинам. И вдруг белая остановилась: колесо, едва не задевшее мой нос, оказалось вдвое выше меня, оно обдало меня пылью, я чихнула, дверцы распахнулись – из машины вышли двое: Он и Она.

Она сказала: "Смотри-ка, кошка! Откуда она в лесу?! Глянь: на ней ошейник". – "Чёрт, да она в крови!" – воскликнул Он. (Это была кровь Большого Брата). Я стрельнула в кусты, росшие обок дороги, а после скользнула вниз – в обрыв, где лежал наш ситроен. По пути я оглядывалась: Они шли за мной. Увы, колеса уже не вертелись: ситроену перестала сниться дорога.

Она вскрикнула и достала своего божка, чтобы пожаловаться ему на нашу машину. Он – одного за другим – вытаскивал наружу моих родных.

Когда приехала скорая помощь, она забрала всех, но… Большой Брат уже не дышал: увы, окошко, в которое вылетела я, Маленькая Сестричка, оказалось слишком мало для него. Пускай теперь Егэ охотится на других школьников. И бабушка… Да, Телевизор лишился своей правоверной телезрительницы. Думаю, что бабушкин бог показал бабушке последнюю новость: о ней самой.

Мои родители живы: но где они – я не знаю. Скорая помощь увезла их в неведомую даль. Злая кредитная машина опрокинулась так далеко от нашего Дома, что я не смогла его сыскать. Но я не теряю надежды. Я шла долго, я устраивала сафари в тёмном лесу уже не ради похвальбы, а чтобы жить, и я дошла… до ближайшего мусорного бака, совсем такого, как тот, подле которого нашёл меня когда-то Большой Брат. И вот я сижу на кромке бака и с мольбой смотрю на Луну, которая напоминает мне о Прямоугольном боге бабушки.