Газета День Литературы # 55 (2001 4)

Отлеживался после долгого ночного лова на глубине.

И только он очнулся,

осколок старой дружеской улыбки

Прорезался у губ его и брезжил, пока он был со мной.

Но и тогда пугающие проблески сверкали

Сквозь серо-глубокие глаза, как будто

Он насквозь смотрел, меня не видя. И когда

Он пробовал заговорить, то это было мучительно.

А следом он нарвал травы и приказал мне съесть.

А затем меня покинул, оставил ради моря, его красот,

Враз ухватился за волну и эдак убыл.

III

Я удивился, что он настоял,

насмешничая с этою травой,

Предположить не мог я длительность потери.

С тех пор я не жил в материнском доме.

Я понимал, они меня считают сумасшедшим,

Долгими ночами я часто посещал тот окаем,

считая, что найду

Когда-нибудь траву, что предлагал мне он.

Возможно, он и не шутил; они сказали просто больше

Насчет той широко-захватной власти,

Чем жены старые прикинули за них.

Возможно, обнаружь я заповедную траву,

и он бы объявился снова,

Возможно, эти странные красоты

его б обрисовали здесь,

Хотя б для них он вряд ли бы покинул

Свой новообретенный экипаж,

что мчится на два фута в глубине,

Смеется в штормы и рыбацкие рвет сети.

Ойме, Ойме!

ПЕСНЯ

Голоса на ветру:

Мы одеты в голубое, в крап,

Все лагуны и все шхеры

Исстари знакомы с нами, наши новонайденные девы.

Есть весьма секретный трап

Моряцкого восхожения…

Вне ветра:

Ойме, Ойме!

Я удивился: ветер почему, поверьте, даже ветер

Насмешничает надо мной сейчас всю ночь, всю ночь,

И может, заблудился я среди утесов,

Которые сказали, что некогда упал я вниз

Сквозь удила-расщелины морские, чтобы больше

Не ощущать клоаки теплой солнца или купанья

В росе моих усталых глаз, их исцеляя.

Напрасно пытались задержать меня,

Среди четырех стен запрятав. Я не мог остаться.

Ойме!

И ветер вторит мне: Ойме!

Я так устал сегодня.

Знаю я: трава должна расти повсюду

Вдоль фракийского исхоженного побережья,

Если только он сможет выбрать время

И отыскать ее вновь для меня.

Окончание стенания по Главку

УТРЕННЯЯ ПЕСНЯ

Приткнул меня здесь

Бог — вовсе не есть —

Летать, петь радости дня;

Знать, песня сильна,

Коль стежка длинна,

Ребята дождутся меня.

В свою песню я взял веселый свет,

Что упал от солнечных крыл,

И прохладный ветер радушно дул

Любому, кто дверь открыл.

ТЕРСИТ: ОБ УЦЕЛЕВШЕМ ЗЕВСЕ

(С апологией ко всем риторическим одистам)

I

Бессмертно Скука властвует людьми

В поступках, фактах — больше, чем Любовь

С обилием конфетных поцелуев,

А что до Времени усталого богов,

То славу можно приравнять к могиле,

На что горазды все мы при дворах!

О ты, бесславный, вслушайся в хвалу!

II

Великая Любовь вернет назад

Его, а не тебя, призер веков,

Позволь скользить дождю. Ты преуспел

И в Македонии, и в Риме, где божки,

Увы, напрасно собирали жатву

Людских похвал, а ты молчал один.

Зерна ли ждать, коль ходишь по мякине.