Газета День Литературы # 55 (2001 4)
Шрифт:
Отлеживался после долгого ночного лова на глубине.
И только он очнулся,
осколок старой дружеской улыбки
Прорезался у губ его и брезжил, пока он был со мной.
Но и тогда пугающие проблески сверкали
Сквозь серо-глубокие глаза, как будто
Он насквозь смотрел, меня не видя. И когда
Он
А следом он нарвал травы и приказал мне съесть.
А затем меня покинул, оставил ради моря, его красот,
Враз ухватился за волну и эдак убыл.
III
Я удивился, что он настоял,
насмешничая с этою травой,
Предположить не мог я длительность потери.
С тех пор я не жил в материнском доме.
Я понимал, они меня считают сумасшедшим,
Долгими ночами я часто посещал тот окаем,
считая, что найду
Когда-нибудь траву, что предлагал мне он.
Возможно, он и не шутил; они сказали просто больше
Насчет той широко-захватной власти,
Чем жены старые прикинули за них.
Возможно, обнаружь я заповедную траву,
и он бы объявился снова,
Возможно, эти странные красоты
его б обрисовали здесь,
Хотя б для них он вряд ли бы покинул
Свой новообретенный экипаж,
что мчится на два фута в глубине,
Смеется в штормы и рыбацкие рвет сети.
Ойме, Ойме!
ПЕСНЯ
Голоса на ветру:
Мы одеты в голубое, в крап,
Все лагуны и все шхеры
Исстари знакомы с нами, наши новонайденные девы.
Есть весьма секретный трап
Моряцкого восхожения…
Вне ветра:
Ойме, Ойме!
Я удивился: ветер почему, поверьте, даже ветер
Насмешничает надо мной сейчас всю ночь, всю ночь,
И может, заблудился я среди утесов,
Которые сказали, что некогда упал я вниз
Сквозь удила-расщелины морские, чтобы больше
Не ощущать клоаки теплой солнца или купанья
В росе моих усталых глаз, их исцеляя.
Напрасно пытались задержать меня,
Среди четырех стен запрятав. Я не мог остаться.
Ойме!
И ветер вторит мне: Ойме!
Я так устал сегодня.
Знаю я: трава должна расти повсюду
Вдоль фракийского исхоженного побережья,
Если только он сможет выбрать время
И отыскать ее вновь для меня.
Окончание стенания по Главку
УТРЕННЯЯ ПЕСНЯ
Приткнул меня здесь
Бог — вовсе не есть —
Летать, петь радости дня;
Знать, песня сильна,
Коль стежка длинна,
Ребята дождутся меня.
В свою песню я взял веселый свет,
Что упал от солнечных крыл,
И прохладный ветер радушно дул
Любому, кто дверь открыл.
ТЕРСИТ: ОБ УЦЕЛЕВШЕМ ЗЕВСЕ
(С апологией ко всем риторическим одистам)
I
Бессмертно Скука властвует людьми
В поступках, фактах — больше, чем Любовь
С обилием конфетных поцелуев,
А что до Времени усталого богов,
То славу можно приравнять к могиле,
На что горазды все мы при дворах!
О ты, бесславный, вслушайся в хвалу!
II
Великая Любовь вернет назад
Его, а не тебя, призер веков,
Позволь скользить дождю. Ты преуспел
И в Македонии, и в Риме, где божки,
Увы, напрасно собирали жатву
Людских похвал, а ты молчал один.
Зерна ли ждать, коль ходишь по мякине.