Газета День Литературы # 75 (2002 11)
Шрифт:
Как-то Куняев сказал, что в народе много населения, которое живёт, "как трава", занятого исключительно бытовыми, житейскими своими интересами, далёкого от этой борьбы, от которой зависит судьба страны. Сталин называл такое большинство пассивным, которое, однако, самой своей пассивностью уже является поддержкой революционного меньшинства.
В происходящей ныне интеллектуальной войне особая ответственность ложится на тех, кого можно назвать выразителями национального самосознания. Среди первых из них — Станислав Куняев — и как поэт, и как публицист, и как историк, и как общественный деятель, и конечно, как главный редактор поднятого им на высоту
"18 января 1998 г. Из Саратова
Дорогой Станислав!
Страдаю, когда не в силах выполнить обещанное. С подпиской опростоволосился. Но надежды искупить грех не теряю.
Пишу я не затем, чтобы оправдаться. Причина в другом. Если бы в России было официальное звание "Великий просветитель", я бы двумя руками голосовал за присвоение этого звания тебе.
Куда как уместно предисловие к "Чаше" Вл. Солоухина. Даже мне, влюблённому в язык, фразу и стиль мастера и знающему почти всё им поданное, даже мне и то польза. Что уж говорить о тех, кто так и не разгадал своеобразия таланта выдающегося поэта, прозаика, гражданина, наконец.
Но что меня привело в совершенный восторг, так это исследование "Терновый венец".
В апреле 1958 года в Смоленске, ещё при живом Николае Рыленкове (он первый поддержал меня, начинающего), проходил 111 Всероссийский семинар молодых поэтов. Я по счастливой случайности оказался в семинаре Ярослава Васильевича.
Бойкие востроглазые москвичи колотили мои стихи за их ржаное происхождение. Ярослав Васильевич после всего отвёл меня в сторону, пожал руку и сказал: "Ничего они с тобой не сделают. Ведь ты уже член СП".
А как раз перед этим по первой книжице "Поле золотое" я был принят в Союз.
Перед отъездом в Москву Ярослав Васильевич купил на базаре кактус. Крошечный горшочек с крошечным растеньицем в больших руках поэта - это запечатлелось.
На Белорусском вокзале, когда прощались, он сказал: "Будешь в Москве, заходи".
Дурацкая стеснительность помешала мне с ним близко пообщаться, о чём я до сих пор жалею.
И вот твой этюд. Это классика. Именно так и следует объяснять литературные явления, по крайней мере, будущим филологам.
"Его поэтический пафос был по своей природе и цельности родственен пафосу древнегреческих поэтов…" "Барельефы этих богатырей, отлитые словно бы из каслинского чугуна, не менее величественны, нежели мраморные статуи богов и героев Эллады".
Так точно и по сути о Смелякове ещё никто не говорил.
Спасибо!
В своих оценках ты прав ещё и потому, что в творчестве Смелякова было всё, но никогда не было убожества, столь свойственного иным из ныне претендующих на божественное звание поэта.
Новых удач тебе!
Обнимаю,
Твой Н. Палькин
P. S. Спасибо Владимиру Бондаренко за его тоже необходимое исследование о Сергее Довлатове.
Н. П."
Игорь Тюленев: “А ЕСЕНИН СМОТРИТ НА СИРЕНЬ...””
В МОЕМ КАБИНЕТЕ
На столе стоит товарищ Сталин —
Белый китель, черные усы,
Был моею волей он поставлен
В блеске всей диктаторской красы.
Рядом фото, где Сергей Есенин,
Загрустивший под осенний свист,
В центре — ваза с облаком сирени,
Черный черновик и белый лист.
... Смотрит на меня товарищ Сталин
Оком государя каждый день,
Как на тигель для расплава стали,
А Есенин смотрит на сирень.
***
Березки-сверстницы седы,
Полсотни раз сменились льды,
Вновь облака плывут по Каме.
Никто беды не ожидал,
Вдруг голос матери пропал,
И вот... Совсем не стало мамы.
Душа без звука умерла,
Открытка адрес мой нашла:
— Сынок, дождись, я скоро буду!
— Где будешь, матушка моя?
И как о том узнаю я,
И как, узнав, не позабуду...
Под сенью русского креста
Навеки скованы уста,
Ты не прочтешь мое посланье,
Я не услышу голос твой,
Ушла ты в землю молодой,
Оставив небесам рыданья.
СТЕПЬ
О ней мог Шолохов писать,
Такие краски растирая!
Что не прибавить, не отнять,
Как солнце у Родного края.
Полынь — столетняя трава
За горизонтом ищет небо,
И тут и там растут слова,
И хлеб растет, и люди хлеба.