Газета День Литературы # 88 (2004 12)
Шрифт:
счищали, шаркая, метелки
дань, отданную естеству;
мело опять по кромке темной,
и ставни хлопали ко сну.
А поутру — еловый дух
дразнил знакомо наши ноздри,
и кто-то в дверь стучал ех поstris,
и предлагал одно из двух
нехитрых дел, когда Сочельник
уже заглядывал во двор:
или прогулку
или душевный разговор...
Не то чтоб нынче мы не в силах
к тому окошку подойти...
Не те плоды земля носила,
и патриархов не найти.
Из Мари ВАЛЛИСОО
САД
Явился май. Сошла душа с ума.
Зацвел твой сад, меня опять страша,
что от того запутанного сна
проснусь в ночи, от холода дрожа,
помчусь дыханием согреть
не весь твой сад, хотя бы треть.
Сирень найду, к себе пригну,
лишь за ограду рук не дотяну
туда, где куст черемухи цветет.
Ночной мороз ее и приберет,
и в дом навек войдет моя вина —
порою соловьиной,
что ни год,
птиц верных пара
явится одна,
покружится, поищет, не совьёт.
***
Лишь лампе было всё равно,
что распадался свет на части.
Боялся шкаф, ему давно
не по душе стихи о счастье.
И раз поняв, оскорблена,
душа во мне заледенела.
Тогда открылся шкаф — со дна
бельё, настирано и бело,
рубашек глаженую стопку
явил на свет. Но мне невмочь
смотреть, прости меня, на это.
Бери-ка всё. Неси-ка прочь.
ДРУГ
Еще хватит полоумья,
еще хватит непокоя,
и, тебя минуя, в гору
я пройду с пустой рукою,
с головою непокрытой,
шагом легким и босым.
Я гроша тебе не брошу,
хоть бы ты и попросил.
В твоей нищенской суме
воробьи гнездо совьют,
твои бренные останки
после вороны склюют.
И тихонько воронята
всем расскажут по весне
о тебе худую сказку.
И, конечно, обо мне.
РАЗГОВОР
— Куда путь держишь, лодочник,
и спешишь спозаранок?
— В жены высмотреть лучшую
из островитянок.
— Я не верю, не вижу я
рукавичек, сапожек.
— Порыбачить на омуте
еду через порожек.
— Да уж раньше-то ездили —
брали сети да удочки.
— А я просто журавликам
поиграю на дудочке,
на войну схожу, привезу
и тебе украшение.
— Мне не верится, лодочник,
нет с войны возвращения.
Он ушел. Я ушла.
Всё гляжу в потолок.
А в окошке луна,
словно белый платок.
ДОМ
Как смерть, склоняешься ко мне
беленым потолком,
и жизнь моя в твоем огне.
Там детским ноготком
два слова кто-то начертил
на стенке у тебя.
Закат пылает, что есть сил,
окно огнем дробя.
Мне стыдно, словно я в аду,
в стене той двери нет.
Сквозь стену нынче я уйду.
И не найдешь мой след.
Из Марие УНДЕР
НА ЧУЖБИНЕ I.
Прислушаюсь на краткий миг
Больной душою снова.
Ох нет... ох да... тот птичий крик —
Не с хутора родного?
Я уходила, и тропа
Осинами желтела.
Лишь об одном с тех пор: когда? —
Душа узнать хотела.
Мысль эта не дает заснуть
Чужой зимой тоскливой,