Газета Завтра 266 (1 1999)

Все не спали, все трудились. И хоть промаялись почти сутки без дела — но теперь, под конец, ругались, что без отдыха все сутки работали. И точно так, променяв праздник на двойную оплату, почти и не праздновав, а отбывая дежурство, вдруг откуда-то помнили, что праздник был — и вот под конец испортился, сгорел. И все жалели да жаловались, что неизвестный умер. Труп вынуждал оставаться на рабочих местах — и только охранники, которые скоренько спустили его лифтом в подвал морга, хоть и глотнули в том подвале холода, сменились и ушли по домам. Всех дольше убиралась в санобработке санитарка, глядя безрадостно куда-то под ноги, в пол. Кто ходили, бегали кругом — доктор, сестра, охранники — успели, растоптав лужи натекший тут водицы, ядовитой да с хлоркой, нахлюпать по всему приемному, во всю прямую его коридоров извилину. Ползала баба с тряпкой и с тазиком, не разгибая спины, из конца в конец, и тихонько от бессилия плакала...

Когда после праздников заработала и приехала труповозка, то не обнаружили тела — тела неизвестного. В леденящей пещере морга бетонная лавка была голо покрыта белой, в темнотах мертвецкого пота, простыней. Ту лавку и простыню опознали охранники, которые собственными руками сгружали тело неизвестного, завернутое ими, чтобы не заразиться. Только оно и должно было храниться в морге. Все праздничные дни никто больше в больнице не умирал, будто терпели, так что охранники, той ночью разок спустившись в подвал, уже и не наведывались, и не могли знать, когда оно точно исчезло. Но булыжная дверь, что вела с больничного двора в подвал, оказалось, не имела вот уж год замка, и потому прибывшей по вызову милицией был установлен как сам собой разумеющийся факт ограбления. Это чудо — кража трупа бомжа из морга, обнародованное с пылу да с жару столичными газетками, ужаснуло читающую Москву. Но на другой день о нем уже никто не помнил, только разве в самой больнице, где приказом главврача уволили нерадивых охранников на произвол судьбы и врезали замок в дверь морга.

Срочно нужны запчасти на Ford C-Max 2007 4 , у нас есть такие.

Н. Кордо СНОБИЗМ КАК СТИЛЬ ( эстетика архитектуры — зона культурного бедствия )

Что такое Москва? Динамично развивающийся мировой мегалополис или зона сверхплотного социополитического вещества, место, куда схлопнулась в одночасье великая евразийская империя? Жирный паук, упруго сидящий на сетке континентальных коммуникаций или замковый камень государства — благословенный город, несущий на своих улицах и площадях, образ нездешнего, горнего золотого града?

Москва как феномен.

Под таким условным названием мы начинаем серию публикаций, посвященных Москве — городу, данному русским то ли в наказание, то ли в награду...

Историки, философы и художники, специалисты разных областей знаний, создатели экстравагантных концепций будущего — все они в течение 1999 года будут на страницах "Завтра" высказываться о феномене Москвы, ее прошлого, настоящего и будущего.

По ней прошлось то же помело, что и по другим сферам нашей духовной и материальной жизни. Будто не было идей авангарда и высокого профессионализма зодчих последующих лет; не существовало Академии архитектуры с ее уникальной аспирантурой; не превосходила наша архитектурная мысль по теоретико-методологической глубине зарубежную. Будто не хватало у нас мастеров. Будто не мы, сдув пыль с механизма архитектурной красоты, разобрав его, как часы, и вновь собрав, вникли в его устройство.

Даже типовое строительство не смогло порвать связь времен. Готовясь к реваншу, зодчество, как Боброк, ждало лишь ветра в спину...

Увы, того зодчества, важной части нашей культуры, больше нет. Сменив эстетические критерии, сломав рамки композиционных закономерностей, уйдя в дизайн, броскость, эпатаж, архитектура дала себя повести за чужой модой.

Зодчество и дизайн разделены чертой — “красиво” — “привлекательно”. Глядя на стеклянный айсберг Международного учебно-делового центра близ метро “Юго-Западная”, разрушивший местную архитектурную среду, непричастный к архитектуре москвич может сказать: “занятно, привлекательно!” Но он не скажет: “Красиво!” Дизайн — снижение художественных требований к произведениям строительного искусства. Цель дизайна — развлечь, цель красоты — возвысить.

Красота — высший и единственный критерий эстетической полноценности зодчества. Она — нечто большее, чем привлекательность. Пред ней, производной от пропорций, масштаба, размещения масс, дифференциации форм, тектоники, равны все стили.

Нынешняя зацикленность архитекторов на вопросах стиля — рецидив болезни начинающих. Стиль не принципиален — принципиальна композиция. Грех не в том, что модерн построенного в Газетном переулке корпуса противопоставлен “классике” соседнего дома, а в том, что это сделано без композиционной паузы, местного отступа, учета тесноты участка (корпус “выпер” в переулок). Беда комплекса на стыке улицы Миклухо-Маклая с Ленинским проспектом — не стиль, а “рыхлость” угла застройки. Выросший близ Смоленской площади объем плох не стилем, а тем, что снижает ансамблевую роль гостиницы “Белград”. Не стиль виноват в том, что возведенный на Зоологической улице дом снабжен немасштабной башней, что купол в центре Манежной площади увенчан игрушечным Георгием Победоносцем, что Петр на Москве-реке чудовищно крупен...

Нет мастерства. Нет глазомера. Нет навыка подбирать, подгонять, подправлять проект дома, вставляя его, как камешек, в мозаику генплана. Нет умения предвидеть, откуда и как будет смотреться строящийся объект. Нет спроса на ансамблевость. Нет школ, концепций, словаря профессии, точной, лишенной общих мест критики.

Есть нехватка средств. Есть готовность чтить вкус любых заказчиков. Есть коммерциализация проектирования, бизнес-планы, НДС, льготы, тарифы, отчисления, выплаты, поиски инвесторов. Словно это о нас теперешних:

“И табор свой с классических вершинок

Перенесли мы на толкучий рынок”.

Случайные перепады этажности; разнобой остекленных лоджий; скопища ларьков, искажающие планировку площадей; мельтешенье реклам; карликовые магазины с “черепичными” кровлями; крыльца “под старину”; пышные порталы фирм на строгих домах 20-30-х годов; башенки в диснейлендовском духе — кич и упадок градостроительной дисциплины калечат Москву.

Ее уродуют втиснутые в столичный центр здания-гиганты, громоздкие, как океанские лайнеры (например, банк меж “Балчугом” и Москворецким мостом); горбы бессчетных мансард; эклектичные фасады; пустоты взамен снесенных памятников; колористические опыты над домами — покраска их в чуждый московским традициям “открытый” цвет.

Ее губят спор новых и старых доминант, безвкусная роскошь торговых помещений под Манежной площадью, деградация метро, где, в ущерб архитектуре станций, бра и люстры заменяют т.н. дневным светом, претенциозность сооружений, подобных тому, что возникло на углу Никольской и Театрального проезда. Ей повредит и будущая реконструкция пространства близ Боровицких ворот Кремля, если она не свяжет Манеж и Б.Каменный мост незастроенной зеленой зоной.

Странен и плод архитектурного снобизма — идея создания культурно-делового центра “Москва-Сити”. Его строительство не обусловлено очевидной градостроительной необходимостью. Не дан ясный ответ на вопрос о его влиянии на силуэтную и масштабную характеристики города.

Конечно, это пустяки рядом с тем, чем грозит скупка земли с правом строить на ней все, что хочет купивший. Но и того, что есть, достаточно, чтобы понять: с ансамблевым подходом к строительству Москва покончила.