Газета Завтра 838 (102 2009)

Кстати, сам Иосиф Сталин далеко не всегда являлся сторонником исключительно жёстких решений. Характерный пример — процесс по т.н. "Шахтинскому делу", где судили специалистов-инженеров, которых обвиняли во вредительстве. Сталин был против смертной казни, в отличие от Бухарина и его единомышленников.

Террор носил целевой характер — удары по прямым врагам развития страны.

Как отмечал французский писатель Анри Барбюс: "Проблема репрессий сводится к тому, чтобы найти минимум, необходимый с точки зрения общего движения вперед. Преуменьшить этот минимум — так же преступно, как преувеличить. Тот, кто щадит людей, готовящихся действовать во вред делу всего человечества, — преступник. Спаситель убийц — сам убийца. Подлинная доброта должна простираться и на будущее".

Но террор падал не только на головы прямых врагов.

Нецелевой, но значительный удар пришёлся на народные массы, ставшие главным инструментом модернизационного проекта. К началу рывка народ подошёл не в лучшем состоянии. Народ смертельно устал за годы войн и революций, был инертен и враждебно настроен к новым веяниям. Брат-рабочий воспринимался зло-подозрительно. Далеко было и до единства на селе. К тому же, народ был близок к состоянию первобытного хаоса, полон деструктивной энергии.

Сталин не побоялся стать врагом такого народа, дабы страна, говоря по-ленински, пересела с забитой мужицкой клячи на стального коня индустриализации.

Сталин понял, что надо "приблизить крестьянство к рабочему классу, перевоспитать крестьянство, переделать его психологию индивидуалиста, переработать его в духе коллективизма и подготовить, таким образом, ликвидацию, уничтожение классов на базе социалистического общества … Его можно переделать, прежде всего, и главным образом, на базе новой техники, на базе коллективного труда".

Сталин овладел негативной энергией, канализировав её в русло созидания и подвига. Он сломал ветхий мир. Для модернизации ему нужна была новая страна, страна героев.

Советская Россия вошла в состояние работы, стала гигантской мастерской, огромным заводом, в котором создавались объекты, в котором изменялись люди, в котором трансформировалась сама история.

ГЕРОИ И ПОДВИЖНИКИ

Сталинская партийно-государственная машина, решая задачи модернизации страны, не только беспощадно расправлялась с "врагами народа", истинными и мнимыми, — причем под "расправой" здесь надо понимать не только уничтожение, но и перевоспитание. Она, используя технологические достижения ХХ столетия, создала настоящий культ подвига и героизма. В этом культе имена красных героев Гражданской и воинов Великой Отечественной стояли рядом с именами князей Александра Невского и Дмитрия Донского, дворян Александра Суворова, Федора Ушакова и Михаила Кутузова, а те, в свою очередь, — рядом с именами "простых" тружеников: шахтера Алексея Стаханова, трактористки Прасковьи (Паши) Ангелиной, машиниста паровоза Петра Кривоноса и других. Учреждение почетных званий Героя Советского Союза (1934) и Героя Социалистического Труда (1938) увенчало собой иерархию государственных наград страны.

При этом подразумевалось, что героизм — не проявление каких-то особых свойств уникальных личностей (свойственная романтизму концепция "героев и толпы"), а "нормальное" качество советского человека, которое не просто может, а даже обязано проявляться в особых, требующих подвига и жертвы, ситуациях: "Когда страна прикажет быть героем, у нас героем становится любой…" ("Марш весёлых ребят" из к/ф "Весёлые ребята", стихи В.Лебедева-Кумача, 1936). А эмблематичному "Чапаеву" (1934) братьев Васильевых, с которого, по сути, и начался культ сталинско-советского героизма (фильм только за первый год проката просмотрело около 30 миллионов человек, причем многие смотрели его десятки раз!) не случайно предшествовал документальный "Подвиг во льдах" (1928).

Но жертвовать своими силами, кровью и самой жизнью, совершая подвиг, героический поступок, — ради чего? Самоутверждение? Риск? Преодоление в себе тварной ограниченности бытия?

Нет, этот индивидуальный гуманистический героизм, свойственный "титанам Возрождения" и Эпохе Великих Географических открытий, рассматривался как "пережиток капитализма". Концепции индивидуального героя-сверхчеловека, действующего во имя самого себя, была противопоставлена концепция героизма массового, коллективного — во имя советской Родины и её народа, всего человечества, их "светлого будущего" и достойного настоящего. "Последний советский гражданин, свободный от цепей капитала, стоит головой выше любого зарубежного высокопоставленного чинуши, влачащего на плечах ярмо капиталистического рабства", — писал Сталин в "Вопросах ленинизма" (1927). И в том же году, формулируя не только тезис о построении социализма в одной стране, но и тезис о Советском Союзе как истинном Отечестве для всего мирового пролетариата, для "униженных и оскорбленных" всех стран мира, на XV съезде ВКП(б) он говорил: "В прошлом у нас не было и не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм, а власть у нас рабочая, — у нас есть отечество, и мы будем отстаивать его независимость".

В этой сталинско-советской концепции героизма нетрудно разглядеть "светский", секулярный, но такой же интернациональный (для коммунистов так же "несть ни еллина, ни иудея") вариант христианского подвижничества (Сталин не просто учился в духовной семинарии, но, судя по всему, глубоко воспринял православную систему ценностей), где место поста и молитвы занимают постоянные труды на благо "ближних".

Весьма показательно в этой связи, что звания Героев Советского Союза и Социалистического Труда могли, с одной стороны, присуждаться многократно, а с другой — награжденные ими, в случае совершения преступлений, могли быть лишены этого почетного звания.

Так человек должен был преображаться в героя, а герой — в подвижника.

Сегодня делается всё, чтобы эти пути преображения были оболганы, закрыты и забыты. Быстро ставшее расхожим "либерально"-обывательское представление о том, что "подвиг одного — это всегда преступление другого" (М.Жванецкий), явно не уменьшило, но даже увеличило количество преступлений всех сортов, а вот подвигов что-то не видно. Более того, они видятся чем-то "отсталым" и постыдным — даже защита Отечества порой приравнивается к преступлению, как это видно по ряду уголовных процессов последних лет…

А кто же прославляется и выдвигается в качестве образца для подражания? Такие люди есть. Эти "псевдогерои нашего времени", по существу, должны быть заняты исключительно собственным материальным преуспеянием, они либо вообще не пересекаются с "полем патриотизма", как Роман Абрамович и Ксения Собчак, либо пересекаются с ним весьма специфическим образом (например, "певец" Дима Билан на конкурсе Евровидения и сборная России по футболу на чемпионате Европы-2008). Их главные черты — не жертвенность и альтруизм, а своекорыстие, насилие и обман "в рамках действующего законодательства". Их цель — не творчество и победа, а получение максимальной прибыли и изощренное сверхпотребление.

Разумеется, с подобной системой ценностей, разрушающей культурно-социальную ткань всего общества, никакая новая модернизация России невозможна. Тем более "щадящая", вне рамок мобилизационного сценария и смены действующих сегодня целевых установок.

ПРЕОБРАЖЕНИЕ МИРА

Приготовления к сталинской модернизации — точное знание о цели преображения страны, пышущий мощью класс модернизаторов, подверстанные многомиллионные ресурсы, возгонка народных чаяний и нещадное подавление врагов — были грандиозны. Посему сама модернизация оказалась тотальной — она коснулась каждой сферы небес и земли, и ничто в великой России после Сталина не осталось не преображенным.

Масштабное, невиданное в истории переустройство жизни осуществлялось одновременно в каждой клетке советского бытия, сразу и везде, нераздельным хором неисчислимых человеческих энергий. И все же три "главных сталинских удара" можно выделить особо.

Первый вихрь модернизации сотворил в Советском Союзе новую техносферу, то есть слаженный механизм жизни, работы, постижения знаний и совершенствования всего населения страны.

Вторым направлением модернизации была организация новых общественных институтов — тех особенных страт и форм социума, что позволяют оперировать сотворенной техносферой, связно и органично жить и общаться в окружении свежесозданной инфраструктуры, в новой материальной реальности.