Газета

Вытряхнув корзину в желтый контейнер со значком переработки на боку, Франджони повернулся, чтобы вернуться в дом — но задержался на крыльце, глядя в сторону дома Комбопьяно. С крыльца на него злобно скалилась здоровенная тыква. Ну понятно — если в доме дети, без хэллоуинских украшений не обойдется… Ему вдруг подумалось, что он и в самом деле не видел Тони несколько дней. В этом не было ничего необычного, теперь они порою не пересекались по неделе или больше — тем более в такую промозглую погоду, когда на улицу выходишь лишь по необходимости — и все же в животе неприятным щекочущим чувством разлилась тревога. Какое там было указано число? Кажется, 28?

Словно почувствовав взгляд Франджони, дверь соседнего дома открылась, и оттуда вышла Эмма. В руке у нее лоснился черный пластиковый мешок. Как видно, она тоже решила сегодня вынести мусор пораньше.

— Привет, Эмма! — Франджони помахал ей рукой и пошел в ее сторону, чтобы не кричать.

— Привет, Том, — она, похоже, только сейчас его заметила. — Как ты?

— Хорошо, — по привычке ответил Томас, хотя это была неправда, — а ты?

— Хорошо, — ответила она, опуская мешок в высокий бак для пищевых отходов. Она делала это с усилием — мешок явно был довольно тяжелым.

— А как Тони? — продолжал светский ритуал Франджони.

— Тони? — показалось ли ему, или ее голос и впрямь прозвучал несколько нервно? — С ним все в порядке. Немного приболел…

— Вот как? — Томас ускорил шаг. — Так, может, я зайду его навестить?

— Нет, — ответила Эмма как-то слишком поспешно.

— Нет? Почему нет? — Франджони уже почти подошел к ее крыльцу. Эмма стояла двумя ступеньками выше и смотрела на него сверху вниз.

— Я имею в виду, что его нет дома.

— Вот как? — повторил Томас. — Настолько плохо? Он в больнице?

— Да нет, я же говорю, с ним все в порядке. Он просто уехал…

— Куда он мог уехать, если он болен?!

— Не он, — теперь в голосе Эммы явственно звучало раздражение. — Ты просто не расслышал. Это его брат болен, а Тони поехал его навестить.

— Брат? — подозрительность Томаса нарастала с каждым новым ответом. — Тони никогда не говорил мне, что у него есть брат.

— Не родной брат. Кузен. В… Канзасе.

— Так Тони улетел в Канзас? И когда он вернется? — теперь Франджони стоял у подножья крыльца. Эмма шагнула еще на ступеньку вверх, словно не желая подпускать его ближе.

— Не знаю. Когда его кузену станет лучше. Том, извини, мне надо идти. У меня там обед подгорит, — она повернулась к двери.

— Ты читала сегодняшний «Бюллетень», Эмма?

— Мы отписались еще несколько месяцев назад. Майки все новости узнает из интернета, а нам с Тони тоже стало как-то не до того. Ты понимаешь, дети и все такое… — она взялась за дверную ручку. В этот момент Томаса осенила идея, достойная сыщиков из сериалов:

— Эмма!

— Что? — она вновь обернулась, глядя на него уже с откровенной неприязнью.

— У тебя сзади кровь на платье.

— Где? — это утверждение явно застало ее врасплох еще больше, чем все предыдущее, и она принялась вертеться, пытаясь заглянуть себе за спину — что при ее лишних сорока фунтах было затруднительно. — Это… — бормотала она, — это, должно быть, когда я резала мясо, и…

Наконец ей удалось перетянуть подол на бок так, что ткань чуть не затрещала, и скосить глаза, едва не свернув толстую шею:

— Где?! Ничего нет.

— Я пошутил, — осклабился Франджони. — Сегодня же Хэллоуин.

— Да, разумеется, — ответила она сердито, но в то же время с облегчением, — дети уже третий день возятся со своими костюмами, но уж ты, Томас, мог бы быть и повзрослее! — она вошла в дом, громко хлопнув за собой дверью.

Франджони остался один. Он посмотрел на черный мешок в мусорном баке. Сбоку под пластиком что-то выпирало. Что-то, похожее на… ребра, да.

«Глупости, — сказал себе. — Даже если это и ребра, то коровьи».

Хотя коровьи, наверное, должны быть крупнее.

«Ну значит, свиные. Или… вообще никакие это не кости, а… ветки, да. Обрезанные ветки».

Мешок был в каком-то ярде от него. Достаточно развязать горловину и заглянуть внутрь…

Но как будет выглядеть он, Томас Франджони, среди бела дня на глазах у всей улицы роющийся в чужом мусорном баке?

Тем более что все это полная чушь. Ну не могла же Эмма в самом деле… они прожили с Тони полвека, да и вообще…

Дети, конечно же. Эти, как их, Дэннис и Вэлери. За что-то обиделись на дедушку… наверное, он прикрикнул на них, чтобы вели себя тише… вот и решили отомстить, дав такое объявление. Глупые, гадкие дети. Хорошо все-таки, что у них с Марджори никогда их не было.

И все же, шагая обратно к своему дому, Франджони поймал себя на том, что всерьез обдумывает, можно ли вкусно приготовить мясо старика. Наверное, если достаточно долго его отмачивать… а потом тушить на медленном огне со всякими приправами… во всяком случае, если кто и может справиться с такой задачей, то именно Эмма. Ему представилось, как он обсудил бы эту тему с Тони: «Как думаешь, Эмма сумела бы совладать со старым человеческим мясом?» «О да! — ответил бы Тони с преувеличенно серьезным видом. — Она всегда творила чудеса с мужской плотью!» И они оба довольно посмеялись бы над непристойностью.

Ему можно позвонить, сообразил Томас. Но тут же понял, что не знает номер мобильного Энтони. Если у того вообще есть мобильный — сам Томас таковым так и не обзавелся. Можно, конечно, позвонить на домашний и спросить номер у Эммы. Но ему не хотелось снова с ней говорить. Тем более что если все в порядке, то в этом нет смысла, а если нет, то она все равно не скажет правды… да и вообще, все это глупости.

Вечером Франджони, как обычно, смотрел телевизор. Среди сплошного засилья зомби и вампиров — в последнее время все словно помешались на тех и других, а уж в ночь Хэллоуина тем более — он отыскал себе старую добрую комедию с Джонатаном Винтерсом и наслаждался жизнью, забыв обо всех пакостях, пока внезапно не вспомнил, что Винтерс умер минувшей весной. «Бюллетень» писал об этом. Кажется, в Калифорнии… а может, и во Флориде. Все едут умирать во Флориду… ее следовало бы называть не Солнечным штатом, а Кладбищенским штатом. По правде говоря, после выхода на пенсию Франджони и сам порою подумывал продать дом и перебраться туда, но так и не собрался. Он вообще не любил радикальных перемен в жизни, а с годами и вовсе становился все тяжелее на подъем. Ну и ладно, не очень, в общем-то, и хотелось. Там, наверное, слишком жарко…

Винтерс на экране, все еще вполне молодой и здоровый, повернулся лицом к зрителю, устремив пристальный взгляд в камеру. Франджони показалось, что актер — именно актер, а не его герой — смотрит ему прямо в глаза. Томасу внезапно подумалось, что кино и телевидение — довольно-таки дьявольское изобретение. Дающее возможность видеть и слышать, как ходят, разговаривают, даже обращаются к нам давно мертвые люди. Не какие-нибудь состряпанные с помощью грима «зомби», а самые настоящие покойники.

«Здесь не жарко, Томас, — сказал Винтерс, глядя прямо на него. — Здесь гораздо, гораздо хуже».