Газетчик
Шрифт:
– Если нас здесь застукают, мне крышка.
– Раньше ты так не боялся.
– Сейчас другая ситуация.
– Какая еще другая. Ну давай! Я так хочу заняться этим в школе! Это так возбуждает.
Аня провела рукой по ширинке Пшеницына.
– Я же вижу, что ты тоже хочешь.
– Подожди! Нам надо поговорить.
– Ненавижу разговоры!
– Да стой же ты!
Пшеницын оттолкнул Аню от себя. Она обиженно смотрела на него.
– Ты чего толкаешься?
– Сядь, – сказал он. Аня не двинулась с места.
– Сядь, я сказал.
Пшеницын
– Меня интересует твоя подруга, Нина Шарова.
– Ах, вот оно что, – разочарованно протянула Аня, – она мне не подруга.
– Ее тетка говорит, что вы общались.
– Нет, мы не общались.
– В смысле?
– Чего тебе не понятно? Мы не подруги.
– Тетка сказала, что вы все время вместе зависали.
– Не было такого.
– Ничего не понимаю.
– Не было такого, я же говорю. Мы не зависали. Ни разу от слова «никогда».
– Тетка врет что ли, получается?
– А что случилось?
– Шарова исчезла.
– Сбежала, что ли?
– Не знаю. Может, сбежала. Или чего похуже.
– В смысле похуже?
– Ну например, если ее похитили.
– Кто?
– Трасса рядом. Мало ли уродов ездит. Засунули в машину, изнасиловали, а потом задушили. и выбросили где-нибудь в лесу.
– Что ты такое говоришь?
– Аня, не забывай, в каком мире мы живем. Это не добрый мир. Это очень злой мир.
– Ладно. А от меня-то чего надо?
– Во-первых, держи язык за зубами.
– По поводу?
– По поводу нас.
– Чего я, больная что ли? Естественно я держу.
– Ни одна живая душа не должна узнать о том, что мы встречались. Сейчас к школе будет большое внимание. Нужно быть очень осторожными.
– Да, то, что ты приперся в школу посреди урока – это очень осторожно.
– Я торопился тебя предупредить. Поэтому приходится рисковать. К тому же на самые очевидные вещи обычно люди обращают меньше внимания.
В это время в учительской Ольга Николаевна рассказывала завучу школы, седой и строгой женщине по фамилии Пергамент о том, что пришел человек из милиции, что он хотел поговорить с Аней Трубниковой, и что она дала ему ключ от спортзала. Пергамент выслушала рассказ Ольги Николаевны и, никак его не комментируя, вышла из учительской и направилась к спортзалу.
Пшеницын никак не мог осознать то, что ему говорила Аня.
– Давай вернемся к твоей подруге.
– Да что ты все «подруга» да «подруга». Я же тебе говорю, что мы вообще не общались.
– Кто-то из вас врет. Или ты или тетка Шарова.
– Ага. Или Нинка своей тетке врала про то, что мы с ней подруги.
– А ей-то зачем врать?
– А сам-то не понимаешь?
– Нет. Не понимаю.
– Если она говорила своей тетке, что уходила тусить со мной. А на самом деле она со мной не тусила, какой напрашивается вывод?
– Какой?
– Блин, Пшеницын, какой же ты тупой!
Напрашивается вывод, что Нинка тусила с кем-то другим.– С кем?
– Скорее всего с парнем каким-нибудь. Поэтому и не хотела, чтобы тетка знала.
– С парнем? – Пшеницын почесал затылок.
Пергамент подошла в двери спортзала и дернула дверную ручку. Заперто. Пергамент кулаком постучала в дверь.
– Немедленно откройте.
В двери повернулся ключ и дверь открылась. За дверью стоял Пшеницын и с удивлением смотрел на Пергамент. Она заглянула за его плечо и увидела, что Аня сидит на скамеечке, а ее портфель стоят рядом.
– Что вы здесь делаете?
– Веду опрос свидетеля. А вот что вы здесь делаете?
Пергамент вспыхнула. Что себе позволяет этот мальчишка!
– Вы не имеете права ее допрашивать!
– Еще как имею.
– Павлик… – голос Пергамент поднялся до визга. Но Пшеницын спокойно, и кажется, даже насмешливо смотрел на нее.
– Я вам не Павлик, а Павел Сергеевич. Или на худой конец, сержант Пшеницын. И я нахожусь при исполнении. Будете повышать на меня голос – привлеку к административной ответственности.
Пергамент молча открывала и закрывала рот.
– Можете быть свободны, – сказал Пшеницын.
Пергамент развернулась и молча вышла из спортзала.
– Мощно, – сказала Аня. Пшеницын пожал плечами.
– Ты чего, ее совсем не боишься?
– А что она мне может сделать? Я при исполнении.
– Вот поэтому я в тебя и влюбилась, – Аня встала, взяла Пшеницына за руку и прижалась к нему всем телом, – ну давай, а?..
– Нет, – сказал Пшеницын, – мы же договорились. Пока с этими делами завязываем.
– Что и в баню ко мне больше не придешь?
– Посмотрим. Может и приду. Как вести себя будешь.
– Я плохая девчонка, товарищ милиционер, я плохо себя вела, отшлепайте меня.
– Ладно, хватит уже. Ты можешь узнать, с кем встречалась Шарова?
– А чего узнавать, я и так знаю. С Лешкой Зуевым из десятого «б».
– Ты уверена?
– Конечно, уверена. Она с ним английским занималась, готовила его к экзаменам. Только они там не английским занимались.
– Ты это точно знаешь?
– Куда уж точнее.
– Она тебе сама об этом говорила? Или это просто сплетня?
– Пшеницын, вот ты представитель власти, а сердце женщины не понимаешь. Мы такие вещи сердцем чувствуем. Конечно, они трахались. Это всегда видно со стороны.
На краю сознания Пшеницына зародилась какая-то тревожная мысль. Он старался ее удержать.
– Подожди-ка. А что касается нас с тобой. Это тоже видно со стороны?
Аня задумалась.
– Я думаю, видно.
– То есть ты думаешь, что Пергамент про нас все поняла?
– Может быть и поняла.
– Фак.
– Она ничего не докажет.
– А ей и не надо ничего доказывать.
– Ладно, все, расходимся. Это была глупая идея – прийти сюда.
– А я тебе что говорила?