Газлайтер. Том 18

Также помог еще один козырь в рукаве — меч-артефакт Гриммартов. Этот красавец вытягивает энергию с каждого пореза, как хищник, что радуется добыче. Завоевал я его, кстати, на турнире вассалов в Москве.

Меч я передал в заботливые руки Гумалина. И не прогадал. Бородач переделал артефакт. Теперь меч не просто тянет энергию из людей, а поглощает её из любого подходящего источника — будь то магический поток, природный ресурс или какая-нибудь хитрая технология.

Так вот насчет топлива. Хмельной использовал свои руны для создания одноразовых энерго-кристаллов. Мне, кстати, пришлось помочь карлику. Изначально его рунная система выглядела сложнее, чем документы налоговой проверки, но я подключил мысленный анализ и упрощал схему до тех пор, пока она не стала компактной и удобной.

Теперь руны работают идеально. Энергия тратится рационально, заряжается быстро, а кристаллы обходятся намного дешевле. Это решило главную проблему: эксплуатация «Буранов» больше не разоряет казну. Можно хоть каждый день устраивать показательные выступления, а завистники пусть завидуют черной завистью. Вот прямо как Берзкий.

Кстати о нем. Берзкий вдруг решает вставить своё слово. Голос ровный, но в нём сквозит буря эмоций, совсем нерадостных:

— Поздравляю, граф, с приобретением машин.

Я бросаю на него невозмутимый взгляд и с лёгкой улыбкой уточняю:

— Машины? — делаю паузу, чтобы эффект был посильнее. — Тут всего одна. С чего вы взяли, что у меня их несколько?

Берзкий мямлит, застигнутый врасплох:

— Да… просто решил. Не знаю…показалось почему-то… Ведь два «Бурана» всегда лучше, чем один, разве нет?

Я продолжаю, не обращая внимания на оправдания в духе нашкодившего первоклашки:

— И вас, кажется, не особо удивило, что у меня есть «Бураны». Вас больше впечатлило то, что мой род позволяет себе тратить драгоценную энергию и гонять их по полигону. Верно?

Слова бьют точно в цель. Берзкий мрачнеет, как гусь перед топором. Осознание того, что его подловили, отражается на лице, но молчание его не спасает. Я продолжаю, делая голос нарочито задумчивым:

— Или дело в том, что вы решили устроить засаду на моих гвардейцев в Москве, когда они перевозили этих красавцев?

Морозов, до этого равнодушно наблюдавший за разговором, вскидывает брови так, будто только что услышал новость года.

Берзкий, заметно напрягшись, делает вид, что всё это смешное недоразумение:

— Засада? С чего вы это взяли, граф? — его голос звучит на удивление ровно, но глаза бегают. — Это какая-то ошибка.

Я саркастично киваю, словно с ним полностью согласен:

— Конечно, ошибка. Только вот не моя. Вы действительно отличились, Берзкий. За такое впору выписывать премию Дарвина. А что касается доказательств… — Я улыбаюсь, как учитель, хвалящий двоечника за попытку. — Мы вскрыли всю вашу схему с посредниками. Это, кстати, оказалось проще, чем вы могли подумать. — Это было, правда, несложно. У Ломтика нюх отменный, как и его теневые карманы. — Три цепочки — это, конечно, попытка. Но не более. Их оказалось недостаточно, чтобы запутать моих людей. В конце концов, они дошли до человека, который прекрасно знал, что это именно вы всё подстроили.

Морозов гремит с отвращением:

— Надо же, Берзкий! Ты ведь пил его вино! В его доме!

Меня же волнует не совесть графа, а более практичные вопросы:

— Граф, так как вы думаете, считать ли мне вас угрозой моему роду?

Берзкий заметно бледнеет, как гопник, внезапно осознавший, что нарвался не на мелкую разборку, а на серьёзных братков. И по всем понятиям — ему крышка. Тем более что он, с завидной наглостью, умудрился заявиться в моё родовое гнездо, едва ли не на следующий день после попытки ограбить меня.

И Берзкий прекрасно понимает, в какую яму сам себя загнал. Лоб у него моментально покрывается испариной, а изо рта срывается поток торопливых оправданий:

— Ни в коем случае! Это какое-то недоразумение! Данила Степанович, богом клянусь! Родненький, не причем я! Мои люди… они не так всё поняли! — Торопясь, проглатывает слова. — Они должны были просто разведать. Никто и не думал пытаться отбить «Бураны»!

Морозов хмыкает, мол, заливай-заливай.

— Не знаю, не знаю… — делаю задумчивый вид. — Может, мне стоит просто сдать вас в Охранку? Пусть Красный Влад разбирается. Всё-таки он лучше меня решит, правильно ли вы сделали, что попытались ограбить того, кому Царским указом было предоставлено право владения.

Берзкий, как загнанный в угол зверёк, торопливо выпаливает:

— Что вы хотите за молчание?! Давайте не будем доводить до войны. И до Охранки тоже! Я готов заплатить. Сколько угодно!

Я мысленно ухмыляюсь. Не Берзкий, а Мерзкий.

Морозов, с презрением в голосе, резко вставляет:

— Не только отморозок, но и трус. И этот паршивец сватался к моей дочери? Да его бы ссаными тряпками удавить, Данила!

Я улыбаюсь, сдерживая смешок:

— Саными тряпками, боюсь, уже поздно — у него штаны сами справились.

Делая шаг ближе к Берзкому, я добавляю уже серьёзнее:

— А деньги, граф Берзкий, меня не интересуют. Но у меня есть предложение. Как насчёт спарринга с моим физиком? Вы ведь Мастер физики, если я не ошибаюсь? Ему как раз не помешает вспомнить навыки.

Берзкого заметно трясёт.

— Спарринг? — хлопает он глазами. — Всего лишь спарринг?

— Ага, — киваю я с самой невинной улыбкой.

— К-конечно… — выдавливает он, не веря такому счастью. Хотя тут он поторопился.

Я вызываю Ледзора из группы наблюдателей. Едва услышав о спарринге, Одиннадцатипалый расплывается в довольной ухмылке и громко заявляет, перекрывая общий гул:

— Хо-хо-хо! Хрусть да треск! Я-то всегда за!

Настроение у него явно боевое. А вот Берзкий начинает выглядеть так, словно его только что пригласили на собственную казнь. Морхал умеет впечатлять.

Спарринг проводится по жёстким правилам: бой идёт до тех пор, пока боец может стоять. Сдача? Даже не обсуждается, пока все кости целы. Пускай и без убийства, но урон гарантирован.

Ледзор, как и ожидалось, разбирается с Берзким без особых проблем. Его атаки быстрые, точные, почти играючи, но с такой мощью, что Берзкий долго не выдерживает. Всего одна минута — и граф оказывается на земле, дергая переломанными руками. Но тщетно. Поломанные рёбра выдают каждый его хриплый вдох, лицо превратилось в пёструю картину синяков и кровоподтёков. Один глаз совсем заплыл, второго практически не видно. Живого места не осталось.

— Херня, а не спарринг, хо-хо, — отмахивается от лежачего Одиннадцатипалый.

Я демонстративно оглядываюсь по сторонам:

— Ой-ой, какая досада. А у нас, кажется, нет Целителя под рукой. Граф, вам придётся возвращаться домой в таком состоянии.

Берзкий лишь хрипит что-то неразборчивое и пускает кровавые пузыри. Его аккуратно выволакивают, закидываю в транспорт. Морозов, наблюдая за этим, качает головой и с презрением произносит:

— Вот же сволочь! И эта дрянь ещё на моей дочери жениться хотела!