Где деньги, мародер?

Шаг вперед.

Еще шаг. Я уже могу быстрее.

Бросок.

Мне показалось, что я ударился со всего маху об бетонную стену. В голове зазвенело, уши заложило ватой. Изображение в глазах слегка поплыло.

Зато кровавая пелена ярости на моих мозгах тоже, кажется, сломалась. Остатками сознания в явно стрясенном мозге я смог наконец мыслить словами, а не образами порванных на британский флаг врагов, с выпущенными кишками и отрезанными членами.

Я схватился за стену, чтобы не упасть.

Ярослав Львович наблюдал за мной с безопасного расстояния, но приближаться пока не рисковал. В общем-то, все правильно делал. Кровавая нерассуждающая ярость меня, конечно, оставила. Но взвешенная и продуманная ненависть осталась. Зачем мне на него кидаться? Сейчас я просто сделаю вид, что мне гораздо хуже, чем на самом деле, он подойдет ближе, чтобы оказать мне помощь, и вот тогда я…

— Богдан? — заговорил Ярослав Львович. — Как ваше самочувствие?

— Голова… кружится… — простонал я, изо всех сил изображая слабость и дезориентированность. К слову, голова у меня и правда чувствовала себя не лучшим образом.

— Так и должно быть, молодой человек, — Ярослав Львович сделал шаг ко мне. — И еще слабость. Вы чувствуете слабость?

— Да… — прошептал я, покачиваясь и делая вид, что почти готов упасть.

— Не волнуйтесь, Богдан, — он подошел ко мне и подставил плечо, чтобы я мог опереться. — Давайте вернемся в лазарет…

Договорить я ему не дал. Обеими руками я вцепился в его горло и изо всех сил сжал пальцы. Он захрипел, лицо его покраснело, вены на висках вздулись. Он нелепо дергал руками, кажется пытаясь как-то по-особенному сложить пальцы. А я смотрел в его выпученные глаза. Зачем мне вспоминать свое первое убийство, Соловейка? Лучше спрашивать о последнем…

Скоро его тело обмякнет, глаза безжизненно закатятся, и тогда…

Чья-то легкая рука коснулась моего плеча. Но я был так увлечен процессом, что не потрудился даже посмотреть, кто именно подкрался ко мне со спины. И зря…

Мое тело пронзила адская боль. Такая, что казалось, что на части рвет каждую клетку тела. Будто одновременно мне пнули по яйцам, разом заболели все зубы и уши, и еще… Кажется, я заорал, но это не точно. Боль затопила меня черной волной, шею ненавистного толстяка я, ясен пень, отпустил, а сам занялся единственным, что мог вообще в этой ситуации — скорчился на полу в позе какашки.

Отпустило точно так же резко, как и началось. Только что я извивался и слушал собственный крик, и вдруг наступила всепоглощающая тишина. В которой прозвучал заботливый девичий голос:

— Ярослав Львович, с вами все в порядке?

Я поднял голову, чтобы посмотреть, кто это пришел на помощь толстому интригану.

Глава 6. О дружбе и недружбе

Она оказалась немного выше ростом, чем я думал. Пока она была там, внизу, где ее как куклу перекидывали друг другу трое здоровенных парней, она смотрелась миниатюрной. А сейчас, когда она стояла надо мной, небрежно запахнув полы халатика, вообще не особенно заботясь, чтобы куцая тряпочка хоть что-то прикрывала, она вовсе не выглядела крохотной.

Как там ее назвал Ярослав Львович? Феодора?

— Спасибо, милая, — прохрипел Ярослав Львович. — Жить буду… Лучше о мальчике нашем позаботься.

О мальчике? Это он меня имеет в виду? Или того парня внизу с кровью из ушей?

Блондинка повернулась ко мне. Склонила голову, в той же манере, что и Ярослав Львович, разве что на пастушку при этом похожей не стала. Волосы ее были растрепаны, разбитая губа все еще кровоточила.

— Так это был спектакль? — спросил я и осторожно сел на полу, опершись спиной на стену. Протянутую руку девушки я пока что проигнорировал.

— Ага, — Феодора потрогала языком разбитую губу. — Даже жалко, что ты не досмотрел, у парней еще так много интересных идей было.

Я прикрыл глаза и сосчитал про себя до десяти. Ну, чисто чтобы не влепить ей еще одного леща. Надо же, как меня развели… Я ведь из-за этой сучки тут почти апокалипсис устроили. Так. Подождите. Я… Что?

Я открыл глаза. Ярослав Львович уже поднялся и привел свой костюм в порядок. Феодора закусила губу и сосредоточенно касалась каких-то точек на лице толстяка.

— Хватит, хватит, милая, — он оттолкнул ее заботливые руки. Говорил он уже вполне нормальным голосом, никакой хрипоты и сдавленности. — Не так уж сильно он меня поранил, кроме того, я это заслужил. Мог бы и предусмотреть… Богдан? На сколько по шкале от одного до десяти вы сейчас сердиты?

Я опять почувствовал подкатывающую ярость, но уже отлично понимал, что это скорее не благородное бешенство, вывернувшее меня наизнанку несколько минут назад, а злость на то, что меня примитивно развели. Ну ладно, не примитивно. Смотрелось все настолько натурально, что у меня до сих пор скулы сводило. Впрочем, развели — это, наверное, тоже неправильное слово.

— Это и был пробой, верно? — спросил я вместо ответа.

— В яблочко, Мародер! — ответила Феодора. — Здорово зарядил, я думала, что у Карла голова лопнет и мозгами меня забрызгает.

— А он… вообще… как? — я поднялся, придерживаясь за стену, и заглянул в окно. Стекла больше не было, оно превратилось в стеклянную крошку и валялось на полу. Двоих второстепенных героев эротической сцены в комнате уже не было. А вот главный все еще лежал на полу. Заботливо прикрытый простынкой, под головой — валик из полотенца или чего-то подобного. Рядом с ним на коленях сидела Лизонька. Все в том же образе пацана-заучки. Даже волосы обратно под шапочку собрала. Феодора встала рядом со мной. Видимо, почувствовав, что на нее смотрят, Лизонька подняла голову. Очки ее сверкнули в свете неизвестно как уцелевшей лампочки. Она улыбнулась, на щеках ее появились очаровательные ямочки. Она показала Феодоре большой палец вверх.

— Вот видишь, — Феодора повела плечами, халатик как бы невзначай соскользнул до талии. — Хорошего парня так просто не убьешь.

— Прикройся, Феодора, — скомандовал Ярослав Львович. — Нам сейчас предстоит деловой разговор, а ты отвлекаешь мальчика.

— Извините, Ярослав Львович, — «монашка» бросила на меня обжигающий взгляд, накинула халат обратно на плечи и затянула потуже пояс.

— Так я повторю вопрос, Богдан, — толстячок тоже подошел к окну и с теплотой посмотрел на сидящую рядом с раненым Карлом Лизоньку. — На сколько баллов по шкале от одного до десяти вы сейчас сердиты?

— Примерно на шесть, — сказал я, не особенно задумываясь. — У меня есть пара вопросов к вашему заявлению насчет игры «в светлую».

— И я ничуть не отказываюсь от своих слов, и по прежнему готов дать исчерпывающие ответы на любые ваши вопросы, — Ярослав Львович обезоруживающе улыбнулся. — В том числе и о том, что сейчас произошло. Однако предлагаю переместиться в более подходящее для беседы место. Если вы готовы, конечно.

Был ли я готов? Честно говоря, хрен меня знает. Я чувствовал, что меня втягивают в какие-то корпоративные игры, в которых я пока что нифига не понимаю. Но ведь если я буду от этих игр уворачиваться, то никогда в них и не разберусь.