Где деньги, мародер?
Шрифт:
— Ты… это… повежливее будь, — сказал Йован, не особенно, правда, угрожающе. Такое впечатление, что такое статус кво — Синклер главный, остальные его слушают, — сложилось чисто по традиции. Точно не знаю, как именно, но, скорее всего, он просто здесь дольше всех. Он каждого встречал, вводил в курс дела, верховодил на тусовках, вроде той, с которой я сбежал, а мой доппельгангер остался. Правда, я пока ничего не знаю о могуществе их всех как магов, но…
— А где я был невежлив? — я снова сделал глоток компота и торопливо сунул в рот ложку гарнира. — Йован, ну вот что за нахрен? Я сегодня устал, как собака, потому что носился до этой вашей дурацкой психушки с чертовым
— Тебе знакомо слово «субординация», Лебовский? — Синклер сузил глаза и стал похож на крысу-подозреваку. Блин, какой он мерзкий все-таки! Как они вообще его терпят? Это же явно чмошник, которого случайным попутным ветром на вершину занесло!
— Куда мне, убогому, — сказал я и заржал. И подцепил на вилку вторую котлету. — Блин, Синклер, если бы вы у меня над душой не стояли со своими разговорами, я бы уже пожрал давно!
В принципе, я накалил ситуацию уже достаточно, как для того, чтобы перевести ее в драку, так и для того, чтобы она кончилась пшиком. Синклер от бешенства аж побелел, но, похоже, реально не знал, как поставить на место охамевшего новичка, в смысле, меня. Йован, в целом, был тоже не против двинуть мне в челюсть, но… Кстати, до сих пор не знаю, что ему мешает. Лично я бы уже в драку бросился, если бы мне вот так хамили. Наверное. Вообще и правда зависит от субординации. Кащеев, например, несколько раз меня выбесил, но на чем держится его власть, я понимаю. Кроме того, он и правда меня сделал. В том смысле, что я не прочекал его далеко не самые сложные интриги. И повелся. Так что если уж на кого и злиться, то только на себя.
А Синклер этот… Блин, ну да. Стоит и сверлит меня ненавидящим взглядом. Умеешь ты, Лебовский, заводить себе друзей, ага…
Ситуацию неожиданно разрядил второй приятель Йована, длинный и тощий. Я его вроде видел уже, но не запомнил, как зовут, что, впрочем, было неудивительно. Я мысленно окрестил его «Саранча» и продолжил есть, пока разборка не перешла из холодной фазы в горячую.
— Йован, ты сказал, что вы в мызе, но я там никого не нашел, — скороговоркой протараторил Саранча, для убедительности размахивая руками. Глаза Синклера, которые и так уже были похожи на сливы от бешенства, теперь, казалось, что вот-вот взорвутся.
— Йован, — он угрожающе повернулся в сторону серба. — У нас был уговор…
Она начали препираться, Йован оправдывался тем, что они всегда-де ходят втроем, и если бы он не рассказал, то подозрения были бы куда вреднее. Кроме того, мы же все равно потом поделим добычу, разве нет?
Я быстро дожевал остатки пшенки с котлетой, сбегал за добавочным компотом и еще одним пирожком. Откинулся на спинку стула, переводя взгляд с одного спорщика на другого. Синклер давил и нападал, серб — отбрехивался и оправдывался, остальные помалкивали.
— Ну что, я поел, можно топать в мызу теперь, — я встал и похлопал себя по животу.
— Да кто ты такой, чтобы указывать? — снова повернулся ко мне Синклер.
— А что, не надо в мызу? — я плюхнулся обратно на стул. — Ну давайте еще посидим. Я так-то думал, что ты топишь за то, чтобы быстрее к делу приступить, а, Синклер?
Шея Синклера покрылась пятнами. Он резко повернулся на пятках и, чеканя шаг, направился к выходу из столовой. За ним тенью поспешил Витек. Я снова встал.
— Зачем ты его дергаешь? — вполголоса спросил Йован. —
Он же может конкретно так тебе жизнь испортить.— Испортить и я могу, — я пожал плечами. — Тут два момента, болгарин, — я подмигнул. Йован напрягся, но промолчал, ожидая, что я скажу дальше. — Хороший командир меня бы давно поставил на место. Это первое. А второе, главного уважают вовсе не за то, что он может насрать тебе в сапоги.
— Ты же ничего о нем не знаешь, — влез в разговор Саранча.
— И не очень теперь стремлюсь узнать, — я подмигнул Саранче. — Не парьтесь насчет Синклера. Стерпит и проглотит, вот увидите.
— Я бы не был так уверен… — с сомнением проговорил Йован, глядя на дверь, которой Синклер грохнул, выходя из столовой.
— Йован, мы с тобой на фигню сейчас время тратим, — сказал я. — Ты мне лучше вот что расскажи по дороге. Что там в этой Уржатке? В чем проблема туда проникнуть вообще?
— Ну, там была одна такая история… — начал Йован.
— Да не, про историю не надо, — я махнул рукой. — Примерно себе представляю. Про другое давай. Как там все вообще устроено? Что за Батька, кто его люди, патрулирование, охрана и всякое такое прочее.
— Во ты загнул, — Йован хохотнул. — Откуда же я все это могу знать, нам в Уржатку особо и хода-то нет!
— Слухи, сплетни, — я пощелкал пальцами. — Ты же вроде говорил, что знаешь, который дом раньше принадлежал этому Укушуйнику или как там его?
— Ушкуйник, — поправил меня Йован. — Мишка-Ушкуйник. Там есть мостки такие старые на Ушайке. Раньше бабы туда стирать белье ходили, а теперь для них новые построили, а на эти дети купаться бегают.
— Романтичная история, — сказал я. — А дом-то тут при чем?
— Так дом рядом с мостками же! Заброшенный, — Йован всплеснул руками. Не рассчитал и случайно задел за ухо Саранчу. — Ну вот что ты опять под руки лезешь, Захар?
«Захар, надо же! — подумал я. — Имя еще смешнее, чем прозвище!»
— А в чем затык туда залезть? — спросил я.
— Так там теперь батькины нищие собираются, — сказал Йован. — Спят, те, кто не на смене. В карты играют. Бухают. Все время полный дом народу, и днем, и ночью.
— А Батька сам где обитает? — спросил я.
В общем, пока мы дошли до мызы, я узнал, что Батька, то бишь, Мирзоев Камиль Валентинович, в Уржатке родился и вырос, и у него случился бзик на том, что район этот может и должен быть уважаемым. Он призвал к порядку всякий городской сброд и фактически поставил его себе на службу. Практически всех — начиная от тех самых убогих нищих, клянчащих милостыню, до серьезных ребят, промышляющих взломом серьезных помещений. Иерархию, какой вор выше в воровской табели о рангах, я запоминать не стал.
По факту, Батька был с одной стороны — главой организованной преступности всего Томска, с другой — выполнял функции полиции. Следил, чтобы его лихие ребята не беспредельничали, не трогали бедных и слабых и не наведывались раз за разом в один и тот же дом. И если случайно в городе появлялся кто-то, не входящий в батькину систему, он моментально об этом узнавал. Ну а дальше все просто — либо этот залетный каялся, приносил присягу и становился одним из бумажных солдатиков Батьки, либо его труп очень скоро находили в одной из сточных канав. Есть версия, что кто-то еще ухитрялся бежать из города, но длинные руки Батьки и его обширные связи помогали найти нарушителя традиций и потрясателя основ и прикончить его там, куда он сбежал. Скорее всего, последнее — просто байка, которую люди Батьки старательно культивируют, конечно… Но проверять пока что эту систему на прочность я не собирался.