Где эльфа последнего дом. Дитя во тьме

— Вылитый папаша, — ухмыльнулся князь, вдруг успокаиваясь и оставляя попытки освободиться (что должно было показаться странным, но эльф, захваченный гневом, на это внимания не обратил), — вот и Торр такую же чушь нёс.

— Не смей произносить его имя! — вскипел Камир. — Ты не имеешь никакого права! Вспомни лучше свою жизнь и покайся, если в тебе хоть что-то человеческое осталось! А рассвет очистит тебя, — уже спокойно заключил эльф.

— Да будь ты проклят, эльф! — ледяным тоном предрёк князь. — Ты сам однажды кончишь свою непутёвую жизнь так же, как я!

— Возможно, — согласился юноша, — но прежде умрёшь ты.

Элан опять ухмыльнулся.

— Как бы я хотел повернуть время вспять, — горько продолжал эльф, не замечая этой ухмылки. — Я жил счастливо, ничего не зная о ненависти, я даже слова такого не слышал! А теперь я часть этого зла… — Глаза юноши затуманились. — О, если бы я мог избавиться от этого проклятия!

— Болван! — ругнулся князь. — Выдумал мстить мне… Себе мсти, ты от меня ничем не отличаешься: такой же убийца! И это проклятие останется на тебе навсегда. Ничто его снять не сможет! Только смерть избавит тебя, но и она не принесёт тебе покоя, глупый эльф! А всё остальное — жалкие оправдания!

Эльф серьёзно и грустно взглянул в его глаза, сказал слова прощания и вышел из залы. Вслед ему неслись ругательства и проклятия князя.

Камир спустился в самое тёмное место замка — склеп. Он прошёлся между каменных саркофагов, стараясь успокоить нервную дрожь чтением полустёртых эпитафий, продрался сквозь паутину, затянувшую углы, и сполз спиной по стене на каменный пол, подтягивая колени к лицу.

Хотелось забыть всё снова, ничего вообще не помнить, ведь правда была настолько ужасна!

«Не уехал бы из Эльфриса, ничего бы не случилось… — запоздало корил себя эльф. — А теперь я туда никогда не смогу вернуться, ведь там нет ночи. Да если бы и была, как бы я мог вернуться? Я уже не эльф, я монстр, порождённый злом».

Чувствовалось приближение утра. Эльф, прикрыв глаза, попытался представить себе рассвет. Он видел его лишь раз, а теперь был навеки лишён возможности увидеть его снова. Он мог лишь представлять, как выходит из склепа и видит солнце, и оно не причиняет ему боли, а дарит живительное тепло. Оно ласково гладит измученного эльфа, и он становится самим собой… Камир открыл глаза и вздохнул. Это даже мечтой быть не могло, потому что мечты хоть иногда, да сбываются.

Голод становился невыносим. Камир метнулся на слабый шорох во тьме, почти не осознавая того, что делает, и впился зубами в пойманную крысу. Вкус её крови был неприятен, горло сворачивалось спазмами, но эта кровь несла в себе жизнь, и отказываться от неё было непозволительной роскошью. Так голод хотя бы немного утих…

Издалека раздался душераздирающий вопль, это рассвет застиг Элана. Камир свалился на каменный пол, свернулся калачиком и закрыл уши руками, чтобы не слышать агонии заживо сгорающего вампира.

Да, это была месть, но эльф даже не представлял, что она будет такой горькой.

========== Дитя во тьме. Часть 11 ==========

Пробудился вампир, едва часы пробили полночь. Он поднялся, потянулся — машинально — и впервые за всё время пребывания в этом замке вздохнул с облегчением.

Его немного мутило от крысиной крови, но в целом чувствовал он себя отлично. К тому же стоило привыкать к такой еде: эльф совершенно точно поклялся себе, что больше не будет пить человеческую кровь.

Замок был пуст и страшен. Возле окна в нижнем зале эльф нашёл кучку пепла — всё, что осталось от князя. Сквозняк раздувал его, и пепел обычной пылью стелился вокруг. Никакого удовлетворения Камир не почувствовал. Пожалуй, он только явственней осознал, кем теперь является. Даже исполнив свою месть, даже убив источник всех его несчастий, он всё ещё оставался вампиром. Вот о чём ухмылялся князь: от проклятия никогда не избавиться, что бы он ни сделал! Ему вечно суждено оставаться кровопийцей.

Эльф застонал, схватился за голову. В гневе — или, быть может, в бессильной ярости — он принялся крушить всё вокруг, как будто хотел уничтожить всё, что могло напоминать ему о его горькой судьбе. Руки его покрывались ссадинами, но раны тут же исчезали, не причиняя боли. Болела душа, и никакая ярость не могла эту боль заглушить.

Вдруг Камир остановился, застыл, держа в руках какую-то вещь, которую он подхватил, чтобы разбить — да не разбил. Это была свирель, его собственная свирель, подаренная дриадой. Руки юноши задрожали, воспоминания захватили его, заставляя поднести свирель к губам и исторгнуть из неё музыку. Он не решался это сделать, сомневаясь, помнят ли его мёртвые пальцы, как нужно играть. Он просто боялся, что ничего не получится — узнать это было бы страшнее всего. Но свирель зачаровывала и требовала, чтобы он это сделал. Его пальцы помнили. Но музыка уже не была такой, как прежде: не было той лёгкости и волшебства, в неё влились все его страхи, вся его боль.

«Что ж, — мрачно подумал эльф, пряча свирель, — подходящий аккомпанемент для убийцы!»

Оставаться здесь не было смысла. Замок затхло дохнул ему вслед, когда он выскочил и помчался в лес, не разбирая дороги. Ветки хлестали его по лицу, эльф спотыкался, падал, поднимался и бежал дальше. Изнуряя себя, он пытался забыть о том, кем или чем он теперь был. Слёзы бы облегчили его страдания, но вампиры не могли плакать, и он лишь стонал от бессилия.

Лес вдруг кончился, теперь он мчался по полю, поросшему высокой суховатой травой. Волосы развивались за его спиной, ветер гулко отзывался в ушах голосом князя: «Ничто не снимет проклятия!»

Камир вдруг подумал, что если умрёт ещё раз, то всё станет как прежде. Отчаянная, ничем не обоснованная, откровенно глупая мысль! Но с нею вспыхнула робкая надежда.

Впереди был обрыв, даже пропасть, откуда поднимался густой промозглый туман. Эльф остановился на самом краю, взглянул вниз. У пропасти не было дна — так бы увидел её человек. Но эльф увидел, что дно пропасти черно и каменисто. По камням текла река, бурлила на порогах, образовывала водовороты, источала белёсый дым, который и поднимался вверх. Чахлый вереск ютился по её берегам, дальше простиралась черная бесконечная долина.

Не задумываясь, эльф шагнул в эту пропасть и рухнул камнем вниз. Падение было быстрым, пронеслась мимо каменная стена обрыва, разорвался в клочья туман. Камир упал на камни спиной, услышал, но не почувствовал, как хрустнули все кости, ломаясь от этого страшного удара. Но ничего не произошло, он уже и умереть не мог. Кости с лёгким треском сложились обратно, срослись, словно и не падал он вовсе.

На веки вдруг надвинулась свинцовая тяжесть, эльф невольно закрыл глаза и неожиданно для себя погрузился в какую-то зачарованную — иначе и не скажешь — дрёму. И ему приснился сон.