Где папа?

И стала наблюдать. После риса у Кьярки нога не чесалась. А после макарон пятно увеличивалось и какими-то жуткими корочками покрывалось. А сейчас я, балда, забыла об этом. Всё думала про дурацкий фартук.

— Слушай, — предложила я, — может, пойдём смотреть мультик? А я тебе дам рисовый сухарик?

Но она покачала головой, не переставая набивать рот макаронными трубочками. Я вздохнула. Ладно. В конце концов, её мама сказала, что ничего страшного.

Однако я всё же мучилась. Какой толк от того, что сказала Татьяна? Нога-то всё равно будет чесаться.

И обсудить не с кем, Андрюха убежал «на дело».

Дальше было хуже. Кьяра смотрела «Винни Пуха». Я наливала ей ванную. Когда я вернулась, то обнаружила, что Кьяра переключила канал с DVD на обычный, телевизионный, и смотрит какой-то жуткий боевик со стрельбой и кровищей. Я вырвала у неё пульт, она разревелась, стукнула меня и убежала. Из пульта, как назло, вылетели батарейки и закатились под стойку с телеком. Я встала на четвереньки и попыталась их достать, но моя рука под стойку не пролезла. Дядьки на экране потрясали оружием, видимо, подбадривая меня. Я оглянулась в поисках того, чем их поддеть — не дядек, а батарейки, — но тут из ванной донёсся странный звук, словно Кьяра что-то уронила. Я вскочила и просто выключила телевизор, нажав на кнопку.

Кьяра стояла на унитазе. С зубной пастой в руках. Клубничной. К тому времени, как я прибежала, она уже успела съесть треть тюбика.

— Да что ж ты делаешь? — в отчаянии воскликнула я, вырвала пасту, схватила Кьяру на руки.

— Кусию, — пояснила она.

От неё пахло искусственной клубникой. Такой химический запах, как от ароматизатора. В голове мелькнула мысль, что клубника — тоже аллерген. И вот непонятно, будет ли нога чесаться от зубной пасты… Я всё-таки пока не видела, вызывает у неё аллергию паста или нет. Что ж, теперь есть такая возможность…

Я быстро раздела её и запихнула в ванную. И только собиралась выйти, разложить на батарее уличные вещи для просушки, как вдруг Кьяра нырнула под воду. У меня внутри всё перевернулось от страха, я подскочила к ней, выловила… Кьяра отплёвывалась, тёрла глаза и смеялась.

— Я дифин! Я дифин!

Но у меня в горле стоял комок. А если бы… я вышла? Если бы…

— Мамочки, — пробомотала я. — К-кажется, я не справляюсь…

В конце концов Кьяра выдернула пробку. Спустила воду. И я пошла за полотенцем. На минуту. Ну, на две, потому что они после стирки ничего не раскладывали по полкам, а пихали как попало, и найти именно полотенце, а не Татьянины чулки или Андрюхин трусняк, было непросто.

И, конечно, когда я вернулась, Кьяра вылила в сток весь флакон Татьяниного шампуня. До конца. А Татьяна не экономила на средствах по уходу за собой. У неё всё было «элитных марок», как она сама говорила. И этот шампунь, можно не сомневаться, — тоже.

— Что ж, — пробормотала я, вытаскивая Кьяру из ванной, — запах тоже вполне себе ничего. Элитный.

Но это был блеф. Больше всего на свете мне хотелось сбежать. Да некуда. То есть было куда. Но с кем оставить Кьяру?

Это, наверное, и есть настоящая ответственность. И хотел бы драпануть, да не можешь. Сиди себе и пережёвывай мысли: про аллергию от макарон, элитные фартуки и шампуни, боевики на ночь глядя.

Прежде всего про аллергию, конечно. После купания пятно совсем разбухло. И выглядело устрашающе.

Я нашла в холодильнике какой-то крем. Помазала ей ногу. И вроде пятно уменьшилось.

Ладно, вру! Ничего оно не уменьшилось. Но кому-то надо было меня успокоить! А раз больше некому, буду сама себя, чего уж!

Вот так мы добрались до кровати (мельком я успела разглядеть в зеркале, какое я красномордое растрёпанное чудище).

Положила Кьяру и попыталась ей спеть. А она — не петь! Тут-то у меня терпение и лопнуло.

Непедагогичное дело

Ну и где я теперь? Сижу, как дура, на полу и реву в плечо трёхлетнему ребенку.

Зато вдруг этот трёхлетний перестал.

— Лиса… Ты сто? Анядо пакать! Анядо!

Она погладила меня по волосам.

— Анядо пакать! Ты касивая!

Я опешила.

— Чего? Где я красивая?

— Воасы касивые, — сказала Кьяра и снова погладила меня по голове.

Как она могла в полутьме разглядеть мои волосы?! Да и враньё это! Они при любом освещении уродские. Как говорит моя бабушка: «Я красивая и молодая». И добавляет: «Со спины и ночью».

Но вот бывает такое враньё. За которое хватаешься, как за соломинку.

— Ладно, прости, — пробормотала я, — какой-то тяжёлый был вечер. Спать-то будем?

— Будем, — кивнула Кьяра, — тойко ты со мной поизи.

«Нет, — подумала я, — лежать с ребенком перед сном — неправильно. Можно разбаловать. Приучить к тому, что всё время кто-то будет лежать. К тому же она большая, почти взрослая, ей три года! А в три года идут в сад. Большие и самостоятельные. К тому же смысл мне с ней лежать? Всё равно Татьяна не будет этого делать. И Андрюха не будет. Андрюха лучше умрёт. Или превратится в настоящую скамейку. Короче, это неправильно, неверно, плохо, непедагогично и нечестно».

Подумала я про всё это и забралась в детскую Кьяркину кроватку. Легла рядом с ней. Потому что спорить с Кьярой сил у меня уже не было.

Звонок

Снилось мне что-то тёплое, мягкое и доброе, способное защитить меня от всех бед.

Потом что-то разбудило. Я проснулась и поняла, что тёплое и доброе — вот оно, спит рядом со мной, прижав мою руку к щеке.

Я осторожно высвободила руку, зевнула и лениво подумала, что все дураки, кто боится с детьми рядом спать. Отличное средство для…

— Дзынь!

Звонили в дверь, и я поняла, что именно это меня и разбудило. Андрюха вернулся? Уф-ф… Можно сбежать домой!

Это и правда оказался Андрюха. Только вид у него был…

В общем, я сразу вспомнила про фартук, заляпанный зелёными пятнами, а ещё как мы с его сестрой рыдали, уткнувшись друг в друга.

И вот это: «Я не знаю, что я с тобой сделаю!»

Потому что у Андрюхи был как раз такой вид. Словно с ним незнамо что сделали. Шапка набекрень, краснощёкий, тяжело дышит, и косоглазие виднее, чем обычно.