Где правда, там и ложь

– Тогда мне, пожалуйста, рецепт, – ответила Янина.

Дядюшка Томас засмеялся.

– К сожалению, я забыл его дома. Но я занесу его попозже, ладно? Кстати, я кинопродюсер, и я вижу в твоём лице большой потенциал. Ты когда-нибудь думала стать актрисой?

– К сожалению, без рецепта мы не можем…

– Да-да-да, – сказал дядюшка Томас. – Убогая лавчонка. И забудь про кино – ты слишком стара для этого. – Он снова повернулся ко мне и опять включил свою масляную улыбку. – Ну что, невестушка, как наши дела?

Как наши дела? Какие такие дела, наркозависимый неудачник?

– Что вы имеете ввиду? Чего вы здесь хотите, кроме как разжиться парочкой строго рецептурных анксиолитиков? – спросила я.

Юстус, стоявший между шкафами, вздёрнул бровь. Я украдкой улыбнулась ему. Такое красивое слово нельзя упускать без употребления.

– Я хотел ещё раз предложить тебе сделку, – ответил дядюшка Томас. – До обращения в суд. – Из кармана пиджака он извлёк листок бумаги и помахал им в воздухе. – А именно с этим собственноручно написанным завещанием моей любимой покойной тётушки Ютты.

Поскольку в аптеку как раз набежала целая куча народу, я решила продолжить этот разговор на улице. Юстус тоже сделал движение к выходу, но я покачала головой. Тут я действительно справлюсь сама.

– Здесь всё написано чёрным по белому, – заявил на улице дядюшка Томас. – «В случае моей смерти вся моя собственность должна отойти моему любимому Томми». – Ну разве не трогательно? Мы всегда были очень близки, моя милая тётушка и я. Правда, это было написано в 2002 году, но моя тётушка была в то время в полном душевном здравии. Любой графолог признает подлинность этого документа – у меня есть куча писем для сравнения.

– Вот как, – ответила я. У дядюшки Томаса по-прежнему была привычка во время разговора облизывать губы. И, очевидно, его псевдология развилась ещё больше. – Очень мило, что вы решили предупредить меня до подачи дела в суд.

Дядюшка Томас театрально вздохнул.

– Только потому, что я сыт по горло всей этой историей. И ещё я хочу сэкономить наши деньги. Потому что в конце концов выгоду из этого дела извлекут адвокаты, эксперты и юристы. Разве нам это нужно, невестушка? Разве нам это действительно нужно?

– Нет. Но я всё ещё не понимаю, что вы вместо этого предлагаете.

Дядюшка Томас небрежно прислонился к фонарному столбу.

– Я уже тебе говорил, что всё это имеет для меня прежде всего духовное значение. В наследстве тётушки Ютты есть несколько дорогих моему сердцу вещей. К примеру, табакерка, парочка картин, часы Картье…

– …которые принадлежали вашему отцу…

– …да, и, возможно, жирандоль, которой я восхищался ещё ребёнком. Тебе не обязательно говорить об этом Лео и моим очаровательным племянницам. Маленькие алчные гадюки и без того хорошо упакованы, они вытесняют тебя буквально отовсюду. Ты можешь просто передать мне эти вещи, после чего мы мирно разойдёмся и счастливо проживём до конца своих дней.

Я сделала вид, что всерьёз задумалась. Дядюшка Томас зорко наблюдал за мной.

– Есть одна проблема, – наконец сказала я. – Табакерка, украшения и часы до сих пор не найдены.

– Ну, тут у меня есть для тебя хорошие новости, – ответил дядюшка Томас. – Я случайно знаю, где всё это находится.

Ах нет.

– А именно в сейфе в доме моих родителей. Защищённые паролем из девяти букв. К сожалению, фирма, которая монтировала этот идиотский сейф, уже сорок лет как приказала долго жить. И, к сожалению, в Северной Рейн-Вестфалии нет ни одной службы, которая бы могла открыть этот сейф.

– Чтобы вскрыть сейф, вы вызывали специальные службы?

Дядюшка Томас пожал плечами.

– Стоило попытаться. Могу поспорить, что мой очаровательный племянник сделал то же самое. И поскольку он всё время следит за сейфом, я не мог воспользоваться газовым резаком. К тому же этот негодник оборудовал дом охранной сигнализацией наподобие Букингемского дворца. Поэтому мой план совершить кражу со взломом тоже не удался. – Он глупо захихикал. – Шутка. Но будем откровенны: содержимое сейфа может обеспечить человека до конца жизни.

– Ох, – сказала я. – Тогда у того, кто знает пароль, есть хорошее преимущество, верно?

Язык дядюшки Томаса ещё быстрее заелозил по губам.

– Ты знаешь пароль?

Я сделала вид, что считаю в уме буквы, загибая при этом пальцы. Затем я кивнула.

– Девять букв, да. Карл везде использовал один и тот же пароль. Он просто не мог запомнить никаких других.

Дядюшка Томас завопил каким-то инфернальным голосом:

– О! Боже! Мой! Я встал бы на колени и начал целовать тебе туфли, если бы не боялся испачкать брюки! Ты знаешь пароль! Она знает пароль!

– Разумеется, – ответила я и, не удержавшись, добавила: – Почему ты не спросил меня раньше?

У дядюшки Томаса был такой вид, словно ему отвесили пощёчину.

– Да, почему я не сделал этого раньше? – сказал он. – Но ещё не поздно. Мы сейчас можем открыть этот чёртов сейф и поделить между собою содержимое!

Я покачала головой.

– Честно говоря, мне ничего из этого не надо. Всё это наследство для меня тяжкий крест.

Дядюшка Томас уставился на меня во все глаза.

– В самом деле? Ну, тем лучше! То есть я могу тебя понять – деньги обременяют, и… Ты ещё молода и красива… Нет проблем, я могу взвалить это на себя.

Надо же, какая самоотверженность!

– Но как насчёт Лео, Хелены и Коринны?

– А что такое? Нет-нет, Лео и белокурые бестии не должны об этом знать. Я тебе раньше не говорил, чтобы не сеять лишних раздоров, но эта троица готова на всё, чтобы испортить тебе жизнь. И если послушать, что они о тебе говорят, то можно составить о тебе совершенно неверное представление, в самом деле. Психически больная нимфоманка – это самое мягкое, что я слышал.

Возможно, он не врал.

– То есть их мы к этому делу привлекать не будем?

Дядюшка Томас кивнул.

– Как умные люди – а мы ведь умные, верно? – мы оставим в сейфе парочку не очень интересных вещей, тогда никто не узнает, что мы уже открывали сейф. Разве это не грандиозный план?

Да. Да, план исключительно грандиозный.

– А вдруг вы потом всё же обратитесь с завещанием тёти Ютты в суд?

– Детка, не будь такой недоверчивой. – Дядюшка Томас сделал честные глаза. – Я обещаю: как только вещи попадут ко мне в руки, я на твоих глазах разорву завещание на мелкие кусочки. Я же сам буду ужасно счастлив, когда мы наконец покончим с этим делом.