Где-то есть ты…

Мы прошли на кухню и принялись разгружать сумки. Пока бабуля ставила чайник на огонь и доставала пирожки, мы вывалили на стол халву, вафли, орехи, пакеты с курагой и черносливом, несколько видов молочных продуктов, чай и фрукты. Мила толкнула меня в бок, указывая глазами на жидкость для мытья посуды, которую мы приносили в прошлый раз, заботливо отложенную в сторону и заменённую содой. Я кивнула головой, поняв, что проще позволить старому человеку мыть посуду содой и тряпочкой, чем приучить его пользоваться специальным средством и губкой. Заставить бабулю брать с собой сотовый телефон всякий раз, когда она выходит из дому, было нисколько не легче.

– Ой, девчата, – запричитала она, вытирая руки о фартук, – это вы зачем столько принесли мне? Берите половину с собой, а то столько денег потратили! Бабушке это всё не съесть…

– А ты понемногу каждый день, – объяснила я, складывая продукты в холодильник, – тебе же нужны витамины.

– Вы за нас не переживайте, – добавила Мила, – мы уже сами зарабатываем, можем себе позволить ухаживать за своими родными.

– Ну спасибо, – покачала головой бабуля, наливая нам чай с молоком, – садитесь, давайте кушайте как следует, а то тощие обе, а вам ещё детей рожать.

– Какие новости, хоть расскажи, – попросила я.

– Новости… – Она села на стул, поправив свои седые волосы. – Лучше бы ты не спрашивала. Твоя тётя Вера вчера звонила, расстроила меня так, что я до утра уснуть не могла, пила сердечные.

– Что произошло?! – Я отложила пирожок в сторону.

– Твой дядя… Он три недели назад ушёл к другой женщине…

– Миша?! – воскликнула я, закрыв рот обеими руками, – никогда бы не подумала, что такое возможно…

– Говорила я ей, что дети ни один брак ещё не спасли! – Бабуля вытерла набежавшую слезу подолом цветастого фартука. – Был один ребёнок, на что ещё второго? А третьего-то уж совсем незачем!

– С тремя маленькими детьми оставил неработающую женщину?! – поразилась Мила.

– Старший сын уже взрослый, – объяснила я подруге, – в институте учится, а второго они очень долго хотели, не получалось забеременеть два года. И тут бог им сразу двоих детей послал: Толе сейчас – два с половиной, Наташе – полтора годика, она настоящий маленький ангел. Тётя аборт не захотела делать по религиозным соображениям.

– Ночами не спала, растила, воспитывала, – вставила бабушка, – пока он с другими бабами развлекался! Ходила вся измученная, лица на ней нет, а тут ещё такое! Это что же творится-то… Как же ей, моей бедной доченьке, быть теперь?

– Вот так взял – и ушёл? – прошептала Мила.

– Я, говорит, понял, что такая жизнь не для меня! – Бабуля ударила кулаком по столу. – Тварь такая! Чтоб ему яйца его поганые прищемило! Приползёт ведь ещё обратно!

– Она примет его? – спросила я.

– Она просила его не уходить, пожалеть детей, – сказала бабушка, – просила вернуться, гада такого!

– Ничего себе, – удивилась Мила, – я бы его не пустила даже на порог.

– А он к кому ушёл-то? – поинтересовалась я.

– К бабе какой-то с ребёнком. Гуляет с ними по улицам да в цирк ходит! С Веркой, с детьми своими ни в жисть не ходил ни гулять, ни в цирк! Вера ещё рассказывать мне не хотела, всё верила, что он вернётся, и всё наладится.

– А детей своих он навещает? Деньги даёт?

– Какие деньги?! – Бабуля сжала руки в кулаки. – Копейки эти?! Ему ж теперь надо новую жену кормить и одевать! Бедные дети, он их взял на выходные две недели назад, а когда они вернулись, Толя Веру спрашивает: «Мама, а почему папа тётю целует?»

– Ужас какой, – удивилась я, – мог бы и не делать этого при детях…

– Толенька после этого совсем похудел, и взгляд у него тяжёлый стал. А ведь какой мальчик был весёлый! Теперь больше молчит. Замкнулся. Внучек мой маленький. Для детей это страшный удар, который может изменить всю жизнь. Они винят во всём себя, спрашивают, что в них не так, раз их бросили.

– Это же дети, это родное, – развела руками Мила, – как же их можно бросить?!

– Нам не понять, – вздохнула я.

– Мотайте на ус, доченьки, – наставляла бабуля, – мужчины – существа лживые и ненадёжные. Надеяться нужно только на себя, родимую! Сегодня он рядом, а завтра нет его. А ты – мать, тебе поднимать детей на ноги нужно. Остаёшься одна, и рассчитывать больше не на кого.

– Они бегут от ответственности, – заключила Мила, – как крысы с тонущего корабля! Мало осталось достойных мужчин.

– Я хорошо жила с твоим дедушкой, Ева, – призналась бабушка, теребя скатерть, – но когда родилась твоя мать, решила, что больше детей мне не нужно. Мой муж был порядочным, непьющим, но даже при таком раскладе я отказывалась иметь второго. Прошло пять лет, врач сказал мне, что я на третьем месяце беременности. Я испугалась, заревела, просила сделать мне аборт. Но аборты в те далёкие коммунистические времена делали только раз в полгода, а с моего последнего аборта прошло всего пять месяцев.

– И врач отказал? – спросила Мила, запивая чаем пирожок.

– Она боялась, что её посадят за это. Как я ни уговаривала, она не сдавалась. И вот я пришла к себе на завод, реву, рассказываю женщинам. А те, кто постарше, начали мне советовать, как можно избавиться от ребёнка народными способами. Вернулась я домой, давай тяжести поднимать, шкафы двигать. Вспотела, лежу вся красная, хоть бы в одном глазу! Быстрее геморрой выскочил бы, чем выкидыш произошёл.

Мы с Милой слушали с нескрываемым интересом, заедая информацию пирожками.

– А потом, – продолжала бабуля, – я пошла на Профсоюзную улицу, ныне Южную, там стояли гаражи и кладовки. Я еле взобралась на них и начала прыгать на землю. Руки ободрала, платье порвала, шишки набила – и всё впустую! Прихожу в понедельник на работу, реву. Сослуживицы мне ещё советов надавали. Я вернулась домой, налила полный стакан водки, нагретой на огне, почти весь залпом выдула и легла в горячую ванну. Вода – кипяток. Лежу, терплю. Тут мне водка в голову ударила, стены запрыгали перед глазами, всё плывёт. Терплю. А когда совсем плохо стало, нестерпимо, вылезла, доползла до дивана. Как жива осталась, до сих пор не понимаю! А выкидыш так и не произошёл.

– Бабуль, – призналась я, – ты такая отчаянная, я и не знала об этом.

– Потом я и молоко пила с йодом, и массажи делала, давила на живот, как ненормальная, – ничего не помогало! Слава богу, хоть на грязный аборт не решилась, видно, жить хотелось. Так и родилась моя Вера. Тяжело нам с дедом было поднимать детей на зарплату рабочего.

– И ты не жалеешь? – спросила я.

– А что тут жалеть? – удивилась она. – Если можешь предотвратить – действуй. А не вышло – так смирись. Значит, так было суждено. Ненавижу людей, которые о чём-то жалеют. Было – и было! Что тут теперь – жалеть, что ли, всю жизнь? Вот сидят и думают: надо было так поступить да эдак. Всё бы да кабы! Нельзя так, девоньки. С тем, что было, надо смириться или вовсе забыть.