Где-то на Северном Донце

— Я подожду здесь, — внезапно онемев, пролепетал он. — Неудобно как-то…

— Чего ты боишься? — простодушно рассмеялась Еленка. — Тебя у нас никто не съест.

— Я подожду здесь… — панически пробубнил Малышкин.

— Вот паникер! Моя мама — добрейший человек. Пойдем. Попьешь чаю, — продолжала смеяться Еленка, ей и в самом деле было по-настоящему смешно.

— Не-е… Я подожду здесь…

— Ну, ладно, — смилостивилась наконец Еленка. — Как хочешь. Только тогда жди меня на той стороне, напротив ворот. Там тебя будет видно из окна моей комнаты.

— Хорошо! — с облегчением передохнул Малышкин.

— Я буду через десять минут! — крикнула вслед ему Еленка и, по-детски бесшабашно припрыгивая, вбежала во двор.

12

Так и стал тот тротуар напротив ворот постоянным местом их встреч. Порой казалось Малышкину, что за год он вытоптал на этом пятачке большое углубление. Но так ему только казалось. Для прочих асфальт оставался ровным, и почти никто не замечал, что иногда по субботам или воскресеньям здесь топчется подтянутый темнобровый солдат и с нетерпением поглядывает на розовый трехэтажный дом в глубине противоположного двора.

Впрочем, Еленка никогда не заставляла ждать долго. Хотя Малышкин наотрез отказался звонить по телефону, она каким-то шестым чувством всегда угадывала его присутствие. Смыкались занавески на втором этаже — условный сигнал — и через некоторое время Еленка выныривала из калитки, бегом пересекала дорогу, по-хозяйски брала Малышкина под руку.

Она всегда была такой: быстрой, безбоязненной, по-хозяйски бесцеремонной с Малышкиным, полной жизнелюбия и всяческих планов. Ему никогда не надо было что-либо придумывать, ломать голову: куда пойти? Еленка всегда знала, что они будут делать, и Малышкин охотно принимал любой план. Ему нравилось подчиняться Еленке, рядом с ней он неизменно заражался ее жизнерадостной бодростью. Малышкину было хорошо, легко с Еленкой, как ни с кем другим, и чем дольше длилась их дружба, тем крепче привязывался он к своей «небесно-голубой фее», как возвышенно окрестил ее в памятную бессонную ночь после первой встречи. Постепенно потребность видеть Еленку, быть рядом с ней стала такой прочной, что Малышкин не находил себе места, если по какой-то причине не попадал в число увольняемых в город.

Однако Малышкин подозревал, что и Еленка иногда испытывает нечто подобное. Однажды, договорившись об очередной встрече, он так и не сумел попасть в назначенное время в город. После этого Малышкин с удивлением обнаружил, что Еленка, оказывается, тоже может быть сердитой.

— Не надо было обещать! — резко оборвала она его оправдания. — Мама готовится к лекциям, папа работает над диссертацией, а мы с братом только мешаем им. Они всегда выпроваживают нас из дому в воскресенье. А в этот раз я, как привязанная, сидела в своей комнате и изображала пай-девочку, хотя были билеты в оперу.

— Сходила бы с кем-нибудь другим. У тебя же много подруг, — неосторожно ляпнул Малышкин.

— С другими? С другими мне скучно.

— Из меня весельчак тоже никудышный.

— Неправда. Мне не скучно с тобой.

— Ну уж… — искренне усомнился Малышкин, хотя со признание было ему чертовски приятно.

— Да. — Еленка поглядела на Малышкина с непонятной и незнакомой ему печалью. — Мне приятно шевелить, веселить других. Говорят, я это умею. Но я не люблю, когда кто-то пытается веселить меня. Получается обратная реакция — становится скучно. Сама не знаю почему.

— Ты так устроена, — честно сказал Малышкин, а сам с испугом понял, что его так и толкает обнять Еленку, крепко расцеловать в пухловатые, почти детские губы.

В последнее время такое случалось с ним все чаще, и он очень боялся, что когда-нибудь не сдержится и своим безрассудством разрушит все, существовавшее между ними. В то же время Малышкин понимал, что объясниться когда-то придется, что надо сказать давно заготовленные слова.

13

Это объяснение произошло в последнее увольнение при совершенно неожиданных обстоятельствах.

Получив увольнительную, Малышкин отправился по знакомому маршруту, занял свое обычное место напротив ворот и стал ждать. Было прохладно. Резкий сырой ветер волочил по немытому асфальту мостовой жидкие хвосты пыли и бумажного мусора.

Чтобы скоротать время, Малышкин повернулся спиной к ветру и стал разглядывать уже изученный до последней кляксы рекламный щит, призывавший граждан потреблять молочко-кислые продукты. Занятый этим скучным делом, он не заметил, как на улице появилась веселая пара. Держа под руку улыбающегося подполковника Иванова, что-то забавное рассказывала ему Еленка. Обернувшийся Малышкин чуть не столкнулся с ними нос к носу.

Малышкин потом так и не мог уяснить, что толкнуло его к бегству: не то растерянность, не то испуг, не то стыд, не то сама внезапность встречи. А может, все это, вместе взятое… Во всяком случае, случилось самое постыдное. Малышкин чуть не бегом бросился прочь и панически юркнул в дверь ближайшего гастронома.

Там и обнаружила его ничуть не рассердившаяся Еленка. Наоборот, ее душил смех. Она с обычной властностью выдворила Малышкина на улицу, взяла его под руку и только тогда дала себе волю.

— Ну и ну! Вот так храбрец! — залилась она звонким смехом. — Смотрю в окно — здесь Петя. Вышла на улицу — исчез Петя. Как ветром сдуло!

А Малышкину было стыдно и… грустно. Еще ничего ясно не осознав, он подспудно почувствовал угрозу.

— Так почему же ты удрал? — продолжала смеяться Еленка. — Этак молниеносно! — И смешливо продекламировала: — Гарун бежал быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла…

— Ты знакома с подполковником Ивановым? — тихо спросил Малышкин, заранее зная ответ и боясь его.

— Здравствуйте! — смешливо поклонилась Еленка, все еще не замечая его грусти. — Как же это я не должна знать своего отца?

«Правильно. Все правильно. Лопух, каких свет не видывал!» — тоскливо подумал о себе Малышкин. Ему и в самом деле хотелось закатить самому себе затрещину. Он знал, что фамилия у Еленки — Иванова, но никогда не поинтересовался, где и кем работают ее родители (мало ли на Руси Ивановых!). Даже попав в финчасть, не поинтересовался. Его почему-то это не волновало. И тогда летом не спросил, к кому она прибыла, хотя знал, что в деревню на лето выехали семьи многих старших офицеров, находившихся в лагерях. Его ничего не интересовало, кроме самой Еленки…

— Да не хмурься ты, трусишка! — продолжала веселиться Еленка. — Папка у меня молодец. Да и не заметил он тебя вовсе. Не обратил внимания.

А Малышкин хмуро думал, что вот у нее, Еленки, все чисто и просто. Захотела — познакомилась. А у него, Малышкина… Узнай кто-либо в военном городке об его отношениях с дочкой подполковника — будет над чем позубоскалить всем ротным хохмачам. Да черт с ними, с хохмачами. Ребята поймут, да и хохмачи те же самые — чинопочитания в сердечных делах нынче не признают. Но вот подполковник… Попробуй теперь доказать, что познакомился с Еленкой, вовсе не зная никакого Иванова, что попасть в финчасть намерения не имел, никаких тайных расчетов на этом не строил…