Где-то на земле есть рай

Я пожала плечами:

— Хотел, наверное, посмотреть, легко ли будет ему меня купить.

Ласточкин вздохнул и почесал мочку уха.

— Не хочу тебя обижать, Лиза, но мы с тобой не на том уровне, который может его интересовать. Арбатов пачками скупает высокопоставленных чиновников, и мы для него — мелкие сошки.

— Однако же не поленился он прийти к нам совсем недавно, — парировала я. — Значит, этот Владислав Парамонов ему позарез нужен, и он рассчитывает, что только мы с тобой в состоянии ему помочь. Не будут же чиновники за ним бегать, в самом деле!

— Ну, может быть, — нехотя соглашается Ласточкин, — хотя лично я не слишком в это верю. Да, кстати… — Он полез в стол и вытащил оттуда бумагу, снабженную несколькими подписями и печатями. — В два часа мы с тобой и спецкомандой едем заниматься делом.

— Каким еще делом? — насторожилась я.

— Гробокопанием, — буркнул Ласточкин. — Разрешение дали уже на следующий день, и мало того — в воскресенье выделили людей, чтобы они нам помогали. Нет, ну ты где-нибудь видела такое?

— Да, Арбатов мне говорил, что мы быстро получим разрешение, — отозвалась я, и тут Ласточкин взглянул на меня как-то необыкновенно пристально и остро:

— Да? А что еще он тебе говорил?

Я почувствовала, как у меня заполыхали щеки. Однако от ответа меня спас вовремя очнувшийся от спячки телефон. Паша схватил трубку:

— Капитан Ласточкин! Да? Нет, не звонила. Что? Когда? Не отвечает? Вот черт! Ждите нас там, ничего не предпринимайте!

Он грохнул трубку на рычаг и сорвался с места.

— Что случилось, Паша?

— Лариса Парамонова. Она звонила вчера Рыбникову. Он говорит, она была в такой панике, что он даже не узнал ее голоса. Он понял только, что кто-то звонил ей и напугал ее до смерти. Николай примчался к ней и вроде сумел ее успокоить, но потом ему надо было ехать на работу. Утром он позвонил ей, как только освободился, но она не ответила. Он приехал к ее дому и стал звонить в квартиру, но никто ему не отвечает. Теперь он звонит нам, спрашивает, что делать.

— Там железная дверь, — напоминаю я. Похоже, мы все-таки научились понимать друг друга с полуслова.

— Значит, придется ее вскрывать. Едем!

* * *

Взламывание железной двери — удовольствие не из приятных, и хорошо еще, что Шура, к которому мы не раз прежде прибегали в подобных ситуациях, управился сравнительно быстро. Потому что, ворвавшись в квартиру, мы обнаружили Ларису Парамонову лежащей на кровати в одежде. Около кровати на тумбочке стоял пустой стакан и лежала записка: «Прошу никого не винить в моей смерти, я приняла это решение из-за обстоятельств, повлиять на которые не в моих силах».

— Дышит? — кричит мне Ласточкин. На его лицо страшно смотреть.

— Едва-едва, — отвечаю я. — Пульс слабый. Но есть!

Неприятно говорить это, но Николай Рыбников только нам мешает. Он жалобно стонет, хватает Ларису за руки, зовет ее ласкательными именами. В его глазах стоят слезы. Напрасно мой напарник пытается образумить его — Рыбников никого не слушает. Рот его кривится от бешенства, он угрожает найти сволочь, которая рассылала эти письма, убить того, кто довел такую хорошую женщину, как Ларочка, до самоубийства. К нам у него особый счет. Лариса ведь обратилась к нам за помощью, так? Ну и чем мы ей помогли, спрашивается? Ведь мы до сих пор даже не выяснили, кто писал эти письма!

К счастью, прибывшая бригада «Скорой помощи» прерывает его излияния. Врач бросает только один взгляд на этикетку средства, которого наглоталась Лариса, и проверяет, сколько таблеток осталось в пузырьке.

— Успокойтесь, — хмуро бросает он Рыбникову, который кричит, что надо спасать молодую женщину. — До смерти она этим отравиться не могла. Даже при всем желании.

Ларису, которая по-прежнему находится в бессознательном состоянии, увозят в больницу, а Ласточкин уводит Рыбникова в другую комнату и учиняет ему строгий допрос. Кто звонил Ларисе? Ее муж? Она узнала его голос? Что именно он говорил ей?

— Нет, нет! — стонет Николай, вцепившись в волосы. — Все было совсем не так! Никто не говорил с ней. Она слышала только дыхание в трубке, больше ничего.

— И от этого она так испугалась?

— Он звонил ей несколько раз! Понимаете? Несколько раз! Только молчал и дышал в трубку. Вам это кажется пустяком, а Лариса… она такая чувствительная женщина… Смерть мужа совершенно выбила ее из колеи. А тут еще эти письма…

В общем, больше ничего существенного нам из Рыбникова вытянуть не удалось.

Мы вернулись в отделение как раз вовремя, чтобы немного передохнуть и перекусить перед неприятной работой, которая еще предстояла нам в этот день. Ласточкин был мрачен, как никогда.

— Ее кто-то доводит, — несколько раз повторил он. — Планомерно и методично. Но зачем? Для чего?

Чтобы хоть немного отвлечь его, я рассказала Павлу о том, что после убийства Агриппины еще одного человека из ее окружения выбросили из окна.

— Секретаршу? Да, я читал в сводке.

Я остановилась:

— Постой, Павел, какую секретаршу? Полина Крылова вроде администратором была!

В общем, через полминуты мы выяснили, что говорим о разных людях. Секретарь Анна Левина была убита вчера вечером, и точно так же, как две предыдущие жертвы.

— Не завидую я Зарубину, — усмехнулся Ласточкин. — Это определенно месть. Не зря этих голубчиков убивают одним и тем же способом. Теперь ему придется опросить кучу народу, чтобы отыскать человека, которого эти якобы целители довели до того, что он сиганул из окошка. Зато, когда Зарубин его отыщет, ему останется всего ничего — узнать, кому погибший был дорог, причем настолько, чтобы из-за него можно было пойти на убийство. Ты же сама понимаешь, что в наше меркантильное время люди очень редко идут на преступление из-за каких-то там чувств. Сейчас убивают из-за денег, из-за денег и только из-за денег.

— Кстати, о деньгах, — напомнила я. — Ведь деньги из офиса Агриппины пропали, причем это была очень приличная сумма.

Ласточкин ограничился тем, что зевнул, прикрыв рот рукой.

— Не люблю я заключать пари на такие случаи, — коротко ответил он. — Но в данном случае я совершенно уверен: это месть. И вообще, Лиза, давай-ка лучше заниматься нашими делами. Больше толку выйдет, а Зарубин пусть сам со своими разбирается.

Мы перекусили на скорую руку, поболтали о разных ничего не значащих мелочах и, дождавшись прибытия бригады, которая занималась эксгумациями, отправились на кладбище.

— Я уже договорился с Костей, чтобы он проводил экспертизу, — сказал Ласточкин, оборачиваясь ко мне. — Формально он будет только помощником, но у меня в него как-то веры больше.

— Да, Костя — эксперт, — уважительно согласилась я. Принесите ему сумочку из питоновой кожи, и он скажет вам, сколько мышек питон проглотил при жизни. — Да, а как насчет графологической экспертизы и отпечатков пальцев на последнем письме? Удалось выяснить что-нибудь?

— Отпечатки не Парамонова, совершенно точно, — хмуро ответил Ласточкин.