Где-то на земле есть рай

— Да, но ведь сам Арбатов это отрицал, — возразил Ласточкин. — Или ты что, уже не веришь ему?

— Не знаю, — буркнула я. — Но ведь кто-то зачем-то должен был писать эти письма!

Назавтра после полудня хлынул ливень. Я забежала в арку, досадуя на то, что оставила дома зонт. Кто-то придержал меня за локоть.

— Не так быстро, девушка, — произнес над самым моим ухом знакомый голос, в котором проскальзывали веселые нотки.

— Никогда не подходите ко мне сзади, — проворчала я, высвобождаясь.

— А не то вы что, пристрелите меня? — спокойно осведомился Арбатов. В его глазах плясали смешинки, и я поймала себя на том, что тоже улыбаюсь.

— Как ваши дела? — спросила я.

Он пожал плечами:

— Нормально. По крайней мере, в ближайшее время никто не посмеет меня тронуть. А как ваши дела?

— Вы имеете в виду дело Парамонова?

— Не только.

Он поглядел мне прямо в глаза. Мимо нас бежал мутный поток, унося с собой какие-то щепочки и обрывки бумаги. В голове у меня мелькнула мысль, что, наверное, этот поток вообразил себя рекой, которая несется, сметая все на своем пути. Я подумала об этом просто потому, что мне не хотелось думать об Арбатове, который стоял буквально в шаге от меня. Невдалеке в пролете арки маячили две или три машины, и около передней из них прохлаждались уже знакомые мне охранники.

— С этим Парамоновым чепуха какая-то выходит, — сказала я, по-прежнему глядя на поток и мокрый асфальт возле него. — Мы с Ласточкиным совершенно уверены, что он ни за что бы не рискнул появиться в Москве и посылать какие-то письма.

— Вот как? А в чем еще вы уверены?

— В том, что он изменил внешность, перевел деньги на заграничные счета и удрал, возможно прихватив с собой какую-нибудь любовницу. Его первая жена утверждала, что он не мог обходиться без женщин. Но при чем тут тогда письма и вся эта история с его второй женой? Ведь она совершенно не вписывается в общую схему. Надо быть последним дураком, чтобы присылать эти письма, а Владислав Парамонов, судя по тому, какую комбинацию он провернул, дураком вовсе не был.

— Нет, — спокойно ответил Арбатов, — он дурак. Потому что вы все-таки его найдете, я в этом убежден.

Я покосилась на него.

— Что-то мне подсказывает, — негромко проговорила я, — что наш беглый покойник не доживет даже до первого допроса.

Арбатов вздохнул.

— Вот вы, значит, какого обо мне мнения, — проронил он. И почти без перехода: — Хорошо. Когда вы его отыщете, клянусь, я отдам его вам. Вы довольны?

— Прямо так-таки и клянетесь? — недоверчиво осведомилась я.

— Да. — Он улыбнулся.

Вот так вот просто жизнь товарища Парамонова была отдана в мои руки. Слово — как купчая, улыбка — как росчерк, и бедный бизнесмен продан с потрохами, даже не подозревая об этом. Мертвая душа, оказавшаяся на поверку живой… Ого-го, какой сюжет! Почти в духе Гоголя.

— Только нам нужна кое-какая информация, — тотчас выдала новоиспеченная помещица Синеокова. — Мы тут навели справки о его подругах. Многие из них находятся более или менее на виду, но вот трое… Про них мало что известно.

Арбатову не надо было дважды повторять. Он протянул руку:

— Давайте список.

— О чем это вы переговаривались с Юрием Даниловичем? — были первые слова Ласточкина, когда я вернулась в отделение.

Прежде чем ответить, я оглянулась и посмотрела в окно. Так и есть: арка, в которой я недавно стояла с моим собеседником, находилась с другой стороны здания и не была отсюда видна.

— Это тебе что, коллеги доложили? — недоверчиво спросила я.

— Нет, — серьезно ответил Ласточкин, — я выходил за рогаликами.

Я открыла было рот, чтобы напомнить ему, что палатка, торгующая рогаликами, стояла чуть ли не в километре от арки, однако вспомнила о благоразумии и решила не искушать судьбу. В конце концов, у Ласточкина ведь было чрезвычайно острое зрение, и он вполне мог увидеть меня даже за километр. По правде говоря, мне следовало даже гордиться этим.

— Мы говорили о Парамонове, — сказала я, и это было чистейшей правдой. — Я попросила его навести кое-какие справки. Если Парамонов и впрямь удрал с одной из своих любовниц…

— То Арбатов с чистой совестью закатает их обоих в асфальт, — закончил за меня Ласточкин. — Лиза, ты что, с ума сошла? Зачем ты облегчаешь ему задачу?

Я потупилась.

— Он обещал мне не трогать Парамонова, — нехотя выдавила я из себя.

— И ты ему поверила?!!

— Слушай, а что ты предлагаешь? — возмутилась я. — Три дамочки из числа знакомых этого мерзавца исчезли, и никто не знает, где они! Как мы будем их искать? Сколько на это уйдет времени? А возможности Арбатова все равно гораздо больше, чем наши. Пусть он нам поможет, в конце концов!

Ласточкин сидел, опершись щекой на руку, и страдальчески смотрел на меня. В кабинете повисла тяжелая пауза.

— Иногда ты меня поражаешь, — наконец промолвил он. — Просто поражаешь. — Он убрал руку и устало повел плечами. — Ладно, что сделано, того не вернуть. С Парамоновым пока ясно, давай разбираться с делом Лазаревых.

Однако никакого разбирательства не получилось, потому что нас вызвали к Тихомирову на общее совещание, а после него позвонил Зарубин и сказал, что хочет видеть нас в управлении — как свидетелей по своему делу. Машину нам с Ласточкиным так и не вернули после ремонта — полковник заявил, что мы получим ее обратно только тогда, когда раскроем убийство Георгия и Алисы Лазаревых, так что мы отправились в управление на метро.

Зарубин предъявил нам увеличенные фотографии Максима Решетова, предполагаемого убийцы Агриппины, а также фото его автомобиля, и стал выспрашивать, не заметили ли мы, как подозреваемый выходил из дома, и не видели ли мы поблизости его тачку? Через некоторое время подошел и Колесников, который притащил с собой целую стопку газет.

— Что, журналюги все не унимаются? — процедил сквозь зубы Стас.

— Нет, — ответил капитан, кладя газеты ему на стол. Верхняя при этом соскользнула и упала на пол. Ласточкин, сидевший рядом, наклонился подобрать ее. Я изучала фотографию Максима, которую мне предъявил Зарубин, и оттого не сразу обратила внимание на странное выражение лица моего напарника. Колесников тревожно кашлянул в кулак.

— В чем дело, Паша? — внезапно спросил Стас.

Я подняла глаза от фотографии. Ласточкин был хмур. Нет, какое там хмур! Он внезапно сделался мрачен, как завзятый лотерейщик, который узнал, что джекпот выпал его соседу по лестничной площадке.

— Это кто? — сухо спросил Ласточкин, разворачивая газету — обыкновенный желтушный листок — первой страницей к операм.

Зарубин подался вперед и удивленно вскинул брови.

— Там же написано, — отозвался он. — Это Геннадий Маховиков, один из ассистентов покойной Агриппины. А в чем дело, собственно?