Где трава зеленая…

– Конечно, – кивнула Люси. – Мы тоже в ту сторону. Погода просто изумительная.

– Угу, – буркнула Макс и, вспомнив, что хотела быть дружелюбной, добавила: – Надеюсь, там не ужасные пробки.

– Ладно, приятно было увидеться, – сказала Энн Мари и потянула Люси за руку. – Нам пора. Пока, Макс.

– Хорошего дня! – крикнула из-за ее плеча Люси.

Макс провела взглядом девчонок, которые забрали у стойки свои напитки, добавили молоко и сахар и вышли, хихикая. Только сейчас она заметила их наряды: короткие юбочки, обрезанные джинсы, выглядывавшие из-под маек лямки купальников. Они действительно ехали на пляж.

«Вот хрень», – подумала она, пытаясь сосредоточиться на книге, но в голову лезло совсем другое. Она окончила школу, не имея ни одной подруги. Разве ее кто-то слушал, когда она говорила, что не хочет учиться в Милфорде? Стремление получать самые высокие оценки, проходить самые продвинутые курсы и любой ценой попасть в Лигу плюща превратило всех в этой школе в бездушных роботов, готовых убить друг друга, только бы добиться цели. Разве ее слушали, когда она из года в год просила… нет, умоляла перевести ее в Ла Гуардия, Сент-Энн или Френдс – отличные школы, с более творческим подходом? Никто и никогда. Нет, не совсем так. Папа слушал, но мама легко побеждала в споре с помощью «неопровержимых фактов». «Милфорд – самая престижная школа в городе, и Макс признают клинической идиоткой, если она добровольно отдаст свое место, которое, между прочим, обеспечили ей еще в детском саду». Макс это бесило. «Самая престижная». «Труднее всего попасть». «Единственная и неповторимая». Как будто жизнь – нарисованная под линейку ровная дорога, и каждое направление, решение или возможность имеет точную цену, если, конечно, ты можешь выбирать.

«Плевать», – подумала Макс, возвращаясь к книге. Вся эта чушь со школой уже позади. Лето она проведет у тети Скай, о чем мечтала весь год, а потом поедет в колледж и начнет новую жизнь. Она достала телефон и написала Бринн в «Ватсапе»: «Я неудачница. Прикинь, только что встретила Люси, Джозефину и Энн Мари. В «Старбаксе».

Макс подождала минуту и вспомнила о разнице во времени с Гонконгом. Вновь взялась за книгу, но, так и не сумев сосредоточиться, собрала вещи и вышла.

– Хорошего дня! – крикнул вслед симпатичный бариста.

Она смущенно помахала рукой.

Стоял теплый для начала июня день, люди запрудили Лексингтон-авеню, спеша по обычным делам. Если пойти сейчас домой, интересно, мама еще в спортзале? Макс сейчас вовсе не хотелось выслушивать мамину болтовню – после каждого эфира Пейтон испытывала эмоциональный подъем. Она так задумалась, что не сразу услышала писк телефона.

«Фу, ты не могла придумать что-нибудь поприличнее «Старбакса»?» – написала Бринн.

«Значит, не могла».

«Что случилось?»

«Я поняла, что после твоего отъезда у меня не осталось ни одной подруги».

«Дружбу часто переоценивают», – написала Бринн.

«Точно».

Макс улыбнулась и посмотрела на часы. Пейтон обычно возвращалась из спортзала не раньше половины одиннадцатого, значит, она успеет пробраться в свою комнату. Папа может быть дома: крутит педали на тренажере или сидит на телефоне, – но он не действует на нервы, как мать. Макс проплелась пару кварталов в сторону своего дома и присела на скамейку у цветочного магазинчика. Солнце пригревало, а флорист, пожилая женщина с крутой панковской прической, улыбнулась ей и подняла большие пальцы. Макс открыла телефон и, не удержавшись от соблазна, зашла в «Инстаграм».

Первое, что она увидела в ленте, – фото Люси и Энн Мари в обнимку на заднем сиденье машины, судя по всему – такси, имитирующих страстный поцелуй. Заголовок: «Счастливого выпуска, моя вторая половинка. Я люблю тебя сильнее с каждым днем. Спасибо, что ты есть в моей жизни». И, конечно же, сердечко и смайлик. Дальше: Джозефина, Люси и Энн Мари возле кафе у заправки на хайвее, все трое – с ярко-голубым мороженым и улыбками до ушей. Заголовок: «Друзья навек». Еще троица: на крыше машины на стоянке, истерически хохочущие в камеру. Заголовок: «Буду скучать по этим девчонкам! Крутяшкиииии!».

«Задолбали», – сердито подумала Макс, переключилась на свой ютуб-канал и с приятным удивлением обнаружила несколько десятков новых комментариев.

«Отлично!».

«Можешь сказать, какую камеру используешь?»

«Привет с Западного побережья! Ты меня не знаешь, но я твоя поклонница!»

Макс ответила всем, кто написал личные сообщения. Она гордилась роликом, чувствовала, что это одна из ее лучших работ, однако не ожидала такого отклика, такой теплой поддержки. Она знала, что талантлива. Подсознательно понимала, как заснять эмоции, а если снимать было нечего, могла их придумать. Представить только, что бы она сделала, имея нужные ресурсы! Жаль, что она не начнет этой осенью учиться в институте кино в Лос-Анджелесе. Конечно, Принстон тоже чертовски круто. Родители не уставали повторять, что любой выпускник на планете Земля, не задумываясь, отдал бы руку или ногу, чтобы туда попасть. Макс бунтовала, не желая поступать в прилизанный, слишком консервативный университет, расположенный чересчур близко к дому, и все же поддалась на уговоры родителей подать документы заранее, в прошлом году.

– Вот увидишь, тебе понравится, – убеждал папа. – Я провел там лучшие четыре года своей жизни.

– Потом ты сможешь поступить в киношколу, – ворковала мама. – Но сначала получи образование мирового уровня.

– Институт кино тоже мирового уровня, – спорила Макс.

Родители, проявляя редкое единодушие, стояли на своем.

– Просто подай документы.

Холодным декабрьским днем на электронную почту пришло письмо о зачислении, и Макс поняла, что не будет больше никаких обсуждений и ей не позволят подавать документы куда-то еще, тем более в киношколу.

– Возможностями получить образование в университете Лиги плюща не разбрасываются.

Мама сказала это таким убежденным и непререкаемым тоном, каким говорят, что вакцины спасают жизнь или что Земля вращается вокруг Солнца.

И папа, несмотря на то что всегда поддерживал творческие начинания Макс и проповедовал независимое мышление, согласился.

Зазвонил телефон. Сначала Макс подумала, что это мама: хочет сказать, что идет домой, и спросить, где она, – уже собиралась отклонить звонок, как вдруг заметила, что звонит Бринн.

– Который у вас час? – спросила Макс. – Погоди, еще и десяти вечера нет? А я почему-то подумала, что ты уже…

– Макс… – каким-то странным голосом произнесла Бринн.

– Да, я здесь. Ты меня слышишь?

– Ты где? Включи телевизор. Немедленно.

– Не могу, иначе столкнусь с мамой, и придется выслушивать, как великолепно она себя чувствует после…

– Макс, немедленно включи Си-эн-эн. Извини, я не хотела…

– Ладно, сейчас.

Макс поставила телефон на громкую связь, открыла приложение Си-эн-эн и нашла иконку «смотреть прямую трансляцию». Изображение появилось в ту же секунду, только она не сразу поняла, что происходит на экране, а когда сообразила, пришла в ужас.

– О господи!

– Это твой папа? – спросила Бринн.

– О господи! Что это? Погоди… Наш дом. Прямое включение… Я всего в паре кварталов. Ничего не понимаю.

– Где твой отец?

– Я… я не знаю. Дома? Кажется, был дома, когда я уходила, два часа назад. Не помню. Боже мой, Бринн! Он в наручниках!

– Должно быть, ошибка! Твой папа не мог сделать ничего плохого. Он такой… Погоди… Это твоя мама?

Макс с ужасом смотрела на мать, в нелепом спортивном лифчике и легинсах, бежавшую к окружившим отца людям. Камеры находились слишком далеко, чтобы передать звук, но Макс видела, как папа наклонился к маминому уху.