Где живет ум

В дверь номера постучали.

– Что?! – на русском и очень громко выкрикнул Алексей.

Стук в дверь повторился и был более настойчив.

– Да кто там?! – крикнул он еще громче, вспоминая, что дверь закрыта. Это Глеб научил его и развил умение до автоматизма: заходя в номер, поворачивать внутреннюю задвижку.

Распахнув дверь, Алексей еле устоял против хлынувшего на него потока людей, бесцеремонно заполняющего все пространство номера.

Говорил на английском Алексей плохо. Надо сказать, что и люди, ворвавшиеся в комнату, тоже не отличались чистотой произношения, однако понять, что перед ним полиция и что в номере начинается обыск, оказалось нетрудно.

Пока поднимались матрацы, открывались чемоданы и прощупывалась одежда, Алексей присел на стул у окна и, поглядывая с легкой улыбкой на уже вспотевших полицейских, начал складывать логические мостики между происходящим в номере и пропавшим шефом.

«Если полиция в номере, это значит, – покусывая ноготь, продолжил размышлять Алексей, – что Глеб у них, а не пропал. И главное – он избавился от своих трофеев и пистолета, иначе бы они тут не шустрили. Ищите-ищите! – Настроение у охранника становилось игривым. – Старайтесь! Дырку вам от бублика не найти – все у нас продумано и состыковано. Мы тут шкуры покупаем, честные бизнесмены, все по закону. И что вообще они тут потеряли? Кстати, и бумажку на обыск мне не показали… Жаль, языка не знаю, а то бы я им сейчас выдал!»

Когда полицейские остановились и перешли к разговору между собой, Алексей поднялся, развел руки в стороны и громким голосом произнес:

– Финиш! – И, понимая, что русского языка они не знают, добавил: – Вот уроды! Пошли отсюда к вашей черной бабушке, и задницы свои вонючие уносите!

Полицейские медленно потянулись к выходу, наступая на разбросанные на полу вещи. Было видно, что они недовольны и устали. Алексей, провожая непрошеных и изрядно вспотевших гостей, вышел из номера в общий коридор. У входа в соседний номер стояли две горничные – лица их были напуганы и растерянны.

– Сюда, – опять на русском произнес Алексей. – Номер уберите, чего стоите?! Курицы! Кто вас так нарядил во все белое? Вы что тут – невесты?! Тряпки в руки и работать! Ну, что глазками захлопали?! Не понимаете?! И чему вас только в школе учили! Точно, курицы!

Настроение его было веселым и воинственным. Проходя мимо горничных, он еще раз, но уже жестами показал, что именно им нужно делать, и отправился в ресторан получить удовольствие от общения с огромным стейком из зебры и бутылочкой красного южно-африканского вина со странными немецким названием – «Недебург».

Часть 2

Допрос продолжался уже второй час, следователь был раздражен. Все происходило как-то неправильно. Этот русский не признавал показаний свидетелей, обыск ничего не дал; его помощник подтвердил, что тот в доме был только пять минут, косвенно, но это опровергало заявление потерпевшего и разрушало картину обвинения. Без улик дело рассыпалось. «Что нести прокурору? – думал следователь, глядя на улицу через решетку. – Упорный какой! Ясно же: он там был, и напал, и избил – все было, но причина? Какая у него была причина? Зачем проникать в дом, забирать документы, ключи от машины, устраивать погром? Какая-то ерунда получается; похоже, что оба, и потерпевший и подследственный, рассказывают мне не все».

– Хорошо, – прервал свои размышления следователь. – Подписывайте протокол внизу каждой страницы, и знаете, мне говорят, что вы по ночам кормите своих сокамерников. Это, конечно, хорошо – у нас таких щедрых задержанных еще не было, но остальные камеры гудят, все рвутся перевестись в вашу. Поэтому я прошу: вы как-то это сворачивайте или делайте не так масштабно, потише, а то узнает начальство тюрьмы – и не будет у вас денег, а режим содержания изменят на более строгий.

– Господин следователь! – решил воспользоваться лирической паузой в допросе Глеб. – Скажите: насколько я понимаю, моему посольству не удается вытащить меня отсюда, и я до суда должен буду сидеть в камере?

– Да, – оживился следователь. – Слишком серьезная статья. Вас выпусти, и вы сразу покинете страну. Не секрет: границы очень прозрачны, и посольство может помочь вам скрыться – у нас таких случаев много.

– Тогда у меня есть личная просьба. – Глеб протянул следователю клочок бумаги. – Здесь написан телефон и фамилия моего хорошего друга, генерала Нишитымба. Вы позвоните ему и расскажите о моем деле все, что сочтете нужным.

– Нишитымба? – переспросил следователь. – Вы знакомы?.. Мы говорим о командующем танковыми войсками и близком друге нашего президента?..

Было видно, как спина полицейского выпрямлялась, глаза округлялись, лицо становилось серьезным и напуганным, пока он произносил эти слова.

Медленно, с огромным удовольствием, словно причмокивая и даже вытягивая губы вперед, Глеб произнес:

– Да, о нем разговор. Я бы сделал это сам из камеры по телефону, но у меня очень малый запас батарейки – боюсь, не успею все объяснить.

– Господин Белов, что же вы раньше не сказали, что лично знаете такого человека?! – затараторил следователь. – Конечно! Вы сейчас идите в камеру, а я с ним созвонюсь и все расскажу! Можете мне доверять и не волноваться.

Следователь даже поддержал Глеба за локоть, пока тот поднимался со стула и, провожая до камеры своего подследственного, непрестанно улыбался. Каждый жест его говорил о неожиданно возникшем большом уважении и почтении; удивительно, но, когда они подошли к двери в камеру, ему удалось открыть и закрыть ее так нежно, что, до этого момента скрипучая, словно старая телега дверь теперь не произвела ни единого звука.

Вернувшись в камеру, Глеб только сейчас по-настоящему понял, как устал. Одежда его уже впитала запахи тюрьмы, волосы стали жирными и неуправляемо торчали, словно рожки у молодого бычка. Желание почистить зубы и принять душ стало сильнее, чем чувство жажды; ногти предательски набрали грязи, голова болела и была словно колокол, отекшая шея требовала массажа или хотя бы поглаживания.

Продолжая прислушиваться и осматривать себя, Глеб остановил свой взгляд на животике: борьбу за его размеры он вел давно и безуспешно. Неожиданно ему вспомнился рассказ одного русского генерала времен гражданской войны, который в своих мемуарах написал, что именно плохое питание и тяжелые условия содержания избавили его от лишнего веса и улучшили общее самочувствие, когда он находился в плену у красных.

«Само по себе это неплохо… – Начал поглаживать свой животик Глеб, хотя перспектива сидеть в тюрьме ради того, чтобы избавиться от лишнего веса, абсолютно не прельщала его. – Интересно, а женщины, которые способны на любые подвиги во имя сохранения фигуры, согласились бы посидеть для этого в камере? Нет, лучше с животом на свободе, чем стройным в тюрьме!..» – Мысль вызвала улыбку и, сложив обе руки на животе, Глеб закрыл глаза.

Его разбудил шум, крики и хлопанье каких-то дверей.

Охранник-снабженец подбежал к решетке и, прокричав: «Русский, русский!» – опять скрылся в коридоре.

Глеб приподнялся: ему стало интересно, что именно вызвало такой переполох и беготню в коридоре, и зачем охранник обратился именно к нему.

Взявшись руками за стальные прутья, он попробовал просунуть лицо в квадрат решетки, но в процессе этих сложных экзерсисов чья-то рука вдруг ловко схватила его за нос.

– А-а-а!.. Второй раз попался: один раз – полиции, другой – мне, – отпуская нос, произнес Нишитымба, выныривая из-за угла.