Где живут счастливые?
Шрифт:
– Андрей Егорович, с праздником!
– Для кого праздник, а для кого искушение. Батюшка говорит: домой возвращайся. Да ни за что! Меня там не хотят слушать. Делают всё назло. Нет, пусть сначала придут в храм. Крест наденут, научатся постные дни признавать. Пусть раскаются.
Он был в большом гневе. Не захотелось продолжать с ним разговор. Вскоре опять новость: звонаря Андрея бросила жена. Уехала к родителям вместе с Алексеем. Андрей Егорович вернулся в пустую квартиру. Всю занимать не стал, оборудовал себе самую маленькую комнату: повесил иконы, зажёг лампаду. Что-то непонятное произошло с его обликом. Он обрюзг и потемнел лицом. Не было больше в его глазах той радости, светлого торжества, которое прежде делало его красивым. Он стал как-то обиженно
– Моя приезжала. Думал, мириться, оказалось - за паспортом. Буду, говорит, на развод подавать. Я ей сказал, что не считаю себя в браке с ней - мы же не венчанные.
Один раз я робко попыталась его вразумить:
– Андрей Егорович, дорогой, пошли бы к жене, помирились. Может, обойдётся, найдёте общий язык. И Алёша вас ждёт. Подумайте, ему-то каково.
Не ожидал от вас, - отрезал звонарь. — Вы же подталкиваете меня к греху. Странно, очень странно...
А Алёшка вскоре возьми да и женись. Девочка совсем молоденькая, чуть ли не после школы, солистка из их «Свежего ветра». Отец не пошёл на свадьбу, сказал: без венчания не признаю. А они решили с этим повременить. И опять - коса на камень. Алёша стал жить у тёщи. Жена, похоже, оставила Андрея Егоровича совсем. Жизнь благополучную, накатанную, вдруг перекосило, переиначило. Как ни хорохорился звонарь Андрей, несладко ему было одному в пустой квартире.
А потом я на три года уехала из Москвы. Вернулась весной, аккурат перед Пасхой. На службу пришла пораньше, но как ни высматривала на колокольне звонаря Андрея, не увидела. На его месте был худенький черноглазый парнишка.
А Андрей-звонарь, Андрей-то где?
Звонарь Андрей? Я такого не знаю.
...Шёл дождь. Прыгали в лужах пузыри. Воскресный день не обещал долгожданного солнышка. Я торопилась на службу и вдруг увидела его. Поначалу засомневалась: уж очень он был какой-то респектабельный, сытый. Человек держал над собой большой чёрный зонт и осторожно обходил лужи. Мы поравнялись, и я чуть замедлила шаг:
Андрей Егорович? Звонарь Андрей?
Звонарь Андрей... Да, было такое приключение в моей жизни. Звонил, доводилось. Теперь вот опять в оркестре. Так сказать, вернулся на круги своя.
Между нами была глубокая лужа, она мешала всмотреться в его глаза. Мне всё ещё казалось, что это другой человек, похожий, но не он. Да нет, конечно же, он. Только очень уж раздобревший. Годы, понятно, но только ли в них причина?
Вы на службу? Хорошее дело. А мне некогда, всё суета. Спешу на репетицию. Через месяц ответственные гастроли. По большой луже прыгали пузыри. Дождь не кончался, набирал силу. И мы пошли каждый своей дорогой.
В храме мне рассказали, что звонарь Андрей давно уволился. Сначала место пустовало, потом взяли молодого паренька. Помыкавшись один, Андрей Егорович вернулся к жене, которая поставила ему конкретные условия: или я или подрясник. Подрясник он снял, потом стал всё реже ходить на службу, избегал бесед с батюшкой. Того запала, с которым он всех обличал, надолго не хватило.
Так бывает: человек обращается к Богу, Бог слышит его, и тогда человек, окрылённый верой и новым, не похожим ни на что чувством, отправляется в путь по праведной дороге. Ему кажется, у него много сил, впереди вечный праздник Божьего присутствия. Но впереди - испытания. И испытание, прежде всего, на любовь к тем, кто эту дорогу ещё не разглядел. Смириться бы, запастись терпением, а не влезать на баррикады, не кидать в людей булыжниками обличений. Но насколько легко кинуть булыжник, настолько трудно опустить уже поднятую руку. Звонарь Андрей, разглядевший свою дорогу, силком затаскивал на неё ближних, а у них-то своя дорога. Ему бы подождать терпеливо, а он не сумел. Маленькие росточки веры зачахли от его поспешности, их как градом побило. И вот уже, побитый, он возвращается на круги своя, не уяснив главного: вера - это труд, а не сиюминутная
кампания.И как когда-то не правы были домашние, так теперь виноваты и храм, и колокольня, и батюшка, и каждый воскресный день, здесь проведённый. Все, кроме него самого — звонаря Андрея, саксофониста Андрея Егоровича. Не хватило любви, не хватило терпения. Не хватило упорства, чтобы сохранить верность данному Богу обету. Говорят, сейчас многие люди, обратившиеся к Богу, желающие жить по уставу Церкви, обличают тех, кто ещё не дозрел до их «подвигов Они быстро перегорают и возвращаются «с повинной » на круги своя. Наверное, таких много. Но один из них, звонарь Андрей, всё не идёт из моей памяти. Не вижу его давно. Недавно прошёл слух, что его Алёшка, любимый, вымоленный им в приёмном покое Института Склифосовского, пристрастился к наркотикам. То ли злые языки тешатся, то ли и правда. А может, виной всему данный, но не исполненный до конца обет, и несёт на себе теперь Алёшка тяжесть невыполненного отцовского слова?
Звонит, звонит колокол на старой колокольне. Тридцать три ступеньки ведут вверх, и нелегко подниматься по ним к небесной сини. А вниз... Вниз-то намного легче, потому и быстрее. Черноглазый молодой звонарь играючи взбирается по крутым ступеням. Сейчас зазвонит. Но не переполошит нас своим звоном, а напитает силой, которая так нужна всем нам, чтобы любить, прощать, терпеть, ждать. Чтобы исполнять обеты.
ОТ ЖИЗНИ НЕ ЗАЩИТИШЬ
Не бывает по-другому. Всегда история знакомства мужчины и женщины необычна, полна таинственных совпадений, мистики. Потом, когда свито семейное гнездо, так охотно и так часто об этом вспоминается. А помнишь? Помню...
Расскажите, - прошу я Тамару Николаевну.
Муж Вячеслав Петрович на работе, и мы можем говорить долго, не торопясь.
Это была удивительная история, - начинает Тамара.
Конечно удивительная. А вместе с тем житейская, в коей события хоть и выделывали цирковые коленца, но укладывались в конце концов в привычный сценарий.
Худенькая девушка, талия-осинка, шла по почти пустому вестибюлю в метро.
Я помню, это была станция «Маяковская». Навстречу молоденький, бравый офицер, в форме с иголочки, с таким же бравым, с иголочки другом. Они поравнялись, бравый офицер сказал другу:
Я пойду за ней.
И пошёл. Девушка испугалась. Приехав из провинции в Москву учиться, она повторяла в уме, как таблицу умножения, инструктаж бывалых путешественников в столицу: держи сумку. Там так: подойдут - вырвут. Держи сумку. А в сумке-то три рубля. А это пообедать два раза, проехать четыре раза, а ещё — мороженое. Девушка рванулась из вестибюля метро, нога подвернулась, и тонкий каблучок её изящной туфельки переломился. Она закусила губу, чтобы не расплакаться. Но всё равно, расплакалась». Он утешал, он умолял:
Тут рядом, я провожу, я знаю, где мастерская, тут рядом...
Она пошла за ним, прижав к себе сумку (там так). А пока сапожник прилаживал каблук, она шепнула ему тихо, чтобы бравый с иголочки не услышал:
Дяденька, помогите мне, этот человек хочет отнять у меня три рубля.
Суровый сапожник сурово глянул на читающего газету юношу, потом удивлённо на тоненькую заплаканную посетительницу:
Не похоже, - пробасил, - не похоже.
Но она от него убежала! Вышла из мастерской, спасибо, спасибо, а сама прыг в подоспевший троллейбус, только её и видели. Три рубля на дороге не валяются.
Два месяца прошло. Забылся преследователь. В загородной электричке возвращалась она с дачи подруги, подзагоревшая, отдохнувшая. Вошла, пробежала глазами по скамейкам, есть ли где свободная. Есть. Села. Облегчённо вздохнула, полезла в сумку за журналом.
Теперь вы от меня не убежите...
Глаза «преследователя» смотрели на неё с восхищением. «Не убегу», - пронеслось в голове.- Не убежала. Слава вскоре предложил расписаться. Я замуж так рано не собиралась, хотелось встать на ноги, ведь я в Москву приехала не от хорошей жизни, мама второй раз вышла замуж, отношения с отчимом не складывались. Но Слава слушать не хотел. «Ты моя судьба, я тебя не отпущу».