ГенАцид
Шрифт:
– Ко второму пункту прилагается дополнение. Ты вместе с нами плывешь в Норвегию. И тогда тебя никто не колесует. И не четвертует. И даже на кол не посадит. Понимаешь? Только думай быстрее, у нас мало времени.
Чухнин устало откинулся на спинку сиденья и стал ждать. Генерал задумался. Греха на душу ему брать не хотелось – это он знал точно. А выбрав первый вариант, пришлось бы его взять. Что же касается второго варианта, то... Семьи у него не было. С женой он развелся десять лет назад. Родители умерли. Сыну было за тридцать, и генерал видел его раз в пятилетку. Впереди ждала копеечная пенсия, а если учесть, что он не воровал и взяток не брал, то и собственности у него тоже было с гулькин нос. Принимая по внимание относительно либеральные времена, КГБ его по всему миру преследовать не будет. Да и предателем его назвать сложно. Впрочем, как и перебежчиком. А мировая общественность его решение одобрит, это к гадалке не ходи. Да и российская тоже. Что же касается ракет, то фактически он за них не в ответе. Присягу он, конечно, нарушает, но... ради жизни на Земле. «Вот-вот. Ради жизни на Земле!» – подумал генерал. Именно так он мог бы закончить свою речь на какой-нибудь внеочередной сессии ООН,
Через полчаса у торгового центра состоялось общее собрание, на котором Чухнин рассказал односельчанам о случившемся геофизическом казусе, раскрыл тайну военной базы и представил генерала спасителем новоиспеченных иммигрантов. Его речь пестрела красочными метафорами и сравнениями. Поселок Заполярный представал перед его жителями то «Титаником», то «Варягом», то Ноевым ковчегом, а то и крейсером «Аврора». Это слегка запутало публику, которая так и не поняла, к чему же, собственно, надо готовиться – к героической смерти, к героическому выживанию или и к тому и к другому одновременно с последующим превращением в исторический музей. Но в общем и целом речь была зажигательной и всем понравилась.
В заключение Чухнин торжественным голосом объявил, что в самое ближайшее время поселок Заполярный «готовится пересечь государственную границу России», как будто речь шла о космическом корабле, готовящемся покинуть пределы Солнечной системы.
Надо сказать, что реакция жителей на все эти сенсационные (или, как заметил кто-то в толпе, «милые») новости, была неоднородной. Кто-то начал материться, проклиная проворовавшихся «дерьмократов», кто-то, наоборот, винил военных с их «вечнохолодными» войнами, кто-то, как, например, преподаватель английского (и по совместительству знаток скандинавских языков) Ефимов, очень обрадовался предстоящему вояжу за рубеж, кто-то же решил уйти в глубокий запой, положив ему начало прямо у торгового центра. Равнодушными к смене родины остались только двое: Левицкий и Караваев, которые о собрании ничего не слышали, а сидели в своей лаборатории и спорили о комбинаторной топологии.
За исключением же этих двух, и те, кто ругались, и те, кто радовались, сошлись, однако, в том, что генерал заслуживает всяческой похвалы. Тем более что Чухнин так красноречиво расписал его благородство и мужество, что даже сам генерал не сразу понял, о ком идет речь. А когда сообразил, решил не откладывать в долгий ящик понравившуюся ему фразу и командным голосом рявкнул: «Да! Я так решил! Ради жизни на Земле!» Репетиция прошла удачно. Пафос пришелся заполярникам по душе. Генералу зааплодировали. Можно было бы даже сказать, устроили стоячую овацию, если бы только они и так не стояли во время собрания.
После генерала слово снова взял Чухнин, сказав, что все, конечно, не так просто – впереди норвежские пограничники, но он хочет верить, что в головах у них не опилки и топить целый поселок они не будут, тем более если им посулить целый склад новых ракет с ядерными боеголовками. Также Чухнин сказал, что тот, кто захочет остаться в России (правда, потеряв при этом дом), может это сделать. Танкер через полчаса прибудет в Заполярный, и желающие (в количестве не более трех сотен человек) могут на него пересесть. Он же как глава поселка не может покинуть оставшихся на суше жителей, даже если б речь шла всего об одном человеке. А так как речь идет о целой сотне, то и говорить не о чем. Он призвал народ проявить сознательность и не создавать панику, ибо в результате могут пострадать все. И добавил:
– К тому же, я уверен, что норвежские власти не будут препятствовать возвращению на Родину оставшихся в поселке и посему рассматриваю предстоящее пребывание в Норвегии как временное, а потому не трагическое.
Это соображение очень порадовало жителей поселка, в связи с чем желание прокатиться на шару в Норвегию выразили все без исключения. Таким образом, вариант с танкером отпал сам собой.
Тем временем генерал-майор посмотрел на часы, сошел с импровизированной трибуны, коей служил чухнинский снегоход, и направился к вертолету. Времени до пересечения границы к тому моменту оставалось немногим больше часа. Ясно было, что грамотно пустить остров ко дну военным уже не удастся, однако, дабы не рисковать (а вдруг бомбами закидают?), генерал приказал летчику только через сорок минут вылететь обратно на базу, прихватив с собою двух окоченевших от холода солдатиков из генеральского сопровождения. Летчик немного удивился желанию генерала остаться на острове, но отреагировал по-военному – спорить не стал. Солдатики же наотрез отказались возвращаться в часть, сославшись на то, что их там все равно ждут губа, дедовщина и пропитание в виде комбижира, и вообще, они давно планировали дезертировать, а тут такой случай – грех упускать. Таким образом, из четырех человек на российскую базу вернулся лишь летчик. Спрос с него был небольшой, посему его и наказывать не стали. А даже наградили медалью за мужество, потому что, останься он с генералом, в руки норвежцев, помимо ракет, попал бы и новенький вертолет, который, кстати, представлял собой последнее слово военной техники, а так – хоть вертолет спасти удалось.
Бомбить Заполярный не стали, потому что гарантировать точное попадание по движущейся мишени никто не мог, а устраивать апокалипсис, да еще так близко от границы НАТО (да и собственной территории) никто не хотел. Все понимали, что серию ядерных взрывов будет крайне сложно объяснить проведением боевых учений, не говоря уж о непредсказуемых экологических последствиях подобной акции для всего мира, включая Россию.
Через час Заполярный благополучно пересек границу и оказался в водах сопредельного государства, то есть Норвегии. К тому времени агентурная сеть НАТО уже знала о том, какая рыба заплыла к ним из соседнего пруда. Потому если норвежские пограничники и находились где-то неподалеку, заполярники их не видели и не слышали. А даже если бы и появился кто на горизонте, заполярники бы его все равно
не увидели и не услышали, так как полностью погрузились в мысли и хлопоты, посвященные предстоящему визиту в Норвегию. Мужчины обсуждали животрепещущие темы, типа «а пьют ли норвежские мужики?» и «нет ли у них там, часом, сухого закона?». Кто-то попытался поднять вопрос насчет некрасивости тамошних баб, но его не поддержали, сказав, что некрасивых баб не бывает, а бывает только мало водки, а затем снова вернулись к теме алкоголя. Женщины принаряжались и прихорашивались, как будто ехали на смотрины. Заодно убирали свои дома и квартиры – все-таки просто так смотаться за рубеж – это одно, а так, чтобы прямо со своим домом, бесплатно и не выходя за порог – это даже мультимиллионерам не по зубам. Караваев с Левицким трудились не покладая рук в лаборатории, рассчитывая заинтересовать норвежских ученых своими разработками. Ефимов пытался освежить свой норвежский, так как понимал, что на первых порах на его плечи ляжет почетная миссия переводчика. Чухнин приводил в порядок торговый центр, закрыв его от посетителей до прибытия в Норвегию – он боялся, что несознательные заполярники могут скупить всё на корню и тогда показывать норвежцам будет нечего. И хотя товаров в центре было и так всего ничего, надо было создать хотя бы видимость. Генерал-майор готовил речь. Давалась она ему нелегко, но один из сопровождавших его солдатиков оказался провалившимся в гуманитарный вуз абитуриентом, и с его помощью генералу удалось раскрасить свое выступление метафорами и сравнениями не хуже, чем у Чухнина. Единственными людьми, которые ничем не занимались, а продолжали жить своей жизнью, были солдаты, охранявшие ракеты. Но и то только потому, что им никто ничего не сказал. А если б кто и попытался, то они бы все равно его застрелили при первом появлении в пределах досягаемости снайперской винтовки. Так что никто из жителей и не предпринимал подобных попыток.Тем более, как я уже сказал, у них своих забот хватало. За всю историю существования Заполярного не было другого такого момента, когда все его обитатели были бы настолько дружны и приветливы друг с другом. Еще не зная, чем закончится их опасное путешествие, готовясь то к лучшему, то к худшему, они вдруг ощутили себя единым организмом. До этого они были лишь частью чего-то (архипелага, суши, России), а тут благодаря внезапно свалившемуся на них несчастью они словно осознали свою уникальность и, я бы даже сказал, целостность. Так что, если бы какой-нибудь летописец и захотел бы рассказать о поселке Заполярном потомкам, он всенепременно должен был бы упомянуть факт такого необычайного душевного подъема и единения, охвативших всех жителей поселка.
К берегам Норвегии остров пристал очень удачно. Погодные условия и подводные течения помогли ему существенно сбавить скорость на подступах к суше, так что ни заполярники, ни коренные норвежцы никакого толчка или колебания не почувствовали.
Приняли жителей Заполярного радушно. Пришел мэр города Вадсё. Пришли проведать новых соседей и простые норвежцы. Генерал-майор выступил с речью, в которой то говорил, что все люди – братья, то вставлял противоречащие этому посылу цитаты из классиков, как, например, «Отсель грозить мы будем шведу!». Впрочем, переводивший его выступление Ефимов эту фразу по соображениям политкорректности благоразумно опустил – мало ли какие у норвежцев отношения со шведами, вряд ли такие уж плохие. Закончил генерал, естественно, своим коронным «Ради жизни на Земле!». Впрочем, аплодировали ему норвежцы не так бурно, как в первый раз заполярники, ибо не очень поняли, в чем, собственно, заключалось геройство генерала – в том, что он не убил четыреста человек, или в том, что не угробил целую планету. Для них несовершение преступления еще не было геройством. В итоге они решили, что, видимо, в России всё иначе и военные получают медали за то, что руководствуются здравым смыслом и не выполняют идиотские приказы начальства. Так или иначе, генералу вежливо похлопали. Кстати сказать, норвежцы еще многого не поняли – например, почему российское руководство не оповестило мир о беде, приключившейся с ее субъектом, или почему российские власти не эвакуировали жителей во время дрейфа. Но на эти вопросы, как и на многие другие, ответа ждать было неоткуда и пришлось снова все списать на «zagadochnaya russkaya dusha».
Когда генерал закончил свою речь, наступила неловкая пауза. Заполярники ожидали шумного веселья (желательно с застольем), в то время как норвежцы тихо засобирались по домам, так как следующий день был рабочим и надо было рано вставать.
Таким образом, массового народного братания, которого так ждала российская сторона, не произошло. Тем более что, как только мэр покинул поселок, весь остров был оцеплен войсками НАТО, и никого больше не выпускали и не впускали. Повезло только Левицкому и Караваеву, которые еще до появления солдат и мэра сошли на норвежскую землю для знакомства с местной флорой и фауной. Когда же они вернулись к месту стыковки острова и суши, то обнаружили солдат НАТО, которые вежливо, но твердо посоветовали им «возвращаться домой и не пытаться контактировать с русскими». На все уверения, что они – одни из тех, кто прибыл на этом острове, солдат НАТО из исландского подразделения только мотал головой и упрямо повторял: «Go home». В итоге, обескураженные очередной потерей родины (теперь уже малой вслед за большой), ученые подались вглубь материка и вскоре удачно вписались в научно-исследовательскую элиту Европы (благо все свои разработки они носили в рюкзаках и потому имели что показать).
Всех же остальных жителей через неделю вывезли на военных грузовиках на материк и оттуда депортировали в Россию. В том числе и генерал-майора, который перед депортацией громко матерился и требовал соблюдать конвенцию о правах человека, крича при этом что-то о Хельсинкской группе, стокгольмском синдроме и том, что «прогнило что-то в Датском королевстве». Однако конкретно к Норвегии все его выкрики имели туманное отношение и только раздражали местные власти, которые ему намекнули, что Скандинавия – это не одна страна, а Норвегия – не ее пригород, чтобы сыпать именами столиц чужих государств. В самолете генерал нарезался до поросячьего визга халявной водкой и всю дорогу орал на мотив «Поручика Голицына» фразу «Зачем вам, норвежцы, чужая земля?», намекая на причаливший к Скандинавии поселок Заполярный.