Генерал Бичерахов и его Кавказская армия. Неизвестные страницы истории Гражданской войны и интервенции на Кавказе. 1917–1919

Добровольческая армия, по мере возможности, повторяла организационно-штатную структуру русской армии, использовала ее уставы и наставления. Новому времени были сделаны лишь частные уступки (например, обращение офицеров к солдатам на «вы», а солдат к офицерам – по чинам).

В бичераховском отряде сословные преграды были стерты еще в персидский период, когда партизаны едва не заразились революционными идеями от масс беспорядочно уходивших домой русских войск и казаков. Тем не менее командованию отряда удалось удержать ситуацию в некоем пограничном состоянии: офицеры сняли погоны, но не отказались от чинов; казачьи и солдатские комитеты, едва организовавшиеся в Персии, в дальнейшем прекратили свое существование; демобилизационным настроениям удавалось противостоять высокими окладами и хорошим питанием казаков. Все это позволяло сохранять отряд как крепкую боевую единицу, которая, впрочем, в небоевых условиях достаточно быстро и глубоко морально разлагалась: казаки начинали пьянствовать, дебоширить и грабить местное население. Таков был «революционный» отпечаток на бичераховском отряде. В октябре, вместе с организацией Кавказской армии и «флота», Бичерахов вернул своим подчиненным и погоны. Это хорошо видно на опубликованных в этой книге фотографиях бичераховцев, относящихся к началу 1919 г. [13]

13

Интересно, что сам Бичерахов погоны вновь не надел. Заставший его в Баку в январе 1919 г. Г.Д. Ивицкий не заметил на нем «никаких внешних свидетельств, показывавших его чин». Без погон был и дежурный офицер штаба, который докладывал Бичерахову о прибытии Ивицкого (Ивицкий Г.Д. На побережье Каспия в Гражданскую войну // Морские записки. Vol. III. 1945. № 2. С. 54).

Первоначально сведения, доходившие до Бичерахова о Добровольческой армии и ее вождях – генералах Алексееве, Корнилове, Деникине, – были крайне фрагментарны. Это неудивительно. Кубань и низовья Дона были бесконечно далеки от Петровска и Баку. Между ними и юго-восточным Кавказом, бывшим сферой деятельности Бичерахова, протянулось почти непреодолимое расстояние, занятое множеством враждующих между собой правительств и народов. Для 1918 г. весьма характерной была ситуация, когда в значительно более близких пунктах неделями ничего не знали друг о друге: во Владикавказе не знали о том, что происходит в Грозном, в Моздоке – что происходит в Пятигорске, в Темир-Хан-Шуре ничего не знали о Петровске, в Баку о Елизаветполе и т. д. И уж конечно, за 900 километров до Екатеринодара доносились лишь отголоски того, что происходило в Баку, Петровске и Дагестане.

Что знали о Бичерахове в стане Добровольческой армии? «Слухи о нем доходили до нас уже в Екатеринодаре, но определенного о его деятельности никто ничего не знал, и даже до сих пор не знаю, в какой степени он был генерал, – обобщал впечатления екатеринодарского обывателя морской офицер К.К. Шуберт. – Как бы то ни было, это был человек незаурядного размаха. В Баку он владычествовал довольно долго и сумел объединить вокруг себя все враждебные большевизму круги. Ему подчинились и Каспийская флотилия, и все военные чины, случайно застигнутые в Баку и его районе. Военные действия его по обороне города и прилегающего к нему нефтяного района были довольно удачны. Он располагал значительными средствами, добытыми, как говорят, в Персии. Это тоже привлекало к нему сторонников». «Социал-революционному Каспийскому правительству» приписывались огромные амбиции: оно, как считали в стане добровольцев, «мечтало подчинить своему влиянию весь Северный Кавказ, Черноморье, Кубань»⁶²⁹.

Неизменно очарованные своим начальником чины отряда (Кавказской армии) разносили везде, где оказывались, легенды о Лазаре Бичерахове. «В разное время я встречался с разными его сподвижниками и не могу сказать, чтобы отзывы о нем были особенно неблагоприятны», – свидетельствует К.К. Шуберт. Г.Д. Ивицкий вспоминал, что «приверженцы Бичерахова с упоением рассказывали, как их командующий закуривал в ресторанах тысячерублевыми банкнотами»⁶³⁰. Принимая во внимание такие черты характера Бичерахова, как тщеславие, склонность к позе, широкому жесту, подобные поступки вполне могли иметь место.

Кроме слухов, уже в августе 1918 г. агенты военно-политического отделения Добровольческой армии в Закавказье подробно информировали руководство армии о деятельности Бичерахова в Баку. Сообщалось, в частности, что «в последних числах июля в Баку произошел кризис власти: большевистская власть была свергнута отрядом партизан численностью до 10 тысяч человек под общим командованием полковника Бичерахова, имевшего богатую артиллерию (гаубицы, мортиры и тяжелые орудия), частью из оставленных русскими в Персии, частью привезенных из Красноводска, попавших туда с русского фронта, и большого количества снарядов. Партизаны со взятием Баку получили огромное имущество, Каспийскую военную флотилию, гидроавиационную станцию с исправными аппаратами, много грузовых, легковых и несколько броневых автомобилей, большие запасы интендантского имущества и весь нефтяной район, большей частью годный к эксплуатации»⁶³¹. Данные эти, доложенные генералу А.И. Деникину, несмотря на некоторые неточности, достаточно объективно отражали картину.

Аккумулируя негативное мнение о Бичерахове в Екатеринодаре, К.К. Шуберт сообщал: «Он вел себя маленьким царьком и, не стесняясь (здесь и далее выделено мной. – А. Б.), раздавал чины и императорские боевые ордена… По-видимому, это был чистой воды авантюрист, каковых немало выкинуло на свою поверхность русское безвременье.» Любопытно, что другой свидетель бичераховских награждений, Г.Д. Ивицкий, описал наградную политику Бичерахова в тех же словах: он «не стеснялся производить в чины и щедро раздавал награды императорскими орденами»⁶³².

Этот недостаток скромности делал Бичерахова в глазах общественности авантюристом. Шуберт делал из этих наблюдений любопытный вывод, очевидно и в этом случае транслируя обыденное мнение о Бичерахове: «Мне кажется… он, подобно многим крупным русским людям этой эпохи, действовал исключительно «во имя свое», не во имя Христово, не во имя Царя и Родины. Деятельность его, как бы кипуча и разностороння она ни была, по существу своему была беспочвенна и лишена будущего»⁶³³.

Интересно, что Бичерахов, в свою очередь, был невысокого мнения о перспективах добровольческого движения. О последнем до Бичерахова доносились лишь слухи (в октябре 1918 г. он писал А.И. Деникину: «В целом у меня только слухи о вашей армии»). Первоначально он оценивал добровольческое движение как очередной сепаратистский проект, каковым, впрочем, он считал любую политическую силу, не отвечавшую его упрощенческой концепции «русской ориентации». Летом 1918 г. он писал брату: «Алексеевы, Красновы, Семеновы, Дутовы, Деникины, Скоропадские, свободная Грузия – все это на ложном пути, все это не жизненно»⁶³⁴. К осени достоверных данных о добровольцах не прибавилось.

Первые контакты бичераховцев и добровольцев были скорее случайными: прощупывая политическую почву вокруг себя, обе стороны неизбежно наталкивались друг на друга. «Были у нас алексеевские представители, правда, не имевшие прямой целью нас…» – сообщал своему брату Л. Бичерахов 3 октября. Правда, продолжал он, «как мне казалось, [они] очень мало интересовались общими вопросами и задачами отряда»⁶³⁵. «Я даже не успел расспросить их по интересовавшим меня вопросам, как им понадобилось уехать на Теречную», – позднее, не без обиды, он писал уже А.И. Деникину⁶³⁶. С Бичераховым встречался и добиравшийся через Каспий в Екатеринодар после своей отставки из Временного Всероссийского правительства генерал А.Н. Гришин-Алмазов. В Петровске он был в начале октября 1918 г. – в период наибольшего могущества Бичерахова⁶³⁷. Свои впечатления он донес генералу Деникину.

Обосновавшись в Петровске, Бичерахов стал настойчиво писать Деникину (всего за период с октября 1918 по февраль 1919 г. Бичерахов написал ему около десяти писем), подробно разъясняя собственную позицию, планы и знакомя с состоянием собственных войск. Чтобы сразу пресечь возможные разговоры о соперничестве и разделе сфер влияния на Юго-Восточном Кавказе, в первом же письме Бичерахов писал Деникину: «Политикой не занимаюсь и во внутренние дела и строительство России не вмешиваюсь и по окончании борьбы с внешним врагом заканчиваю свою военную службу Родине и России и без мундира и пенсии ухожу на хутор (слово «хутор» зачеркнуто. – А. Б.), в станицу зализывать свои старые раны»⁶³⁸. «Я человек не образованный, – заверял Деникина Бичерахов, – из простой казачьей семьи, ни о государственном праве, ни о социальных учреждениях не имею никакого понятия. Ни с каким гражданским правительственным аппаратом и его устройством не знаком. По своей специальности и то мало обучен. Я простой рядовой офицер армии» ⁶³⁹.

Уже в первом письме он разъяснил главные задачи, которые ставит перед своей армией: продолжить борьбу с внешним врагом, вести борьбу с врагом внутренним, настолько, насколько это мешает борьбе внешней, а также вернуть Баку, а затем Азербайджан и Грузию «в лоно русской государственности». «Если судьба положена мне все это исполнить, то я считаю свой долг исполненным. С началом мирной конференции я прекращу свою работу» ⁶⁴⁰. Под «мирной конференцией» понимался созыв в той или иной форме народного представительства, уполномоченного учредить новый государственный строй. Как уже отмечалось, в плане непредрешенчества у Бичерахова не было с Деникиным принципиальных разногласий.

Оставался открытым вопрос взаимодействия между Бичераховым и Деникиным до «начала мирной конференции», ведь «может случиться, что наши части будут действовать бок о бок», писал он Деникину. В письме брату 3 октября, излагая план разгрома большевиков на Тереке, он считал необходимым после овладения Кизляром и Грозным снять свои войска и перебросить их на Баку. Остальное довершат добровольцы: «Я полагаю, что на севере ваши дела будут хороши, т. к. Добровольческая армия вошла в связь и действует активно и помощь моего Слесаревского отряда вам не понадобится»⁶⁴¹.