Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона

— А он и ходит, и Георгиевскую саблю на себя повесил.

— Ну и что из этого?

— А то, что второй год на фронте, а на штабных солдатах у нас Георгиевских медалей раз-два и обчелся.

— Погоди, наступление начнется, тогда и обзаведемся Егорьевскими крестами…

…Звание полковника Генерального штаба Дроздовский получил в тридцать четыре года, 15 августа 1916 года, со старшинством с 6 декабря 1915 года. Такое для него было возможно только в условиях войны.

В это время русская армия вела тяжелые бои в Карпатских горах, стремясь перешагнуть их и выйти на Венгерскую равнину. 64-я пехотная дивизия не выходила из боев, будучи в первом эшелоне наступающих войск. Начальнику ее штаба постоянно приходилось быть на передовой, координировать действия полков, настаивать, корректировать на местности атакующие усилия дивизии. То есть это была его боевая работа.

Горная война — это борьба за высоты и перевалы. Тот, кто занимает позицию выше, и есть хозяин положения. Австрийцы и венгры защищали Карпатский рубеж с большой стойкостью, зная, что выход русских в Закарпатье равнозначен военному поражению их империи. Господствующие высоты были превращены ими в настоящие горные крепости.

64-я дивизия в своем наступающем движении споткнулась об одну из них. Гора Капуль имела несколько ярусов окопов, пулеметные батареи, ее защитники организовали артиллерийскую поддержку. Дивизия получила приказ взять гору штурмом и продвинуться дальше вперед.

Первые атаки не удались. Тогда 31 августа полковник Дроздовский лично повел на штурм укреплений Капуля два пехотных полка Однако добежать до линии проволочных заграждений под шквалом пулеметного и ружейного огня ему не удалось.

В самом начале атаки винтовочная пуля поразила область верхней трети правого предплечья с повреждением мышц. Санитары вынесли офицера, потерявшего много крови, с поля боя.

Михаил Гордеевич отказался убыть в тыл, ограничившись только перевязкой раны и оставшись в строю:

— Господин полковник, лазаретная двуколка снаряжена. Пора отъезжать.

— Куда? В госпиталь?

— А куда же, разумеется, в госпиталь. У вас же мышцы предплечья разорваны. Немного левее, и поля прошила бы грудь. И так много крови потеряли.

— Доктор, ранение у меня почти касательное. По себе знаю, что рана не опасна.

— Как не опасна? Вы что же, хотите завтра числиться в санитарных потерях?

— Не волнуйтесь, доктор. Пустяки. С такой же точно перевязкой я продолжил командовать сибирцами перед Мукденом. Обошлось однако.

— Но раз на раз не приходится, господин полковник?

— Однако я себя прекрасно чувствую.

— Вы, Михаил Гордеевич, просто от горячки боя не отошли. Отсюда и храбрость идет, пока не поостыли.

— Уже остыл. Двуколку отправляйте без меня. И так у вас лазарет ранеными из-под Капуля забит…

Но через пять дней ему все же пришлось отправиться на излечение в госпиталь: сквозное пулевое ранение оказалось тяжелым, и ему пришлось сдать дела. Дроздовского, состояние которого резко ухудшилось, «безоговорочно» эвакуировали в тыл. С консилиумом врачей спорить не приходилось.

Вряд ли он мог предположить, что лечение для него затянется более чем на год: с сентября 1915 года и почти до самого конца 1916 года он находился в госпиталях.

С лечением ему в известной степени повезло: лечащие врачи смогли сохранить ему правую руку. Но она, к сожалению, осталась полупарализованной. На медицинской комиссии ее председатель сказал офицеру:

— Должен вас огорчить, Михаил Гордеевич. Заключение комиссии таково, что вам уже не быть в строю, то есть на фронте. Ранение не позволяет вам заниматься боевой работой.

— Но я же офицер Генерального штаба. Чистый оперативник.

— Мы вас прекрасно понимаем. Но вы можете стать преподавателем училища, уездным воинским начальником, комендантом города или железнодорожной станции. Знаете же, сколько школ прапорщиков пооткрывалось.

— Все это не для меня. Ведь идет война, а я со своим Георгиевским оружием буду отсиживаться за несколько сот верст от фронта?

— Вы настаиваете на возвращении на фронт?

— Настаиваю. И самым категорическим образом.

— Однако мнение нашей комиссии единодушно, Михаил Гордеевич. Госпитальные врачи сделали все, что смогли. Они спасли вам руку.

— Я им безмерно благодарен. Покинуть же фронт сочту для себя бесчестием.

— Тогда попробуйте настоять на своем перед начальством выше.

— Попробую. Благодарю за добрый совет…

…Рекомендации врачей на спокойную жизнь в ходе войны Дроздовский, разумеется, принимать и не собирался. Он сумел настоять на своем желании быть в действующей армии и в январе 1917 года вернулся на фронт. Только теперь не на Северо-Западный, а на Румынский. Там как будто для него оказалась вакансия начальника штаба 15-й пехотной дивизии.

Дивизией командовал генерал-лейтенант Петр Николаевич Ломновский. Он тоже был павлоном, окончив училище на десять лет раньше своего нового начальника штаба. Участвовал в Японской войне, состоя в квартирмейстерской службе 1-й Маньчжурской армии. Святого Георгия получил в 1914 году. Дивизией командовал полгода. В Гражданской войне был представителем командования Добровольческой армии в Киеве, при гетмане Украины П. П. Скоропадском. Умер в белой эмиграции, во Франции.

В армии 15-ю дивизию обычно называли Одесской; в этом портовом городе российского Юга до войны находился ее штаб и стояла 2-я бригада: пехотные полки 59-й Люблинский и 60-й Замостский. 57-й Модлинский полк квартировал в Херсоне, а 58-й Прагский — в Николаеве.

Генерал-лейтенант Ломновский при первой встрече с новым начальником дивизионного штаба постарался с теплотой двух людей, на войне бывалых, поговорить с Дроздовским.

— Рад видеть в вас «маньчжурца», Михаил Гордеевич.

— И я рад, Петр Николаевич, вам как начальнику. Ведь мы с вами крещены восточным Мукденом.

— Мукденом? Да, именно восточным. На нашем фронте западного Мукдена, надеюсь, не предвидится. Хотя сложностей в дивизии и на фронте все больше и больше.

— Что так, Петр Николаевич?

— Больших боев пока нет. Но все равно людей теряем, особенно офицеров. А чем пополняемся — одно горе для нас.

— Знакомо уже. Прапорщик ускоренного выпуска не павлон. Не та школа.

— Что прапорщики! Среди них хоть георгиевских кавалеров немало, фронтовиков. А вы посмотрите на нижних чинов. Удручает то, что воевать не торопятся.

— Что делать. Тылы маршевые роты уже почти вычистили…

Прибыв на новое место фронтовой службы, тепло встреченный штабным офицерским коллективом, Михаил Гордеевич сразу, интуитивно ощутил, что в душе русской армии что-то изменилось. Причем изменилось самым серьезным, «противным» образом.