Генерал-майор
Шрифт:
– Вот об этом сейчас и поговорим. – Начальник московской полиции вмиг сделался невообразимо серьезным и, кивнув на висевший в простенке парадный портрет государя, понизил голос: – И об его величества августейшем брате, цесаревиче. Если б вы, Денис Васильевич, в сем деле не засомневались, не поискали бы, то мои б остолопы… Впрочем, и их есть за что похвалить. А ну, Николай Николаевич, рассказывай!
– Слушаюсь, ваше пре…
Уваров вскочило было, но Ивашкин тут же усадил его обратно, властно махнув рукой:
– Сиди. И рассказывай.
Николай Николаевич пригладил бакенбарды
– Ума не приложу, с чего и начать? Разве что уважаемый господин Давыдов спросит?
– Спрошу! – ухмыльнулся гусар. – Немого взяли? Ну, того… писклявого.
– Не успели. – Следственный пристав огорченно развел руками. – Убитым его нашли. В шалмане одном, на Хитровке. Уж мы его проследили…
– Плохо, значит, следили! – отчеканил обер-полицмейстер.
– Виноват, ваше-с-ство… – Уваров опять сделал попытку встать, но снова был усажен с той же властностью, что и прежде.
– Что по великому князю? – не отставал Давыдов.
– Кто-то пытался перевести все улики на него. – Николай Николаевич почмокал губами и продолжал, незримо подгоняемый шефом: – Надо вам сказать, Денис Васильевич, убийствами мы занялись сразу же, как только получили анонимное письмо. Неведомый благодетель предупреждал о готовящемся убийстве некой мадемуазель Изольдовой. Ну, вы знаете, из балетных. Увы, я не отнесся к сему предупреждению серьезно, однако послал своего человека… Вот, господина Минькина, прошу любить и жаловать.
Юный агент Иван Иваныч поперхнулся чаем. Правда, тут же глянул на бывшего генерала довольно озорно – видать, совсем не боялся начальства. Ну, молодой еще, чего взять-то?
– Я тот чердак, про который в письме было указано, проверял, – пояснил коллежский регистратор. – Выстрелы не смог пресечь, опоздал. Однако чуть было не догнал злодея…
– Это он в вас разряженными пистолетами кидался? – спрятав улыбку, уточнил гусар. – Ну, там же, на чердаке.
– Он. – Минькин скромно кивнул. – Голову, гад, расшиб! Зато рожу свою явил, и я его запомнил. А пистоли сразу подобрал. Вернее, подобрали – я не один был, с напарником…
– Так кто стрелял-то?
– Тот, кого вы называете Немым или Писклявым. – На этот вопрос ответил следователь, Николай Николаевич. – Бывший Иловайского казачьего полка урядник, выгнанный за растрату. Он там заведовал казной.
– Так вы и за мной присматривали… – Чуть помолчав, Давыдов неприятно поморщился: кому же понравится, коли за ним тайно следят?
– По моему приказу, – скромно пояснил полицейский шеф. – Следили не столько за вами, сколько за девушкой, за той, у которой объявился браслет.
– А-а-а! – протянул Денис. – То-то вы так быстро и появились. Ну, там, у реки…
– Повезло, на отрока местного нарвались, – улыбнулся Иван Иваныч. – Он все и рассказал… Ну для кого еще в этакой-то глуши бокалы спрашивать? А так мы незаметно за почтовой каретой ехали, за мадемуазель Ивановой следили. И ждали убийц.
Давыдов скривился:
– Значит – на живца?
– На живца, господин Давыдов. А как же еще-то? Как бы взяли, как бы все доказали-то?
– Угу-угу… – Денис Василевич задумчиво покачал головой и, хитро прищурившись, спросил про Немого. Даже,
лучше сказать, уточнил: – Говорите, на Хитровке в шалмане зарезали?– Ну да, так и есть.
– А чем? Орудия убийства какое? Нож?
Следственный пристав Уваров повел плечом:
– Да нет, не нож. Стилет. Узкий такой… Прямо в сердце.
– Прямо? – насторожился Дэн. – Вы хотите сказать, что удар был прямой?
– Прямой, вот именно.
– Так стилетом-то прямо неудобно бить. – Давыдов поставил на стол опустевшую чашку. – А вот шпагой… Ну, такой, что носят в трости…
– Ага, вот! – Минькин неожиданно просиял, словно бы шеф московской полиции только что объявил о представлении его к очередному чину. – То-то я и подумал… Шпага! Трость! Что же, выходит… Выходит, это из благородных кто-то? Хитровские-то стилеты да шпаги не жалуют, чем попроще обходятся.
– Конечно, из благородных, – хмыкнул Денис. – А вы думали, великого князя конюхи будут подставлять?
Поняли ли собеседники, что означает слово «подставлять», Давыдов так и не узнал – господин Ивашкин волевым решением прекратил беседу. Просто поднялся на ноги:
– Ну, господа, вот и поговорили. Надеюсь, Денис Васильевич, мы вас кое в чем просветили, как, впрочем, и вы – нас.
Подчиненные шефа полиции, выйдя из-за стола, вытянулись во фрунт и, щелкнув каблуками, вышли, придерживая положенные к вицмундирам шпаги.
– А к вам, любезнейший господин генерал-майор, у меня еще есть разговор.
Ивашкин так и титуловал гостя – «генерал-майор»… Неужто еще не слышал? Давыдов посмурнел лицом.
– Да-да, генерал-майор, – усмехнулся шеф московской полиции. – Думаю, что не по ошибке… По ошибке другое – в полковники! Ах, любезный друг мой Денис Васильевич, если б вы знали, сколько неразберихи в этих самых высших канцеляриях! Если б вы только знали…
– Догадываюсь, – сухо молвил Денис.
– Так вот… – Ивашкин вновь стал серьезным. – Я со своей стороны клятвенно обещаю всемерно способствовать восстановлению попранной справедливости. Уверен, генеральское звание вам обязательно вернут… Вы же его не на паркете заслужили!
– Да уж, не на паркете!
– А не хотите ли… – Отбросив всю свою серьезность, статский советник вдруг лукаво улыбнулся, отчего постная физиономия его вмиг преобразилась, явив лицо озорного восторженного мальчишки. – Что вам, Денис Васильевич, в генерал-майорах ходить? Может быть, лучше сразу в генерал-лейтенанты!
Признаться, бравый гусар опешил:
– Мне б сначала генерал-майора вернуть!
– Вернете… И заслужите генерал-лейтенанта. Уверен, заслужите! Не просто так, головой своей и потом…
– Не понял вас, господин…
– А я вам, батенька, объяснять и не буду! – шутливо погрозил пальцем Ивашкин. – Не мое это дело, знаете ли.
Хмыкнул и, вновь став серьезным, продолжил, достав из ящика стола сложенный вчетверо листок гербовой бумаги с печатью…
Сердце гусара екнуло: опять приказ?
– Это ваше приглашение, любезнейший господин Давыдов, от господина министра полиции Российской империи! Ничего не попишешь, уж придется ехать в Петербург, а?!