Генерал Скобелев. Казак Бакланов

Выслушав Скобелева, он по-стариковски пожевал губами.

— А вот должности для вас нет, все вакансии заняты. Хотите служить при мне? Здесь, в штабе, я нашел бы для вас дело.

Уж чего Михаил Дмитриевич не желал, так это попасть в штаб. Он понимал, что штабная служба не проста и вместе с тем необходима, без нее никак нельзя, но она для него неприемлема, хотя он и закончил академию Генерального штаба.

— Благодарю, ваше превосходительство, но я предпочел бы строй.

— Все норовят в полководцы, а кому же быть в штабе? — Он не стал настаивать, понял, что пред ним не очень удобный для штаба человек. Таких он не жаловал. — Вам сколько лет, генерал?

— Тридцать три.

— О-о! Все еще впереди. И эта война продлится не одну неделю. Так что придется подождать, а место потом найдется. Но сейчас — увы! — развел он руками. — Впрочем, может, согласитесь на должность начальника штаба Кавказской казачьей дивизии, к вашему отцу?

Скобелев знал, что у отца имелась вакансия, но он не предполагал, что ему ее предложат, должность эту обычно занимали полковники, но никак не генералы. Он хотел возразить, сказать, что даже в большинстве корпусов начальниками штабов были полковники, а он строевой генерал, в Туркестане командовал войсками целой области, но не сказал, подумал: был бы на его месте примелькавшийся столичный паркетный шаркун, непременно бы нашлось место, а ему, полевому генералу, вежливо отказывают.

Не ожидая от Скобелева согласия, Непокойчицкий поднялся, давая понять об окончании аудиенции.

— Согласен, — вдруг заявил Михаил Дмитриевич из опасения, что в случае отказа придется пребывать вдали от войск, в главной квартире, выполняя случайные поручения того же Непокойчицкого.

— Согласны? Вот и хорошо! — оживился тот. — Передайте генералу Левицкому мое согласие. И не теряйте ни часа! Прямо в дивизию, в Галац.

— В Галац? Но там ведь нет наших войск!

— Уже казаки туда скачут. Так что поспешайте.

К началу военных действий русские войска сосредоточились у румынской границы. Предстояло стремительным броском выдвинуться к Дунаю, на южном берегу которого начиналась болгарская земля.

С целью обеспечить беспрепятственное продвижение главных сил был создан передовой отряд из трех донских казачьих полков и двух донских батарей. Отряду поставили задачу овладеть местечком Рени, городом Галац, а затем и Браиловом. Путь пересекал широкий Серет с единственным Борбашским мостом. Стало известно, что турецкие саперы подложили под опоры мощные взрывчатые заряды и в любую минуту могли его взорвать. Необходимо было захватить мост внезапно, упредив намерение противника.

— Поручите это сделать мне, — вызвался полковник Струков. — Достаточно одного казачьего полка, только нельзя терять ни минуты.

Из казачьих полков в румынской деревушке Кубея сосредоточились только две сотни 29-го донского полка, прочие полки были еще на марше.

— Покамест достаточно и этих сил, остальные догонят, — настаивал полковник.

— Идти без пехоты и артиллерии тоже рискованно, — говорили те, кто не верил в успех предприятия. — Наверняка мост охраняют значительные силы.

Но полковник был непреклонен.

— Хорошо, действуйте, полковник. Покажите свою донскую удаль.

В половине одиннадцатого ночи отряд Струкова пустился в путь. Первые пятнадцать верст прошли на рысях. Потом полил дождь, дорога раскисла, лошади вязли в грязи.

— Вперед, казаки! Вперед! — торопил возглавляющий авангард сотник Ходженков.

Но и без того все понимали ответственность порученного дела. В любой момент, почувствовав угрозу, турки могли взорвать мост. Тогда сорвется, задуманный план наступления. Придется преодолевать реку вплавь, на лодках и подручных средствах, а это требует времени. Утром они достигли городка Рени. Слева виднелся широкий Дунай, а перед ними — впадающий в Дунай полноводный Прут. Его-то и предстояло преодолеть.

Казаки помчались к пристани, где у причала дымил пароходик. Но едва они приблизились, как по воде зашлепали плицы, и пароходик отчалил, направляясь к Галацу. На счастье вблизи покачивался паром. Не мешкая, казаки бросились к нему.

— Погружайтесь! — последовала команда Ходженкова.

К полудню передовой 29-й донской казачий полк был на противоположном берегу. Дорога к Галацу шла по пятнадцативерстной дамбе, которую всадники преодолели галопом. Не втягиваясь в заполненные людьми улицы Гала-ца, сотни помчались в обход к длинному, перекинутому через реку Серет железнодорожному мосту. Увидев дрезину, десяток казаков покатили на ней по мосту, ворвались в караулку и обезоружили охрану. К четырем часам дня 13 апреля Борбашский мост был в надежных руках, а на следующее утро через Серет начали движение главные силы русской армии.

Михаил Дмитриевич отправился в Кавказскую казачью дивизию в тот же день. Она сосредоточилась в Галаце. Это был типичный провинциальный закуток Румынии, с неширокими пыльными улицами, лучами сходящимися к единственной площади. Одноэтажные крытые красной черепицей дома теснились на улицах, подслеповато глазея на мир небольшими оконцами с решетчатыми ставнями. Из кирпичных строений выделялись две гостиницы с сомнительной чистоты номерами, запахом кухни, но с претенциозно-вызывающими вывесками: «Париж» и «Санкт-Петербург». Война здесь угадывалась по скоплению военных, занявших все номера гостиниц и частные квартиры.

В Галаце Михаил Дмитриевич познакомился с комендантом станции, похожим на жука капитаном-румыном. Рассказывали, будто он, чтобы заполучить выгодную должность коменданта, подарил начальнику свою молодую жену. И совсем об этом не жалеет. Теперь он обирает кого только может и очень разбогател.

Молодой генерал произвел на коменданта сильное впечатление, особенно после того, как пообещал свернуть ему шею, если не получит место в переполненной гостинице.

— Все будет сделано, господин генерал. Не извольте беспокоиться, — обещал тот, услужливо кланяясь и прикладывая руку к груди.

— Попробуй только не сделать, — припечатал генерал' кулаком по столу.

Впечатлительный комендант сам провел его в «Париж», разместил в лучшем номере. Вечером Михаил Дмитриевич направился в ресторан. В зале было не очень много посетителей, на эстраде негромко играл румынский квартет, над столиками плавал сизый табачный дым. Проходя к столику, Скобелев обратил внимание на высокого бородатого мужчину. И тот его заметил.

— Михаил Дмитриевич? — полувопрошая, поднялся бородач.

— Верещагин! Василий Васильевич! Вот уж никак не ожидал! Какими судьбами?

Не скрывая радости, они обнялись. Отступив, художник оглядел профессионально цепким взглядом фигуру стоявшего перед ним генерала.

— Хорош! Истинный бог, хорош! Генеральские погоны легли на свое место. Сегодня, как приехал, только и слышу: «Скобелев… Скобелев».

Они сели друг возле друга и как старые добрые знакомые предались воспоминаниям.

— А ведь там, в Туркестане, когда вас за дуэль отправили в Петербург, я подумал, грешным делом, что карьера ваша на том и закатилась. Видит бог, ошибся.