Генерал

– Если узнаешь, что произошло, переменишь свое мнение…

– Ничего, говори… Поделись своим горем, спроси совета – может, как говорится, полегчает? Итак, из-за чего поссорились?

– Самая обычная причина. Изменила мне.

– Не верю, – возразил Асланов. – Эта женщина на такое не пойдет.

– А вспомни, что рассказывал Филатов… Он застал их в землянке, одних, и в таком виде, что сомнений быть не могло.

– А я вот в тот же день был в роте Гасанзаде, говорил с лейтенантом. Не заметил в нем ни смущения, ни фальши, а ведь если человек врет, это сразу видно.

– Допустим, Филатов ошибся. Но я – то своими глазами видел.

– Что видел?

– Видел их вместе. В лесу.

Асланов смутился.

– Нет, ты что? Видел их, как говорят, на месте преступления?

– Ну, конечно, не так… Но шли, чуть ли не обнявшись, так что сомнений не остается…

– Значит, шли рядом? Через лес? – Асланов засмеялся. – И из того, что шли рядом, следует…

– А что тут смешного?

– А все! – погасил улыбку Асланов. Ты зря что-то вообразил. Лена серьезная девушка, ты ошибаешься, подозревая ее в измене.

– Хотелось бы ошибиться, Ази Ахадович. Ведь я любил ее.

– Любил? А теперь не любишь?

Добрив лицо и вытеревшись полотенцем, Пронин отодвинул в сторону кусок зеркала.

– У тебя все ясно, с тобой не приключалось такого, поэтому ты не понимаешь, что я пережил.

– А что, если сейчас вызвать Лену и Гасанзаде? И поговорить с ними? Разумеется, без тебя. Мне-то ты веришь? Все сразу станет на свое место.

– Ни тот, ни другой ни в чем не признаются…

– Ты слишком запальчив, Николай. Советую тебе быть хладнокровнее.

Пронин промолчал.

Асланов искренне сочувствовал ему. Он знал про близость майора и Смородиной, верил, что у них настоящая любовь, и не осуждал их. И он решил про себя, что при первом же удобном случае, как старший, поможет Пронину распутать узел, который тот сам затянул.

4

Илюша Тарников и ребята из других рот и экипажей вместе с помпотехом Чеботаревым приехали в ремонтные мастерские за машинами. Чеботарев сразу занялся переговорами с начальством и оформлением дел, а Тарников, узнав, что до опробования машин придется ждать еще не один час, отпросился у майора, чтобы, как он уверял, навестить кого-то в полевом госпитале. И он действительно пошел в госпиталь, хотя никого из знакомых у него там не было, – просто ему захотелось на людей поглядеть, особенно – на женщин, поговорить, поболтать с ними, а может, и знакомство какое свести, если повезет. «Посмотрим, кого тут пошлет нам судьба», – решил он, осматриваясь и придумывая какой-нибудь предлог «для затравки». Он заглянул в крайнюю палату. Ему повезло: на койке спиной к двери лежала девушка. «В таком положении, конечно, она должна смущаться, а в этом случае разговаривать легче», – решил он.

– Разрешите войти.

Девушка вскочила, села, подобрала под косынку светлые волосы. Это была крупная, приятная с лица девушка – как раз такая, каких Тарников обожал.

– Что у вас? – спросила сестра.

Тарников скорчил гримасу, отчего некрасивое его лицо стало совсем безобразным, маленькие глазки потонули в складках век, и схватился за живот.

– Так что с вами?

– Не знаю, доктор, так схватило живот, что порой вздохнуть не могу.

– Я не доктор, я медсестра.

– У меня от боли в глазах двоится, извините, пожалуйста, но помощь какую-нибудь можете оказать? Я думал, мятные капли помогут или таблетки какие-нибудь.

– Подождите, сейчас принесу.

– Что хотите делайте, только помогите… И как некстати она напала… Тарников опять скривил лицо, словно роженица, схватился за живот, сел.

– Поносит вас?

– Нет, не поносит, что вы! Но колет. Может, в дороге меня растрясло, или простуда… Или съел чего-нибудь не то… Уф-ф-ф…

Медсестра поспешила за лекарством. Тарников, довольный первым успехом сыгранной роли, глядел ей вслед, думал, как быть дальше.

Медсестра вернулась озабоченная. Налила в стакан воды, чего-то накапала.

– Пейте. Не горькое, только холодить будет.

Тарников выпил, вздохнул.

– Скоро боль прекратится.

– А она уже, кажется, проходит. – Тарников понемногу, словно пробуя, выпрямился, встал, оценивающим взглядом посмотрел на девушку. Она почувствовала это, смутилась. Потом спросила:

– Вы из какой части? Артиллерист?

– Нет, наша часть стоит на передовой. Мы тут технику получаем. Я танкист.

– Танкист?

– А что? Вы так спрашиваете, будто у вас среди танкистов есть родственник, муж или брат?

– Есть человек. Он мне ближе отца и матери.

– Так, понятно, – Тарников крякнул. – А как его фамилия, если не секрет? Может, я его знаю?

– Как раз хотела спросить о нем. Волков его фамилия. Кузьма Волков.

– Кузьма? Кузьма Евграфович?

– Да, – загорелась девушка. – Но откуда вы знаете, что Евграфович?

– Откуда знаю? – растерялся Тарников. – Вы удивляетесь, что я знаю отчество своего лучшего друга?

– Кузьма – ваш друг? Да вы сядьте, сядьте, скажите, где он, могу ли я увидеть его?

Хотя девушка и не назвала своего имени, Тарников понял, что это и есть невеста Кузьмы, и сейчас она начнет выспрашивать о нем. Сказать правду, огорошить ее страшным известием он не решился. Надо сделать вид, что все хорошо, Кузьма жив… Надо, чтобы Люда ничего не заподозрила.

– Как хорошо, что я сюда забежал! Иначе вы не узнали бы, где служит ваш друг.

– Это верно.

– Чтобы вы убедились, что я его знаю, скажу, как вас звать…

Медсестра засмеялась.

– Скажите.

– Люда.

– Верно. Что, Кузьма рассказывал вам обо мне?

– Чуть ли не каждый день.

– Он не приехал с вами сюда? Нет? А не может ли он отпроситься у командира хоть на часок?

– Не знаю…

И Тарников снова скрючился, как будто боль вернулась к нему.

– Полежите, пройдет.

И девушка помогла Тарникову лечь.

– Сейчас придет врач, посмотрит. Вдруг у вас аппендицит…

Тарников испугался. Если события будут развиваться таким образом, тут уморят вниманием, во всяком случае не скоро выпустят.

– Аппендицита у меня нет, его еще в детстве вырезали. Это колики, самые обыкновенные колики. Думаю, от пищи. Переел. Спасибо вам, я пойду, постепенно и боль пройдет. Простите, меня ждут.

– Разве не можете подождать хоть немножко?