Генерал
Шрифт:
– А я долго не спал, и вдруг, как назло, провалился в сон… Теперь боюсь: генерал не погонит меня в распоряжение старшины?
– Думаю, нет!
– Разговорчики! – прошипел Аркадий Колесников. – Хотите получить еще одно замечание?
Когда Тетерин доложил о боевой готовности роты, генерал, взглянув на часы, покачал головой:
– Гвардии лейтенант Тетерин, твои танкисты очень медлительны. Словно к ногам у них пудовые гири привязаны. Что это такое? Сигнал боевой тревоги когда еще раздался, а вы только-только докладываете! Если в бою так будете пошевеливаться, враг не даст вам даже вздохнуть!
После отбоя Асланов, Филатов
– В приказе по результатам проверки твоя рота, Тетерин, названа среди отличившихся. Однако сегодня она меня не порадовала.
– Опоздавший по тревоге боец, товарищ генерал, впервые оказался в таком положении. Новичок. Если бы не его опоздание…
– Кем он числится в экипаже? Стрелок-радист? А смыслит он хоть что-нибудь?
– За короткое время, что он находится в роте, с помощью старшего сержанта Аркадия Колесникова Полад Талышлы вполне освоил свою специальность. Мы его дважды экзаменовали. Ответил на вопросы и практические действия выполнил хорошо.
– Командир танка что о нем думает?
– Аркадий Колесников сам просил меня за него.
– Тогда ничего. Аркадий Колесников – командир требовательный, слабого бойца в экипаж не возьмет. Но опоздание…
И уже уходя из роты, генерал вновь поинтересовался Поладом.
– Он прибыл с пополнением, товарищ генерал. Ваш земляк, – улыбнулся Гасанзаде. – С приключениями, но в бригаду пробрался… Будет солдатом.
– Фамилия его Талышлы? Что-то знакомое. А как по отчеству?
– Талышлы Полад Ибрагим оглы.
– Ибрагим оглы? Я знал одного Ибрагима Талышлы. Он был нашим соседом. В начале войны погиб при защите Крыма. Может, это его сын?
– Можно позвать его, спросить.
– Нет, не стоит тревожить. Пусть отдыхает. Узнаем – и спросим в другой раз.
Асланов с Филатовым сели в машину и направились в другой батальон.
Глава седьмая
1
Внимательно следя по газетам и сводкам Информбюро за событиями на фронтах, Асланов с нетерпением ожидал приказа командования о наступлении.
Войска Третьего Белорусского фронта все еще стояли в обороне, но на других фронтах, протянувшихся от Балтийского до Черного моря, произошли большие перемены. Войска Ленинградского фронта, перешедшие в наступление еще в январе, окончательно прорвали мощное кольцо блокады вокруг города и продвинулись до эстонских земель. Войска Четвертого Украинского фронта, перешедшие в наступление на юге, освободили Крымский полуостров. А войска Первого, Второго и Третьего Украинских фронтов, отбросив врага с правого берега реки Днепр, во многих местах вышли к западным границам Украины. Немецкое командование, предвидя новое широкое наступление советских войск, срочно перебрасывало на Восточный фронт войска, стоящие в европейских странах.
Третий Белорусский фронт не мог долго оставаться в бездействии, это было видно по всему. Наступили теплые дни. Дороги просохли, земля прогрелась, деревья покрылись густой листвой. Танкисты, стоявшие в белорусских лесах еще с зимы, с радостью наблюдали перемены, происходящие в природе, каждый день замечая вокруг что-нибудь новое. Листик, который вчера еще был с ноготь, сегодня вырос; воды ручьев, бегущих в реки, с каждым днем становились прозрачнее; раскрывались бутоны полевых цветов,
все зазеленело вокруг, поляны стали похожи на яркие пестрые ковры, и даже на брустверах окопов пробилась густая трава.Самое время наступать!
А приказа все не было.
Люди устали ждать. По правде, они устали и от занятий, от тактических учений, которые следовали друг за другом, практически без передышек. Ази не терял ни часа, ни минуты, не пренебрегал ни одной мелочью, и строевая подготовка сменялась изучением материальной части, изучение – тревогой, марш заканчивался «боем», «бой» – теорией, теория – политинформацией, а за ней следовало построение, смотр и снова занятия.
Белорусские леса были хорошо знакомы Асланову еще до войны. Тут с бойцами стрелкового взвода, которым тогда командовал, частенько проводил он занятия, да иногда на охоту изредка хаживал. Да и сейчас, едва выдавалась свободная минута, он садился за руль своей машины, усаживал рядом шофера и выезжал в окрестности подышать лесными запахами, полюбоваться зеленеющими полями. Но времени все меньше и меньше было, и теперь он едва урывал минутку, чтобы освежить в памяти академическую премудрость, заглянуть в наставления.
За этим занятием и настиг его телефонный звонок. Ази взял трубку.
– Алло, я слушаю. Добрый вечер. Да, это я, товарищ генерал… Ну, слава богу, пришла, наконец-то, и наша очередь.
Никто не знал, когда начнется наступление, но к переднему краю с вечера до утра шли и шли войска, появлялась техника и исчезала в лесах.
Бригада Ази Асланова стояла в тылах. Чтобы выйти к переднему краю, следовало совершить молниеносный бросок; командиры получили приказ приготовиться к этому броску.
Ждали только сигнала.
Ожидание изматывало. Устав от всех хлопот и от этого ожидания, Гасанзаде, весь день ходивший по ротам, проверяя их готовность, прилег в своей землянке и тотчас уснул.
Но спал он чутко и вскочил, едва его кто-то позвал: «Капитан!», и потянулся за гимнастеркой и сапогами.
У входа стоял подполковник Пронин.
Гасанзаде оделся, обулся, застегнул воротник.
– Я вас слушаю, товарищ подполковник.
– Извини, что разбудил. Я к тебе пришел по делу, которое считаю очень важным.
Гасанзаде протер сонные глаза.
– Садитесь, пожалуйста.
– Ничего, насиделся. Постою. Так вот, капитан, я, должен попросить у тебя прощения.
– Не понял вас, товарищ подполковник. Я или вы должны просить прощения? За что?
– Я. Я должен получить твое прощение. Ты знаешь, что с часу на час мы ждем приказа о выступлении. Может быть, приказ придет через пять минут. Нам укажут пункт и рубеж, с которого мы с ходу уйдем в бой. Ты человек военный, фронтовик не сегодняшний, и прекрасно понимаешь, что каждая операция, каждый бой потребует жертв. Без них редко какой бой обходится. И кто знает, кому что суждено в этом бою. Может случиться так, что меня, либо тебя не будет в живых…
– Напрасно вы об этом. Давайте не будем перед наступлением говорить о смерти.
Пронин сел, положил руку на колено Гасанзаде.
– И вот я хочу, чтобы между нами было сказано все. Хочу вытащить занозу из сердца. И давно намереваюсь это сделать, искал только случая. За этим и пришел. Если сейчас мы не поговорим в открытую, я не смогу уйти в бой со спокойным сердцем. Все эти дни, что бы ни делал, куда бы ни пошел, все об этом думаю, и все время ты мельтешишь перед моими глазами.