Генералиссимус. Книга 1

— Мое мнение о расформировании Центрального фронта таково: в связи с тем, что я хочу разбить Гудериана и, безусловно, разобью, то направление с юга нужно крепко обеспечивать. А это значит — прочно взаимодействовать с ударной группой, которая будет действовать из района Брянска. Поэтому прошу обе армии Центрального фронта подчинить мне. Я очень благодарен вам, товарищ Сталин, за то, что вы укрепляете меня танками и самолетами. Прошу только ускорить их отправку, они нам очень и очень нужны. А насчет Гудериана, безусловно, постараемся разбить его, задачу, поставленную вами, выполнить. У меня к вам больше вопросов нет...

Сталин удовлетворенно кашлянул.

— Вот, слышали мнение фронтовика? Он готовится бить Гудериана, а вы делаете директиву для войск.

В ту же ночь Сталин подписал ее, не читая. Он только что переговорил с Ворошиловым и был в отвратительном настроении. Враг находился у стен Ленинграда. Уже встал вопрос о подрыве кораблей Балтийского флота, с таким трудом прорвавшихся в город из Таллина. В последние сутки его мысль металась от Киева к Ленинграду и обратно. А положение под Москвой тоже было весьма ненадежное.

Вот и сейчас перед ним сидели уставший, больной Шапошников и почерневший от недосыпания Василевский.

— Плохо дело под Ленинградом, — сказал Сталин. — Се-веро-Западное направление расформировали, Ворошилов командует Ленинградским фронтом, а что толку. От Еременко тоже ничего утешительного. Сегодня же направить ему директиву и обязать войска Брянского фронта перейти в решительное наступление, уничтожить группу Гудериана и, развивая наступление, выйти к 15 сентября на линию Петровичи — Климовичи — Новозыбков.

Брянский фронт начал наступление при мощной поддержке авиации, действиями которой руководил заместитель командующего ВВС РККА генерал-майор Петров, по опрокинуть или хотя бы остановить набравшую пробивную силу танковую армаду Гудериана так и не смог.

2 сентября поздно вечером Сталин позвонил в Оперативное управление Василевскому:

— Берите блокнот и записывайте указания командующему войсками Брянского фронта...

“Ставка все же не довольна вашей деятельностью, — диктовал Сталин. — Несмотря на работу авиации и наземных частей, Почеп и Стародуб остаются в руках противника. Это значит, что вы противника чуть-чуть пощипали, но с места сдвинуть его не сумели. Ставка требует, чтобы наземные войска действовали во взаимодействии с авиацией, вышибли противника из района Стародуба, Почепа и разгромили по-настоящему. Пока это не сделано, все разговоры о выполнении задания остаются пустыми словами. Ставка приказывает:

Петрову оставаться на месте и всеми соединенными силами авиации способствовать решительным успехам наземных войск. Гудериан и вся его группа должны быть разбиты вдребезги. Пока это не сделано, все ваши заверения об успехах не имеют никакой цены. Ждем ваших сообщений о разгроме группы Гудериана...”

Но не дождался Верховный подобного доклада. Зато пришло донесение о тяжелом ранении в ногу комфронта Еременко. Его срочно эвакуировали в один из госпиталей Москвы, потом в Куйбышев, и это в общем-то спасло генерала от сталинского гнева, ибо фронт на юго-западе уже трещал по швам.

7 сентября Военный совет Юго-Западного направления и фронта сообщили о прорыве немцев на Конотопском, Черниговском, Остерском и Кременчугском направлениях. Под угрозу окружения попадали не только 5-я, 37-я армии, но и весь Юго-Западный фронт.

Еще раз доложили Верховному: надо сдавать Киев. Не первый раз Шапошников почувствовал силу сталинского гнева.

— Что это за Генеральный штаб? — сердито цедил Сталин. — Слушать вас не хочется. Мы ждем от вас предложений, как разбить врага, а вы все одно — сдать Киев, сдать Киев! Да понимаете ли вы, что значит сдать Киев? Вы, как и Буденный, идете по линии наименьшего сопротивления. Вместо того чтобы бить врага, уходите от него. Вы, маршалы, генералы! Идите и работайте! Думайте!

Последующие двое суток разговор носил примерно такой же характер. 9 сентября Шапошников и Василевский снова предстали перед Верховным. Тот резко разговаривал с кем-то по телефону.

— Вот еще один паникер... — выругался Сталин и повесил трубку. — Звонил Ворошилов. Просил заменить его кем-нибудь помоложе. Допустил немцев до границ Ленинграда и в кусты. Мы, конечно, освободим его. Направим в Ленинград Жукова. Он уже вызван с фронта. И Буденного снимем. На его место поедет Тимошенко. Ну ладно, вижу, с чем пришли. Раз не умеете воевать, отступайте. Разрешаю отход пятой армии и правого крыла тридцать седьмой за Десну, но Киевский плацдарм удерживать до конца. И не вздумайте мне еще что-нибудь сказать о Киеве. Я сам переговорю с Кирпоно-сом.

Прикрывшись частью сил от не очень инициативных действий Брянского фронта, Гудериан главными силами продолжал углубляться в тыл войскам Юго-Западного фронта. 10 сентября его передовые части ворвались в город Ромны.

8 это время ниже, на юге, сложилась такая обстановка, которая благоприятствовала фашистам для нанесения удара по тому же Юго-Западному фронту: наши войска Южного фронта были оттеснены за Днепр. Прикрываясь этой широкой водной преградой, командование немецкой группы армий “Юг” оставило там лишь небольшой заслон, а основную массу войск 17-й полевой армии и 1-й танковой группы Клейста собрало в мощный кулак и бросило на соединение с группой Гудериана.

Самоотверженно сражалась 38-я армия генерала Феклен-ко, остатками своих сил она нанесла контрудар во фланг Клей-сту, но силы были неравны, и Клейст, обогнув 38-ю армию, пошел вперед на соединение с Гудерианом.

Командование Юго-Западного фронта обратилось в Ставку с предложением об отводе войск на восточный берег Днепра, чтобы избежать их полного окружения.

Ночью, в 1 час 15 минут 11 сентября, состоялся разговор с Кирпоносом. Сталин сказал:

— Ваши предложения о немедленном отводе войск без того, что вы заранее подготовите рубеж на реке Псел и поведете отчаянные атаки на конотопскую группу противника во взаимодействии с Брянским фронтом, повторяю, без этих условий ваши предложения об отводе войск являются опасными и могут создать катастрофу. Перестаньте, наконец, заниматься исканием рубежей для отступления, а ищите пути для сопротивления... И еще: Киева не оставлять и мостов не взрывать без разрешения Ставки...

А. М. Василевский пишет в своих воспоминаниях: “При одном упоминании о жестокой необходимости оставить Киев Сталин выходил из себя и на мгновение терял самообладание”.

Но обстановка на фронте не считалась с желаниями или нежеланиями Сталина, она неумолимо складывалась так, как диктовал ход боевых действий.

14 сентября в 3 часа 25 мин. начальник штаба Юго-Запад-ного фронта генерал-майор В. И. Тупиков по собственной инициативе обратился к начальнику Генштаба и начальнику штаба Юго-Западного направления с телеграммой, в которой, охарактеризовав тяжелое положение войск фронта, закончил изложение своей точки зрения следующей фразой: “Начало понятной вам катастрофы — дело пары дней”.

Это была горькая правда. На другой день в районе Лохвицы соединились немецкие части 2-й танковой группы, наступавшей с севера, и 1-й танковой группы, прорвавшейся с кременчугского плацдарма. Кольцо вокруг 5-й, 21-й, 26-й, 37-й и части сил 38-й армии замкнулось.

Обстановка, как мы видим, была тяжелая, но, несмотря на это, начальник Генерального штаба был вынужден на телеграмму Туликова отправить следующий ответ, продиктованный ему Сталиным:

“Командующему ЮЗФ, копия Главкому ЮЗН.Генерал-майор Тупиков представил в Генштаб паническое донесение. Обстановка, наоборот, требует сохранения исключительного хладнокровия и выдержки командиров всех степеней. Необходимо, не поддаваясь панике, принять все меры к тому, чтобы удержать занимаемое положение и особенно прочно удерживать фланги. Надо заставить Кузнецова (21А) и Потапова (5А) прекратить отход. Надо внушить всему составу фронта необходимость упорно драться, не оглядываясь назад. Необходимо неуклонно выполнить указания тов. Сталина, данные вам 11.9.