Генезис

– Это понятно. Только ты помнишь наш договор? Ты со мной месяц, потом я тебя возвращаю вашим. За это ты со мной живешь как наложница, будешь ласкова и покорна.

– Сложно запомнить этот момент, когда мои ноги были на твоих плечах. Я в тот момент могла что угодно пообещать, не соображала ничего.

– Да, при оргазме обещания выбивать самое то… Все, помолчи.

К ТБ со знакомым номером подскочила санитарная машина, в полку она была, вот из бомбардировщика достали тело и понесли к машине. Не донесли, положили рядом и начали снимать головные уборы. К этому месту стекался народ. Надо же, многие плакали, особенно среди женского персонала полка. И тут меня скрутила жуткая головная боль. Я вскрикнул и потерял сознание, а вот и наказание за вмешательство в историю.

Когда я очнулся, то обнаружил над собой бревна землянки. Хм, знакомые… Кажется, нахожусь в санчасти полка бомбардировщиков. Меня тут пару раз обследовали за три дня до гибели, в смысле полк тут три дня и стоял, перебазировавшись с другого аэродрома. Сев, я осмотрелся. Ну точно, она и есть, санчасть. И пахнет карболкой и йодом. Да и кровью тоже. Сев на койке, я понял, что чувствую себя хорошо, только новые воспоминания в голове появились, как раз то, что я не знал, будучи в теле Юры Некрасова, – о действиях на Балтике.

Шведы вопили, Союз обвиняли, что три судна их потопила советская подлодка и что мины расставили у портов. Пассажирское судно на дно пошло, и еще несколько грузовых подорвалось. Этого я не помнил, но после сильнейшей головной боли, думаю, как раз знания в голове проявлялись, вспомнил. Интересно, сколько я здесь нахожусь? Черт, и где мой сканер?! Рука пуста, не было прибора.

Посмотрев на занавешенное простыней окно, я определил время суток как день, светло было, да и шум снаружи доносился, мотор гудел, явно один, голоса доносились. Сам я обнаженным был. Завернувшись в простыню, прошел через занавеску и посмотрел на знакомого военврача третьего ранга, что спал, положив руки на сбитый из досок стол. Больше никого не было, а в открытую дверь полуземлянки светили лучи солнца. Потрепал его за плечо и, как только тот дернулся и, просыпаясь поднял голову, сказал:

– Здравствуйте. Я бы хотел знать, где я нахожусь, где моя одежда, вещи и моя личная массажистка?

– Массажистка? – не понял тот спросонья.

– Ну да. Немка, светловолосая, в форме военного врача противника. Это моя пленница. Где она?

– Забрали. Из Особого отдела приезжали, – зевая, прояснил он.

– Прибью, если хоть один волосок упадет с ее головы… – начал я, но был перебит.

– Кстати, а как тебя зовут? – вставая и надевая круглые очки, спросил военврач. – Кроме одежды, при тебе был орден на груди, нож на поясе и все.

– Вещи я в сторонке спрятал. Узнал, что у меня тут дядька воюет, в вашем полку, в транспортном я его не нашел, сказали у вас ловить его, и решил навестить, только помню, как бомбардировщики садились, сильная головная боль и очнулся уже тут.

– А кто у тебя дядя?

– Юрий Некрасов.

– Хм, – тот явно замешкался, отведя взгляд, но тему продолжать не стал, а повторил прошлый вопрос: – Так как тебя зовут?

– Сергей Сыроежкин. Вы мне вещи верните, мне еще мою пленницу вернуть нужно. Я ей дал слово, что она будет со мной в безопасности.

– Я сейчас командира полка вызову, он с тобой и поговорит. Подобные вопросы я решать не могу. А сейчас осмотр проведем.

Кликнув снаружи бойца, он отправил его за комполка, мол, пациент очнулся, и, отведя меня за занавеску, начал осмотр, который показал, что я в порядке. Тут и подполковник подошел, не один, с комиссаром полка; это другой, прошлого под трибунал отдали, когда на гибель полк отправил, надавив властью. Кроме них спустился к нам и начальник Особого отдела полка, в звании политрука. Особисты носили форму политсостава.

– Очнулся? – весело спросил подполковник.

– Сергей Сыроежкин, троюродный племянник лейтенанта Некрасова. Добрался до нас, чтобы с дядей встретиться, – доложил военврач.

Лицо подполковника сразу помрачнело, переглянувшись с комиссаром, он сказал:

– Я сожалею, Сергей, но война дело такое. Погиб твой дядя позапрошлой ночью. Герой он, и это правда. Знаешь, сколько мы с ним дел натворили в немецком тылу? Видел он ночью как днем, редкая особенность зрения.

– Семейная, я тоже вижу ночью отлично, – пожал я плечами. – Дядю жаль. Его здесь похоронили? А когда мне мои вещи и одежду вернут? А пленницу мою?

На мои вопросы комполка ответил не сразу, насчет похорон сказал, что тело было отправлено санитарным бортом к месту дислокации его части, то есть транспортного авиаполка, похоронили там. По поводу вещей, то все вернули. Я проверил, сканер был тут же. Его, видимо, просто приняли за браслет черного цвета из непонятного материала. Застегнув его, включать не стал, тот отключился как сняли с руки, настройка такая была. Потом проверил вещи, все в норме. Оделся, шнурки на ботинках завязал, орден на рубахе на месте был, и вот, когда я оделся и завязывал галстук на шее, тюбетейка тоже на месте была, особист спросил:

– Эта немка, она утверждает, что ты ее пленил и сделал личным врачом…

Это мы обговорили на всякий случай, чтобы знала, что отвечать.

– Ну да, она моя личная массажистка. Простату массажирует.

В углу хрюкнул от сдерживаемого смеха врач, похоже, он один понял мой юмор. Особист пояснил свой интерес:

– Ее пленили за линией фронта. Как вы тут оказались?

– Доехали до фронтового аэродрома немцев, и я там угнал связной самолет «шторьх», вот и долетели до этих мест.

– И где этот самолет?

– Спрятан.

– Ты, наверное, не понимаешь всей серьезности ситуации. Ты привел врага на секретный объект.

– Да мне похрен, я еще ребенок и неподсуден. К тому же мне все равно, что вы думаете. А теперь или сообщите, куда ее отправили, или зубы будете по полу собирать. И я не шучу, я дал девушке свое слово, что она не пострадает, а если это случилось, я очень сильно расстроюсь. А когда я расстраиваюсь, всем вокруг становится плохо, вплоть до смертельных исходов. Финны меня расстроили, так их тысячи две померло, подлодку потеряли, которую я нашим подводникам подарил.

– Ну точно, Сыроежкин… Как я мог забыть?! Проходило же по нашей линии, – хлопнул себя особист по коленям, вскочил со стула и мигом выбежал из землянки. Все его проводили удивленными взглядами, только я задумчивым.

– Как меня нашли и сколько я без сознания был? – поинтересовался я.

– Два дня лежал пластом, – первым ответил врач. – Тебя немка к постам вынесла, перепугав бойца. Мальчишку, с орденом, хотя наградного удостоверения при тебе не обнаружили. В общем, к немке неплохо относились, успокойся. Ее только сегодня утром забрали.