Гений разведки

— Свежий?

— Свежее не бывает… И сейчас ты поймёшь почему.

— Ну, давай… — поторопил командира Громак.

— Даже не анекдот — притчу. Из будущего!

— Заинтриговал, земеля!

— Вот, как ты думаешь, что случилось бы с маршалом Жуковым, которого со дня на день представят в качестве командующего нашим Первым Украинским фронтом…

— Откуда такие сведения?

— От верблюда! Разведка знает всё. И даже больше… Я могу продолжать?

— Валяй, ёпсель-мопсель.

— А вот перекривлять меня не надо, даже несмотря на завязывающуюся близость отношений, — предостерёг Владимир.

— Слушаюсь…

— Значит, так… Вот, скажи мне по секрету, что будет, если не он — Жуков, а кто-то иной из выдающихся наших полководцев, к примеру, Конев, который только что тоже стал маршалом, повесит на куполе Рейхстага красный флаг, а?

— Что?

— Георгий Константинович без лишних раздумий пустит пулю себе в лоб.

— Да? — озадачился Иван.

— Да! А если всё-таки именно он возьмёт Берлин?

— Тогда застрелится Иван Степанович! — догадался Громак, смекалки которому было не занимать.

— А знаешь, что случится, если это сделает вообще иная сторона? — продолжал настойчиво допытываться Подгорбунский.

— Какая ещё иная?

— Союзнички хреновы. Англичане с американцами, давно обещающие Сталину открыть в Европе второй фронт…

— И что же?

— Наш главнокомандующий прикажет пустить первую пулю в лоб Жукову, а вторую — Коневу…

— Да уж… Поучительно… Но…

— Всё, никаких "но"… Хватит разглагольствовать… Садись за штурвал, Иван Григорьевич, — покажешь свои выдающиеся способности.

— Есть!

— На меня больше не оглядывайся. Устраивайся поудобней и жми на всю катушку. Чтобы успеть к Победе…

— Слушаюсь, товарищ командир!

3

Через несколько дней Подгорбунский и Громак наконец-то догнали быстро уходящие на запад передовые советские войска.

И обрадованные разведчики в честь их прибытия устроили пир на весь мир.

А как же иначе?

Командир вернулся, да ещё и с новым, виртуозным — по его же мнению, механиком-водителем.

Плюс четвёртая звёздочка на погоны; опять же Герой Советского Союза, — самое высокое в стране звание, которое ещё не успели "обмыть", — в общем, поводов для веселья — хоть отбавляй!

Жаль, конечно, что в подразделении — сухой закон, но и с трофейным сидром можно вволю порезвиться. Было бы желание!

После кратковременного застолья, как водится, устроили песни-танцы и прочие "шманцы".

С деревьев листья облетают (ёпсель-мопсель), Пришла осенняя пора. Всех хлопцев в армию забрали (хулиганов, разгильдяев), Настала очередь моя (главаря)! И вот приносят мне повестку (на бумаге с-под селёдки) Явиться в райвоенкомат! Мамаша в обморок упала (с печки на пол), Сестра сметану разлила. А я, парнишка лет шестнадцать (двадцать, тридцать, может, больше), Поеду на Германский фронт (просто так, для интереса, посмотреть, что там и как). Летят над полем самолеты (бомбовозы, мессершмиты), Хотят засыпать нас землей. Бежит по полю санитарка (звать Тамарка) С большою клизмою в руках. А я, парнишка лет шестнадцать (двадцать, тридцать, может, больше), Лежу с оторванной ногой (притворяюсь, будто больно, очень больно)… [61]

61

Песня "Новобранцы" на фронте была чрезвычайно популярной. И сегодня её не стесняются исполнять некоторые наши артисты, правда, предпочитая накладывать на старый мотив другие, более современные слова.

Вот только Громак песню, вдохновенно исполненную разведчиками, не поддерживал — он попросту не знал её слов.

Зато, как и все мы, сразу понял, откуда командир подцепил одно из самых любимых своих выражений.

— Ну, чего не поём? — заметил "непорядок" наблюдательный Подгорбунский.

— Не умею!

— Ну да ладно! Казак — и "не умею". Быть такого не может — апри… априо… Как правильно, Вань?

— Мне откуда знать?

— Ты же сам хвалился, что книг много читаешь!

— Наверное, априори. То есть основываясь на предшествующем опыте.

— О! Точно! Услышал словцо, — понравилось, а запомнить никак не могу; как ни скажу — так и перевру! Так чё ты не подвывал?

— У меня свои песни, — огрызнулся, привычно уходя в себя, Громак.

— Какие, если не секрет?

— По-украински поймёшь?

— Попытаюсь.

— Кидай плуг, козаче, бери ніж. Та де здибав воріженька — та й заріж [62] , — то ли прошептал, то ли негромко продекламировал, то ли напел младший сержант.

— Актуально, ёпсель-мопсель! — по-дружески потрепал его плечо командир, а теперь ещё и старший товарищ — надёжный, уважаемый, верный. Одним словом — авторитетный!

62

Старинная казацкая песня. Дословно: "Бросай плуг, казак, бери нож; где встретишь вороженька — там и зарежь".

4

Наверное, нужно сказать несколько слов о новом соратнике Подгорбунского и о его подвиге, о котором Иван рассказал предельно скупо, а Владимир, хорошо понимавший чувства молодого красноармейца, не стал допытываться…

Конечно же Александр Твардовский посвятил своё стихотворение, написанное в 1943 году, не какому-то другому, мифическому Громаку, а именно нашему. Ивану.

Давайте ка вспомним его содержание:

ИВАН ГРОМАК

Не всяк боец, что брал Орел, Иль Харьков, иль Полтаву, В тот самый город и вошел Через его заставу. Такой иному выйдет путь, В согласии с приказом, Что и на город тот взглянуть Не доведется глазом… Вот так, верней, почти что так, В рядах бригады энской Сражался мой Иван Громак, Боец, герой Смоленска. Соленый пот глаза слепил Солдату молодому, Что на войне мужчиной был, Мальчишкой числясь дома. В бою не шутка — со свежа, Однако дальше — больше, От рубежа до рубежа Воюет бронебойщик… И вот уже недалеки За дымкой приднепровской И берег тот Днепра-реки И город — страж московский. Лежит пехота. Немец бьет. Крест-накрест пишут пули. Нельзя назад, нельзя вперед. Что ж, гибнуть? Черта в стуле! И словно силится прочесть В письме слепую строчку, Глядит Громак и молвит: "Есть!" Заметил вражью точку. Берет тот кустик на прицел, Припав к ружью, наводчик. И дело сделано: отпел Немецкий пулеметчик. Один отпел, второй поет, С кустов ссекая ветки. Громак прицелился — и тот Подшиблен пулей меткой. Команда слышится: — Вперед! Вперед, скорее, братцы!.. Но тут немецкий миномет Давай со зла плеваться. Иван Громак смекает: врешь, Со страху ты сердитый. Разрыв! Кусков не соберешь — Ружье бойца разбито. Громак в пыли, Громак в дыму, Налет жесток и долог. Громак не чуял, как ему Прожег плечо осколок. Минутам счет, секундам счет, Налет притихнул рьяный. А немцы — вот они — в обход Позиции Ивана. Ползут, хотят забрать живьем. Ползут, скажи на милость, Отвага тоже: впятером На одного решились. Вот — на бросок гранаты враг, Громак его гранатой, Вот рядом двое. Что ж Громак? Громак давай лопатой. Сошлись, сплелись, пошла возня. Громак живучий малый. — Ты думал что? Убил меня? Смотри, убьешь, пожалуй! — Схватил он немца, затая И боль свою, и муки: — Что? Думал — раненый? А я Еще имею руки. Сдавил его одной рукой, У немца прыть увяла. А тут еще — один, другой На помощь. Куча мала. Лежачий раненый Громак Под ними землю пашет. Конец, Громак? И было б так, Да подоспели наши… Такая тут взялась жара, Что передать не в силах. И впереди уже "ура" Слыхал Громак с носилок. Враг отступил в огне, в дыму Пожаров деревенских… Но не пришлося самому Ивану быть в Смоленске. И как гласит о том молва, Он не в большой обиде. Смоленск — Смоленском. А Москва? Он и Москвы не видел. Не приходилось, потому… Опять же горя мало: Москвы не видел, но ему Москва салютовала.

Правда, сам Громак о существовании посвящённого ему стихотворения и вправду ничего не знал — вплоть до исторической встречи с однополчанами, которая состоялась в Москве аж в 1965 году, в честь 20-летия Великой Победы.

И кого ему удалось отправить к праотцам там, под Смоленском, — тоже долго не ведал.

А немец попался непростой.

Знатный, можно сказать.

Конечно, не гауляйтер НСДАП. Но тоже немалая шишка — кадровый офицер, фотолюбиль, никогда не расстававшийся со своим модным аппаратом и скрупулёзно фиксировавший на плёнку все выдающиеся "подвиги" — личные и сослуживцев.

Именно в его планшете были обнаружены уникальные снимки казни Зои Космодемьянской, после чего мир и узнал об этом зверском преступлении фашистов.

Вот такие дела…

5

В двадцатых числах марта 1944 года части 1-й танковой армии генерала Катукова вышли к Днестру.

Эх, форсировать бы эту водную артерию прямо сейчас, с ходу, с лёту!

Да как?

Тылы ещё не подоспели; квалифицированных (да что там квалифицированных — любых!) сапёров днём с огнём не найти — кто будет наводить переправу?