Гений среди растений

Он неопределённо повёл плечом — столица же. Ничего нового.

— Как дрянь приживается?

«Пуговка» прививки, будто почуяв, тут же зачесалась. Андрей неосознанно пошкрябал ногтями плечо.

— Работает, — неопределённо ответил он, — но я как будто в другом мире, и…

— Не ты один, Андрюх, не ты один…

Спецкниги, особая формула сигарет, тлеющих вдвое быстрее… Да что там — синдромом эпохи стало крохотное изменение привычного уже всем видеоплеера на Ютубе. Мир принял их, подстроился.

А справились ли они?

Нет, надо вернуться чуть раньше.

— Мы не выстоим сами, понимаешь? Мне самому поперёк горла, что из меня жандарма делают — я другому учился! Но, блин! Нам нужен либо кровавый тиран, либо новые орды гуннов. Империя прогнила и катится в ад, а история учит, что гнилую империю всегда сжигают дикари. Ты думаешь, я от большого удовольствия не выхожу на пенсию и штаны тут просиживаю?

Андрей покачал головой. Дядька любил говорить глупые и злые вещи. И нисколько не легче оттого, что правдивые. Оттого, что волонтёрские организации, центры помощи — снесены и проданы. Места имени человечности и взаимопомощи не приносят прибыли, вот и живут недолго. Последним оплотом помощи ближнему своему осталось место, куда его давным-давно зазывал батин брат. Министерство Чрезвычайных Ситуаций, спасатели.

Что ж, дозвался. Человек в смертельной опасности ищет лишь убежища и пропитания, а поисками виноватых можно заняться и потом. Лишь звучали порой из радиоточки разрозненные имена: «Свободный День», интернет-апокалипсис, «Экзюпери», Снайдер…

Он знал, что если хватит дури открыть окно и поднять освинцованный щит, то прямо под окнами так и будет висеть перекошенная рожа очередного партийного святого. Этот-то явно жив, на чистых воде и воздухе, на сухпае госрезерва, размахивает корочками и требует «прислать и разобраться».

Тьфу.

«А как же мы? — пусть и не так ярко, как раньше, но ворочалось внутри. — Разве мы не заслуживаем жизни и помощи? Полезное дело делаем, работаем…»

Им всё равно. Главное — бабки, бабки, не в обесценившихся деревянных и дохлых президентах, а в евро. Желательно, в новых. И кто-то очень неплохо наварил капитала на уничтоженных районах города, заработал славу, репутацию, пока присланные военкомом перепуганные солдатики тысячами дохли от радиации и «прививки».

Он сам был таким, выбравшим гражданскую службу в спасателях — средний, невыразительный, кинь взгляд на улице — забудешь через мгновение. Повезло лишь с родичем под погонами. Ну и, конечно, с тем самым необъяснимым в крови, что позволило пережить инъекцию.

Простая арифметика: Чернобыль тушили и чистили более полумиллиона человек. Справились еле-еле, потеряли ЧЗО. И это была победа.

Сейчас же на весь город осталось две штаб-квартиры МЧС, в строю не более двух сотен сотрудников. Сколько из них пережили «укол», Андрею не сообщали. Но вряд ли больше десяти процентов. Районы безвозвратно потеряны, обнесены бетонными стенами, накрыты надувными куполами, чтобы не разносили заразу. Люди живы. И всё равно это — поражение.

До того, как начали выпадать волосы и ногти, всё было просто: офицер сказал — вот лопата — копать, вот завал — разбирать. В компанию ему поставили коротко стриженную девушку, при знакомстве отрекомендовавшуюся как агент Дэ. Она не лезла в душу, не задавала лишних вопросов, работала не меньше Андрея, а, может, даже и больше — и за то он был благодарен напарнице. Может быть, у них и получилось бы подружиться, познакомиться поближе, вот только, несмотря на горстями жрущийся «Б-190», на защитные комплекты, на всё то, что только смогло придумать человечество с 1986 года против открытой радиации…

Дядя устроил форменный скандал — сначала узнав об анализах племянника и его развивающейся лучевой, потом — в ответ на приказ об обязательной вакцинации. Наорал на кого-то из чинуш, столичному хрену в рыло дал. И первым же подставил плечо под пневмошприц. Родственники же, если он выживет, то Андрей точно справится. Выжил.

— Имперские порядки, мать их, — уже не так истово делился он в курилке, выйдя из затяжного обморока. — Лишь в нашем великом государстве могли испытывать необкатанную вакцину с кучей побочек на тех, что держат последнюю линию обороны. Андрюха, если хочешь — у меня есть знакомые в Европе, самая лучшая клиника…

Андрей был вторым в отделении, кто пережил инъекцию. Хотя даже не в числе первого десятка. Коллеги с севера зашевелились чуть раньше.

На самом деле, идея такая же шикарная, как и всё в империи. Давайте относиться к радиации и заражению как к болезни! Один хрен мы не умеем ничего лечить, только указывать таблетками, кого фагоцитами травить. Пускай теперь организм сам проверяет уровень заражения и борется с ним. А мы ему покажем пальцем.

Вышло, правда, как всегда. Бред, запредельные температуры и почти стопроцентный шанс отправиться в морг в обмен на что? На ускорение обмена веществ? Оказалось, облажались и здесь. Операция, ещё одна, восстанавливающая терапия — и однажды он открыл глаза в крайне медленном мире.

Медленном и равнодушном. Будто ледяной барьер встал вокруг, отсекая от боли, горечи. Дом, испарившийся вместе с семьёй, любимая девушка, друзья, знакомые, перспективы — всё это больше не трогало, не заботило.

— Вы будете новым человеком. Человеком думающим. Когнитивным.

Остался только пустой, выхолощенный разум. Обезличенный до почти полной утраты собственного «я». Даже не порадовало известие о том, что алтарь золотого тельца всё же снесло ударом, и он больше не уродует образ города. Во-первых, ни в чём «Газпром» не виноват, а во-вторых… После случившегося хуже уже просто не будет.

В мире беспросветного равнодушия чем-то значимым осталась лишь учёба. Учёные изучали его, проверяли реакции, способности к обучению, здоровье, самочувствие, потихоньку повышали нагрузки. И давали лишь полезные, прикладные знания: по переделке и консервации домов, по дезактивации почвы и воздуха, по оказанию первой медицинской помощи. Утратившего личность безымянного нарекли однобуквенно. Эс. Одного из двадцати выживших — с «А» до «У». Отправили помогать городу, разбирать завалы, хоронить уцелевшие тела, эвакуировать неактуальные более автомобили, собирать заражённые почву и асфальт, упаковывать в пластиковые чехлы и вывозить на один из радиоактивных пустырей — так называемых «безрайонов».

И городить, городить всё новые и новые стены, перекраивать карту города, разбивать бывшие районы и улицы, сносить дома, которые уже никак было не спасти. Что-то пытались, что-то не могли, где-то улица фонила так, что счётчик захлёбывался, а где-то просто удачно проходила граница новых районов — агломераций. Живучесть агентов позволяла им спасать истерзанный город, отводить людей в относительно безопасные места, расселять по подготовленным под новые реалии домам.

И спасли! Спасли-таки! Может, год, может, больше — но однажды оказалось, что выжившие гражданские живут и жить будут, налажены поставки рационов, лекарств и дезактивирующей смеси, восстановлены насколько можно коммуникации. Война закончилась, оставив лишь пострадавших.

Одним из таких пострадавших оказался и Эс. Инвалид по сути, живущий будто на другой планете, неспособный ни на что, кроме выживания в условиях радиоактивного заражения, не умеющий ничего, кроме разбора завалов. Правительство отдарилось цидулькой и наградными часами, списало инвалида в запас и умыло руки. Зачем? Почему?

Первое время агент чувствовал себя странно. Не сделав ни единого выстрела, он, тем не менее, превратился в ветерана войны со всеми присущими — бессонницей, посттравматическим расстройством и полной неприспособленностью к жизни в гражданском обществе. Раньше он встречал таких людей, видел их взгляды. Чаще всего на инвалидной коляске, с гитарой в руках, с песнями о том, как краснели снега от рубиновой крови. И он сам такой.